– Я этого не говорила. Мы этого не знаем.

Луис поднял руку и начал перебирать косички. Вырвав несколько выбившихся волос, он стал молча накручивать их на пальцы.

– Я удивлена, что тебя это трогает, – огрызнулась Вэл, давая выход бессильному гневу. – Вот уж не думала, что ты сочтешь убийство фейри чем-то важным!

– Ты меня считала убийцей, да?

Луис отвернулся от нее.

Вэл понимала, что ведет себя жестоко, но слова слетали с губ словно живые, как пауки, червяки и жуки, спешившие вылезти из ее рта.

– Конечно считала. Все твои разговоры о том, что фейри опасные – а потом вдруг, ну надо же, их травят крысиным ядом! Если бы ты догадался, что Дэйв – отравитель, то что бы сделал? Стал бы его останавливать?

– Конечно стал бы! – отрезал Луис.

– А, перестань! Ты же ненавидишь фейри!

– Я их боюсь! – крикнул Луис, а потом глубоко вздохнул и заговорил ровным голосом. – У отца было Зрение, и это свело его с ума. Мама умерла. Брат в ступоре. А я в семнадцать – одноглазый бродяга. Страна фейри – это сплошной праздник.

– Ну, так открывай шампанское, – сказала Вэл, подойдя к нему так близко, что почувствовала жар его тела, и обвела рукой комнату. – Еще один из них мертв.

– Я совсем не то говорил. – Луис отвернулся от нее.

Яркий свет смывал с его лица все краски. Он подошел к телу Равуса, протянул руку, чтобы потрогать камень, и тут же отдернул ее, словно мог обжечься.

– Я просто не знаю, что мы можем сделать.

– Кого, по-твоему, должна отравить Мабри для Силариаль? Это наверняка кто-то из Зимнего Двора.

– Равус называл его Ночным.

Вэл прошла к карте, висевшей на стене в кабинете Равуса. Там, за пределами подробной схемы Нью-Йорка, далеко от булавок, отмечавших каждую смерть, были две черные метки: одна в глубине штата Нью-Йорк, вторая – в Нью-Джерси. Она прикоснулась к булавке, воткнутой в Джерси.

– Это здесь.

– Но кого? Мы в этом совершенно не разбираемся!

– Разве не там появился новый король? – спросила Вэл. – Мабри говорила что-то о середине зимы. Может быть, она должна была обеспечить именно его смерть?

– Может быть.

– Но даже если не он – это не имеет значения. Нам нужно только узнать, где она находится.

– Но людям не положено бывать при Дворах, особенно при Зимнем. Даже большинство фейри отказываются там появляться.

– Мы должны отправиться туда и забрать сердце Равуса. Если мы этого не сделаем, он умрет.

– И что мы будем делать? Явимся туда и попросим, чтобы нам его отдали?

– Более или менее, – ответила Вэл. Вставая, она увидела, что на полу рядом со стеблями асфодели и плодами шиповника лежит крошечный пузырек с наркотическим зельем. Она подняла его.

– А это зачем? – спросил Луис, хотя наверняка прекрасно знал ответ.

Вэл вспомнила Дэйва, но даже его образ с высохшей кожей и почерневшими губами не уменьшил ее жажды наркотика. Снадобье может ей понадобиться. Оно необходимо ей уже сейчас. Одна щепотка – и вся эта боль пройдет.

Но пока девушка запихнула пузырек в рюкзак, выудила оттуда обратные билеты, купленные несколько недель назад, и протянула их Луису.

Вэл несколько секунд сидела на месте, а потом начала беспокойно расхаживать по вагону. Каждый раз, когда кондуктор проходил мимо, она спрашивала у него, какая остановка следующая, не опаздывают ли они и нельзя ли ехать быстрее. Он отвечал, что нельзя, и спешил уйти, бросая взгляд на меч, завернутый в грязное одеяло и перевязанный шнурками от ботинок. Когда Вэл садилась в поезд, ей пришлось показать рукоять и объяснить, что это просто стеклянное украшение. Она сказала, что доставляет покупку.

