Светящиеся полосы - след витков электричества - сливаются в сплошное яркое пятно. Мы входим в ядро Земли.
В недрах земного ядра нас ждала невесомость... Таланин сравнительно быстро освоился с этим состоянием... Зато Егоров приспосабливался к нему болезненно. Пришлось даже на некоторое время запретить ему вести исследования. Но теперь неприятности позади. Павел Дмитриевич даже уверяет, что никогда так хорошо себя не чувствовал...
Егоров полулежит в металлическом кресле в моей лаборатории. Он привязан к креслу широкими ремнями. На его голове шлем с датчиками электроэнцефаллоскопа.
На экране прибора множество светящихся точек. Это так называемая мозаика биотоков.
Я выключаю прибор, помогаю Егорову снять шлем, освобождаю его от пут ремней.
С некоторым затруднением Егоров достает до высоких магнитных башмаков и просовывает в них ноги.
- Теперь можно встать и даже сделать разминку.
Движения на редкость легки и свободны...
- Смешно... - говорит Егоров. - Земное притяжение действует с равной силой во все стороны. Под нами ничего нет. Мы - подо всем. Верх здесь, и здесь, и здесь...
Насвистывая какую-то мелодию, Егоров бредет вдоль металлической магнитной дорожки, которая теперь расстелена во всех отсеках корабля.
Боковые отсеки используются для выращивания "витаминной доли" нашего рациона. В аквариумах здесь зеленеет хлорелла, а в пластмассовых трубах с питательной жидкостью растут настоящие земные овощи.
Дежурство на "огороде" было, пожалуй, одним из наиболее популярных видов отдыха на корабле.
Во время болезни Павел Дмитриевич был освобожден и от этой приятной обязанности. Едва став на ноги, он сразу же отправился в боковой отсек.
Мы были во власти хорошего настроения.
Мог ли кто предполагать, что посещение "огорода" приведет к непоправимой беде?
Таланин выполнял обязанности дежурного у приборов. Я с удовольствием подводил некоторые итоги "подземной медицины".
Благодаря продуманному режиму, чередованию труда и отдыха, рациону, включающему в себя достаточное количество витаминов, а также системе регенерации воздуха, принятой на корабле ионизации и многим другим продуманным и предусмотренным факторам можно было утверждать, что длительное пребывание в глубинах Земли не отражается на здоровье недронавтов.
Опасения медиков о возникновении у человека особого состояния - глубинной болезни - оказались необоснованными.
Все это я записывал в свой журнал, когда в репродукторе прозвучал хриплый голос Егорова:
- Сережа, Федя... Слышите меня? В боковом отсеке радиация!
Неужели я проглядел показания приборов? Нет, стрелки, сигнальные лампочки совершенно невозмутимы. Приборы не зарегистрировали какого-либо повышения радиации на корабле.
- Павел Дмитриевич! - Я стараюсь говорить спокойно. - Я слышу вас. Объясните, что случилось?
- Сюда не входить! Возможно, новая разновидность радиации.
Быть может, мне это только кажется, но говорит он очень медленно. Еще медленней доходит до моего сознания страшный смысл его слов.
- Ампулу! - кричу я в микрофон. - Вводите ампулу! - А сознание уже захлестывает другая мысль: не поздно ли? Ведь препарат действует только до облучения. Только до...
- Павел Дмитриевич! - снова кричу я.
Ответа нет.
Почти одновременно со мной Егорова зовет и Таланин. Значит, и он не слышит боковой отсек.
Я выхватываю из кармана ампулу с иглой и уже на ходу, выбегая из лаборатории, подношу ее к руке.
В лифте мы сталкиваемся с Таланиным.
Он показывает красный подтек на руке...
Мы вбегаем в огородный отсек.
У Егорова лицо словно выбелено мелом.
Он стоит, упершись в стену. В руке у него неиспользованная ампула. Я выхватываю ее. Но он, не глядя на меня, славно пьяный, машет рукой: поздно...
Я поворачиваю лицо туда, куда смотрит сейчас Егоров своими большими невидящими глазами.
