Лао Ли не настолько себя любил, чтобы очень уж дорожить здоровьем. Если, бывало, разболится голова или поднимется температура, все это, полагал он, пройдет само собой. Когда же случалось что-либо серьезное, он обращался не к врачам, а к Чжан Дагэ - у того были лекарства от всех болезней, даже от скарлатины и дифтерита.

Почувствовав на этот раз, что заболел всерьез, Лао Ли боялся одного: как бы в бреду не выдать сердечную тайну. Тогда скандала с женой не избежать.

Он крепился изо всех сил, пытался внушить себе, что здоров, и с самого утра решил прогуляться. На улице было по-новогоднему тихо и безлюдно, магазины закрыты, случайные прохожие были нарядно одеты и улыбались. Сделав несколько шагов, Лао Ли повернул обратно: голова, казалось, весит тысячу фунтов, а в ногах ощущалась необыкновенная легкость, будто они были из ваты. Лао Ли шел, стиснув зубы. Дома он взглянул на себя в зеркало и увидел воспаленные белки, словно обрызганные красным лаком. Он никому ничего не сказал и, как был, не раздеваясь, опустился на стул.

Потом вдруг встал, взял шапку и начал перебрасывать ее из руки в руку, как мяч.

- Пап, ты во что играешь? - спросил Ин.

Лао Ли знобило, он бросил шапку, снова взял, сказал мальчику что-то невразумительное, прошел в спальню и повалился на постель…

Очнулся Лао Ли лишь на пятый день нового года и, не открывая глаз, почувствовал, как кто-то коснулся его лба. Он узнал шершавую руку жены, медленно приподнял веки: жена, непричесанная, с воспаленными глазами, постаревшая, сидела у его постели. Только глаза ее светились какой-то удивительной добротой. Лао Ли снова опустил веки - не было ни сил, ни желания думать. Он чуть не умер, но жена выиграла сражение. Он лежал беспомощный, как малый ребенок, она ухаживала за ним, и теперь он обязан ей жизнью.

Ему хотелось навсегда остаться больным, раз уж не удалось умереть. Но он поправлялся, хотя и медленно. Жена по-прежнему проводила ночи у его постели, а когда он начал вставать, долго не выпускала из дому. Она, казалось, забыла обо всем на свете, для нее существовал только он один. Она не знала, как его утешить, как облегчить его страдания, лишь говорила:

- А мы оставили тебе новогодние лакомства. Поправляйся скорее, поешь.

Лао Ли все было безразлично. Но однажды среди ночи - он как раз не спал - жена вдруг закричала: «Отец Ин, отец Ин!» Лао Ли потряс ее за плечо. Она проснулась.

- Ты звал меня?

- Нет, не звал.

- Значит, приснилось… - Она умолкла.

Лао Ли не мог уснуть, его одолевали раздумья, душили слезы.

Когда жена ушла за лекарством, Лао Ли позвал сынишку:

- А где Лин?

- У приемной мамы.

- Приемная мама приходила?

- Приходила. И Чжан Дагэ тоже.

- Какой Чжан Дагэ? - Лао Ли сначала не понял, о ком речь, потом рассмеялся: - Ин, он тебе не приятель, называй его дядей Чжаном.

- А мама называет его Чжан Дагэ, - хихикнул малыш.

Лао Ли был слишком слаб, чтобы возражать, он долго молчал, потом спросил:

- Ин, я говорил что-нибудь в бреду?

- Ты пел, а мама плакала, и я плакал, - Малыш рассмеялся, вспомнив, как смешно было, когда отец пел, и мать плакала и он тоже. - Лин приемная мама увезла к себе, я тоже хотел уехать, но мама не пустила. И тетя плакала, - та, что живет в соседней комнате. Маме было некогда, я пошел к тете поиграть, а в ее больших глазах - помнишь, я тебе говорил, что они похожи на две луны, - блестели слезы. Так красиво. - И он опять рассмеялся.

- А бабушка Ма? - Лао Ли умышленно перевел разговор на другую тему.

- Она каждый день приходила, приносила лекарства. Отбирала у мамы бумажки и уходила, даже денег не брала. А эта старая трещотка… - Мальчик засмеялся.

- Что ты говоришь, Ин?

- А приемная мама всегда называет Чжан Да… ой, нет, дядю Чжана, называет трещоткой, я подумал, что всех старых называют трещотками.

- Так нельзя говорить.

- Па, а почему ты заболел?

Отец ничего не ответил, долго молчал, потом в шутку спросил:

- Ин, какую бы ты хотел жену, когда вырастешь?

- Самую красивую. Такую, как тетя Ма. Я прицеплю себе красный цветок и сам буду бить в барабан - бум-бум-бум. Здорово?

Лао Ли кивнул. Слова сына не показались ему смешными.

Так приятно, когда во время болезни тебя навещают друзья. Даже Сяо Чжао не казался теперь противным. Чжан Дагэ приходил каждые два дня справиться о здоровье и доложить о Лин, будто она была принцессой. Особенно полезным оказался Дин Второй. Он рассказывал госпоже Ли о своих несчастьях, чем облегчал ее собственное горе, помогал делать покупки и все успевал, будто у него было не две, а четыре ноги. И Лао Ли, кажется, это оценил. Даже Ин мог рассказать о том, как Дин Второй потерял жену, сына, работу и приполз в лавчонку, где его подобрал Чжан Дагэ.

Она была ближе всех, но ее труднее всех было увидеть. Она не смела прийти, а он не смел ее пригласить. Так не все ли равно - поправится он или нет. И все же, размышлял Лао Ли, он должен поправиться. Жить ради жены, выполнять свой долг. Пусть это не принесет ему радости, зато он сможет отблагодарить жену. То ли потому, что он не был эгоистом, то ли из-за своего малодушия, Лао Ли ни разу не подумал о том, что благодарить жену совсем не обязательно. Разум подсказывал ему, что нельзя оставаться неблагодарным. Вот если бы за ним ухаживала та, что живет в соседней комнате, он спокойно принял бы ее заботу и не стал думать ни о каком долге. Но что попусту мечтать? И все же Лао Ли не терял надежды. Итак, Лао Ли стремился скорее выздороветь, пойти на службу и в то же время страшился этого. Ведь работать ради жены - значит платить за ее заботы, выполнять свой долг, доказывать, что ты не себялюбец, словом, приумножать славу добропорядочных буржуа. Но все это чуждо его душе.

Он подумал о Лин. Когда дочка вернется, у жены прибавится хлопот.

- Надо нанять служанку. Слышишь? - обратился он к жене.

Госпожа Ли была озадачена: ей и в голову не приходила подобная мысль. На четверых брать служанку? Платить ей, кормить, да еще, чего доброго, она станет таскать. И потом, неизвестно, что будет делать она сама и что служанка. К ее вещам никто не должен прикасаться, начнет стирать - все изорвет, в кухне будет распоряжаться. И госпожа Ли ответила мужу: