— Полагаю, что Келю будет угоден такой исход дела. Надо принести жертву.
— О, за богатой жертвой Келю дело не станет.
— В таком случае, я полагаю, что эта история пойдет всем на пользу. Заговорщики будут казнены, Император получит зримое подтверждение верности своих слуг, ты, вероятно, станешь сенатором, доходы которого милостью Императора превышают доходы наместника, даже такой прекрасной провинции, каковой, несомненно, является Кервина. Ну, а я… Я быстрее получу назад одолженные тебе деньги.
Верховный Инквизитор Толы отец Сучапарек избавился от наивности в далёком босоногом детстве. Это не значило, что он не верил в успешный исход тех предприятий, в которые ввязывался, напротив. Их-то он всегда пытался довести до нужного ему окончания и, как правило, это удавалось. Но победы не падали в руки в результате благоприятного стечения обстоятельств, а добывались трудом и терпением. Сучапарек находил это правильным и разумным: ежели благодеяния будут сыпаться без труда, то на вершину власти сможет забраться каждый дурак. Заберётся, а потом таких дров наломает, что ой-ой-ой… Нет уж, установленный богами порядок куда как правильнее: чтобы влезть на новую ступеньку, надо сокрушить того, кто там обосновался. А у того тоже челюсти крепкие, и неизвестно наперёд кто кого съест. Жизнь — борьба, выживает сильнейший.
Из тех же принципов инквизитор исходил и в оценке тех проблем, которые ему, в соответствии со статусом, надлежало решать и за решение которых предстояло отвечать перед наместником Императора и Центральным Капитулом. Самым важным на текущий момент было изничтожить оборотня. Каждый день, пока тварь оставалась в живых, мог принести отцу Сучапареку массу самых серьёзных неприятностей. Инквизитор ещё четверо суток назад велел брату Флахбарту будить себя в любое время ночи, если придёт весть о нападении твари на людей, но, хвала богам, пока обходилось. И эта ночь прошла столь же спокойно, как и предыдущие. Другое дело, что столь необычное поведение оборотня само по себе усиливало тревогу: непонятное всегда пугает. Пять ночей оборотень не покидает город — и ни одного нападения. Это нуждалось в объяснении, если не для наместника, то хотя бы для себя, но никакого объяснения не было ни у самого отца Сучапарека, ни у подчинённых ему инквизиторов Меча.
Увы, в этом плане ночь новых вестей не принесла. Проснувшись, отец Сучапарек первым делом посетил тайную комнату, дабы взглянуть на Древо Долга. Ярко-красный рубицель всё так же мерцал кровавым светом, подтверждая, что оборотень находится где-то в черте города. С соседней ветки отбрасывал зеленоватые отблески огранённый в виде сосульки берилл, чувствовавший присутствие Приёмной Дочери Императора. Верховный Инквизитор позволил себе улыбнуться: при других обстоятельствах блеск почуявшего присутствие эльфа камня послужил бы поводом к жуткому переполоху, но сейчас можно было ничего не опасаться. Ни одному эльфу в мире не могло прийти в голову выдать себя за Истребительницу. Дело даже не в риске, хотя жестокость казни такого самозванца, конечно, превзошла бы все известные до сего времени расправы. Гораздо важнее была сила ненависти, которую испытывали нечки к тем, кто предали себе подобных и обрекли на уничтожение весь эльфийский род. Когда-то, во времена большой войны с лесным народом, их было чуть больше трёх дюжин — тех, кто решил купить свою жизнь ценой жизни своего народа. Император Констанций заплатил честную цену. Все ушастые стали его приёмными детьми и получили право на жизнь, но только до тех пор, пока занимались истреблением нечек и чудовищ. Эльфы не умирают от старости и болезней, их жизнь можно отнять лишь силой. Пульхерий заставил предателей играть со смертью и в этой игре мог быть только один конец. Как бы не были опытны и искусны Истребители, но рано или поздно они совершали ошибки — и тогда те, с кем они боролись без пощады и правил, уничтожали оплошавших — так же без пощады, правил и милосердия. Сколько сейчас осталось от тех трёх с небольшим дюжин? Не больше полудюжины, это точно. Не зря же отец Сучапарек, услышав, что его ожидает эльфийка, даже не подумал о том, что это может быть Приёмная Дочь Императора. Раньше он с Истребителями никогда не встречался, а ведь ему, между прочим, уже тридцать седьмая весна, большая часть жизни уже прожита.