Луис тихо разговаривал по мобильному телефону Вэл, повернув голову к окну. Сначала он обзвонил все больницы, какие только смог вспомнить, и только потом догадался позвонить на мобильник Рут. Теперь, когда он наконец с ней связался, его оставило напряжение: он перестал впиваться пальцами в брезент рюкзака и сжимать челюсти с такой силой, что у него судорожно дергались щеки.

Луис закончил разговор.

– У тебя телефон почти разрядился.

Вэл кивнула.

– Что она сказала?

– Состояние Дэйва критическое. Лолли сбежала. Она не выносит больниц – ненавидит запахи или еще что-то. Рут там пришлось нелегко, потому что она отказалась говорить, что Дэйв принял. И, конечно, ей не разрешают его видеть, потому что она не родственница.

Вэл подергала разорванный край пластиковой обивки и, раздувая ноздри, несколько раз вздохнула. Она почувствовала новый прилив ярости, которая и так была невыносимо сильной.

– Может, ты…

– Я ничего не смог бы сделать. – Луис отвернулся и смотрел в окно. – Он не выживет, да?

– Выживет, – решительно заявила Вэл. Она может спасти Равуса. Равус спасет Дэйва. Это словно черные костяшки домино, установленные извилистыми рядами, и самое главное – их не опрокинуть.

Глядя на свои руки в занозах и пятнах грязи, Вэл не могла представить, что они могут кого-то спасти. Мысли остановились на флаконе у нее в рюкзаке. Снадобье соблазняло, обещало сделать ее быстрее, сильнее и прекраснее. Но Вэл не допустит глупостей и не станет такой, как Дэйв. Не больше щепотки. Не больше одного раза за сегодняшний день. Просто оно необходимо ей сейчас, чтобы держать себя в руках, погасить ярость и горе и одолеть Мабри.

Луис устроился на противоположном сиденье, закрыв глаза и скрестив руки на груди. Его голова лежала на рюкзаке Вэл, который он приткнул к металлической раме окна. Он даже не заметит, если она тихо уйдет в туалет.

Вэл встала, но что-то привлекло ее взгляд. Край одеяла съехал, открыв рукоять стеклянного меча, казавшегося в солнечном свете воздушным. Он напомнил Вэл про сосульки в волосах матери Равуса.

Равновесие. Как у искусно изготовленного меча. Идеальный баланс.

Она не сможет доверять себе, если внутри ее будет кипеть зелье, делая ее то опасной или рассеянной, то мечтательной или сосредоточенной. Неуравновешенной. Лишенной баланса. Вэл не знала, долго ли сможет удерживаться от искушения его принять, но заставила себя оттянуть этот момент еще на секунду. И на следующую секунду тоже. Вэл закусила губу и снова начала расхаживать по проходу.

Вэл и Луис сошли на остановке Лонг-Бранч. Они выскользнули на бетонную платформу, как только двери начали открываться. Несколько такси с желтыми маячками на крышах ждали у станции.

– Что будем делать теперь? – спросил Луис. – Где мы, к черту?

– Идем ко мне домой, – ответила Вэл. – Нам нужно одолжить машину.

Взяв меч за рукоять, она положила завернутый клинок себе на плечо и пошла вперед.

Кирпичный домик казался меньше, чем Вэл его помнила. Побуревшую траву засыпало листьями, деревья стояли черные и голые. Перед домом они увидели красную «миату» матери Вэл. Машина была припаркована на улице, хотя матери полагалось находиться на работе. Щиток покрывали смятые салфетки и пустые стаканчики из-под кофе. Вэл нахмурилась: матери не свойственна неряшливость.

Вэл открыла сетчатую дверь, чувствуя себя словно во сне. Все казалось одновременно и знакомым, и странным. Входная дверь была не заперта, телевизор в гостиной не работал. Несмотря на то, что день клонился к вечеру, свет в доме не горел.

Вэл стало не по себе, потому что она снова оказалась в гостиной, где увидела Тома с матерью, но еще более непонятным было то, что эта комната показалась ей очень тесной. Каким-то образом комната росла в воображении, пока не стала такой огромной, что невозможно было представить себе, как ее пересечь, чтобы попасть в собственную спальню.

Вэл сняла меч с плеча и бросила рюкзак на диван.

– Ма? – тихо позвала она.

Ответа не было.

– Просто найди ключи, – посоветовал Луис. – Прощение получить проще, чем разрешение.