На пластмассовых трубах листочки салата как-то непомерно разрослись. Самое невероятное - они продолжают увеличиваться. Словно заснятые специальной кинокамерой, они становятся вдвое, втрое больше и тут же на глазах начинают блекнуть и сворачиваться.
И в это время раздается первое щелканье дозиметров, упрятанных в наших карманах.
Егоров смотрит на часы.
- Опережение восемь с половиной минут... - говорит он. - Это очень важно.
Одна за другой гаснут за его спиной зеленые лампочки. Вместо них загораются желтые. А кое-где и красные.
- В двух словах: это новая разновидность радиации. Она не связана с распадом тяжелых атомов. - Егоров начинает медленно сползать по стене на пол. Мы подхватываем его.
- Ты выведешь корабль, Сергей, я знаю...
Павел Дмитриевич смотрит на меня, словно силясь узнать.
- Вот так-то, доктор. В двух словах... Страшная волна грохота настигает корабль. Заглушает последние слова Егорова...
Быть врачом, видеть, как умирает человек, и знать, что бессилен ему помочь!.. Есть ли в жизни более суровое испытание?
Павел Дмитриевич Егоров умер, так и не придя в сознание... Большой ученый, строгий и добрый друг!.. С нами на корабле остался его голос, сохранившийся на магнитной ленте, остались его мысли, которыми он так щедро заполнял страницы своих дневников.
Читая дневники Егорова, всякий раз мы с удивлением и восхищением открывали все новые и новые грани его самобытного таланта.
"...По сути, вся мантия Земли представляется мне гигантским бурлящим котлом, заключенным в стокилометровое гранитное кольцо. Когда в том или ином месте кольцо не выдерживает напряжений, происходит авария - землетрясение.
Землетрясение - это мгновенное явление. Но ему предшествует длительный процесс количественных изменений, процесс накопления энергии.
А если мы системой особых датчиков, погруженных в недра, станем снимать эти напряжения, непосредственно превращая их в электричество? Тогда мы предупредим аварии, и человечество станет обладателем превращенной в электричество геологической энергии, размеры которой безграничны..."
Вот следующая запись:
"Корабль уже несколько суток плывет в ядре планеты в среде жидкого железа и никеля. Ядро представляется мне гигантским литейным ковшом. Я мечтаю о металлургии будущего. О том времени, когда сюда пробурят скважины. Давление газов само выхлестнет металл на поверхность. Это будет легированная никелем, нержавеющая пеносталь.
Из нее отольют гигантские плотины, которые перегородят моря и соединят континенты... Из пеностали будут лить дороги. Из этого металла смогут возводить остовы высочайших сооружений. Да разве все сразу придумаешь?.."
Еще и еще листаю страницы.
"...Мы прошли земную вертикаль от поверхности до самого центра планеты. Мы узнали, как зародилась на ней жизнь, увидели, как образуются ископаемые, как концентрируется энергия и переходит из одной формы в другую... Но мы так и не узнали первопричины многих из этих явлении, не смогли раскрыть законы жизни самой планеты... Что такое жизнь? Сейчас на этот вопрос ответить труднее, чем сотню лет назад. Живет человек на теле Земли. Но живет и Земля. Мы ощущаем ее огненное дыхание. Дважды в сутки поднимается и опускается почти что на полметра ее могучая грудь... Остается признать одно: геологическая жизнь планеты подчинена законам более общим, чем те, которые мы пока обнаружили. Земля - не висящий в безвоздушном пространстве шар. Она, как и всякое космическое тело, живет общей для планет и звезд космической жизнью. И взрывы на Солнце, и бури на Марсе, и таинственные катаклизмы на Сатурне и Уране, так же, как и перемещение магнитного поля Земли, как движение материков и многое, многое другое, находится во взаимосвязи, подчиняется законам более общим, чем закон всемирного тяготения...
Быть может, когда мы вернемся на Землю и сверим свои наблюдения с наблюдениями астрономов и астрофизиков, нам удастся обнаружить проявление этих законов. Может быть... Во всяком случае, геология должна выйти за пределы Земли. Геология Земли - это крохотный раздел рождающейся на наших глазах более общей науки - геопланетологии. Она, геопланетология, поможет нам познать великое единство мира..."