Взгляд Инквизитора перебрался на изливающий густо-зелёный свет изумруд. Дракон. Как бы ни было важно разобраться с оборотнем, но о драконе забывать было нельзя. Потому что о драконах нельзя забывать никогда. Эти твари слишком злобны, коварны, хитры и неимоверно сильны. Сильны даже сейчас, когда растеряли большую часть своего былого могущества. В старину, пока богоугодный Каррад не связал их заклятьем, выпившим из крылатых чудищ большую часть их сил, драконы просто не имели себе равных противников. Говорят, древние драконы размерами превосходили теперешних втрое, а то и вчетверо. Говорят, они могли изрыгать пламя, сжигающую кислоту или удушающий газ. Говорят, они наводили вокруг себя парализующий всё и вся ужас. А ещё говорят, что они были столь искусны в маги, что лучшие из человеческих чародеев не могли с ними соперничать в силе и мастерстве.
Возможно, что в этих рассказах есть изрядная доля преувеличений, и всё же большая их часть была абсолютно правдива. В юности, проходя обучение, Сучапарек прочел немало древних рукописей, повествующих о могуществе драконов. Даже сейчас, лишившись многого, выродившись и одичав, драконы всё ещё не превратились в жалких тварей, которых бы мог зарубить первый же встречный воин, но оставались сильным и опасным противником человечества.
Увы, слишком многие этого не понимали. Отец Сучапарек досадливо поморщился, вспоминая ланисту Луция Констанция. Старший гражданин, бывший легионер, ослепленный блеском золота, видел не дальше собственного носа и вел себя столь же глупо, как последняя базарная торговка. Понятно же, что долг каждого честного человека — уничтожить дикого дракона. Только те, кто вылупились из яиц на императорских фермах, могут из милости людей получить на жизнь. Дикарей же надо истреблять без жалости и рассуждений.
Казалось бы, не понимать этого невозможно, но богатство развращает людей. Ланиста хочет заработать на боях с участием твари. Заработать-то можно, но дракон всегда останется драконом, а значит — врагом людей. И при первой же возможности попытается бежать. То, что Луций «укрощает» тварь — даже не смешно. Сказка для тех, кто никогда не видел драконов и ничего о них не знает. Лишение воды и питья способно сломить всякую мелочь вроде огров и людей-ящеров, но драконов — никогда. При первом же удобном случае запертая в школе Луция тварь покажет зубы, в этом отец Сучапарек был уверен. Хорошо, если при этом пострадает только ланиста и его люди: дураку и смерть дурацкая. Но вот допустить того, чтобы дракон вырвался за пределы школы и принёс хаос и смерть на улицы Толы, было никак нельзя. Поэтому Верховный Инквизитор каждую додекаду наведывался к Луцию Констанцию и склонял его к тому, чтобы забить тварь. Отставной додекан, хоть и признавал, что дракон никак не желает смириться со своей участью, до сих пор всё же не потерял мысли вытащить тварь на Арену и с предложения инквизитора категорически отвергал.
Итак, оборотень и дракон. Оборотень и дракон. Остальные дела могут подождать. Утвердившись в целях на день, Верховный Инквизитор покинул тайную комнату: подошло время утренней молитвы.
В это утро молитву в кумирне Вальдского замка совершал и отец Гален, старший из жрецов Аэлиса в Толе. После молитвы Верховный Инквизитор пригласил священника к завтраку. Честно говоря, сотрапезником Гален был отвратительным, но отцу Сучапареку было просто необходимо обсудить с адептом бога смерти один крайне важный вопрос.
Завтрак накрыли в пиршественном зале, размещавшемся в правом крыле замка. Сказать по правде, Сучапарек чувствовал себя немного неуютно: холл подавлял размерами. В нём было приятно устраивать большую громкую пирушку, чтобы вино рекой, чтобы песни, чтобы много смеха. А когда за длинным, способным вместить не одну дюжину сотрапезников, потемневшим от времени столом сидят всего два человека — это действует угнетающе. Сразу и гобелены начинают казаться тёмными и зловещими, и потолок теряется где-то во тьме, лишь еле различаются отдельные тёмные балки перекрытия, и свет Ралиоса, льющийся сквозь высокие застеклённые окна кажется тусклым, хотя за ночь ветер с моря разогнал тучи, а стекло куда как прозрачнее слюды.
