Работать не хотелось, накатила хандра. Я заварил себе растворимого чая, выхлебал, не ощущая вкуса, открыл пакет с псевдокотлетами, соорудил пару бутербродов, съел — тоже не чувствуя вкуса. На Луне столько кришнаитов, что настоящего мяса днем с огнем не сыщешь — все, что есть, импортируют с Земли; еще немного выращивают уикканцы для собственного употребления, сколько вырастили, столько и скушали. Пробавляемся искусственным. Впрочем, мне доводилось пробовать мясо, и, доложу вам, не нашел особой разницы. Зато не оскорбляет ничьих религиозных чувств.

Находятся ублюдки, которые утверждают, что не могут обходиться без мяса, и, надо признаться, эти типы находят самые странные способы удовлетворить свою страсть. Иногда их называют «упырями», хотя это заставляет путать их с репрограммерами. Они тоже находятся в моей пентовской компетенции. По счастью, подобных уродов не так много.

Подумав, я рискнул все же запустить стационарный терминал, но в глос не полез, а только скачал на инфор последнюю рассылку новостей, чтобы посмотреть, покуда бутерброды не кончились.

Диктор неопределенной, по последней земной моде, половой принадлежности объявляло результаты вселунного чемпионата по шахматам. На первом месте, как и ожидалось, Гуэмбей. Что ж, опять Эстевану не повезло, хоть и прокатится на нем шеф за очередной провал — позорит, дескать, честь полиции. Я и сам поигрываю — немного, по-любительски; так что понимаю, в чем у Эстевана загвоздка. Он шахматист хороший, умелый, но против таких искусников, как Халид Гуэмбей, ему не устоять. Самородок; ходит упорный слух, что он на спор играл с чемпионом Луны среди сьюд пять партий, и свел матч вничью.

Спортивные новости кончились, пошел новый блок — в этот раз криминальный. Опять контрабандисты (сколько можно!..); на Земле совершено злодейское убийство (нате вам! Ну и лексика у этих шакалов пера): найден труп известного ученого, специалиста-интелтроника Ноя Релера…

Вот тут я разом проснулся.

Тело Релера нашли в канале, недалеко от дома ученого. Смерть наступила в результате удара электрическим током — Релер оборудовал в доме лабораторию, и найти провод высокого напряжения там не проблема. (Но почему такое странное орудие? Метки тока сохраняются долго, а те же НДЛ невозможно обнаружить уже через два-три часа после введения). Предположение полиции: убийство без заранее обдуманного намерения, совершено предположительно от пяти до семи дней назад. Подозреваемых — нет. Свидетелей — нет. Мотивов убийства тоже нет. Родственников у Ноя Релера не было, детей — тем более: убежденный неумножитель.

Все странче и странче. А девица, которую я не далее, как вчера подковывал на предмет самообороны — тень отца Гамлета? Или идентификатор у нее поддельный? Да такой поддельный, что его полицейские сенсоры не раскусили? И главное — зачем кому-то на Луне взбредет в голову подделываться под племянницу ученой шишки из МТЦ? На Земле — понятно, воспользоваться известной фамилией (правда, там такие подделки не проходят). А тут?

Или миз Релер, красавица Элис сама его и отправила на тот свет, а потом сбежала на Луну, от хваткого земного правосудия? Тьфу, что только в голову не взбредет! Как-то не вязался прелестный образ эмигрантки с картиной преступления — волочить за собой тяжелый, между прочим, высоковольтный кабель и долго, сладострастно тыкать им уже давно неживой, но все еще гальванически дергающийся труп любимого дяди… Хотя сколько раз наименее вероятные на первый взгляд версии оказывались реальностью?

Заверещал терминал. Я метнулся к нему, срывая инфор, бросил, подавившись: «Прием!». После вчерашних событий я готов был к любым неприятностям.

В углу проявилось изображение. Вначале запорхали птички, потом из стены вынырнул совершенно незнакомый плечистый мужик, по плечам его стекали блики.

— Добрый день, — осторожно произнес я, не зная, как реагировать на неожиданное вторжение.

— Здравствуй-здравствуй, Миша! — радушно улыбнулся мужик. — Не признал?

Черты лица его поплыли, искажаясь, словно кто-то быстро-быстро перелепливал изнутри маску из мягкой резины. Актерские мимплантаты в действии.

— Рими?! — Я хлопнул по стене, создавая между собой и спящей Сольвейг невидимую прослойку уплотненного воздуха. Не разбудить бы бедную, покуда мы тут базарим. — Новая роль?

— Ну а как же! — Рими явно гордился собой. Каждый раз я ловлюсь на эту удочку. Рими (для публики — знаменитый Энрике Эчеварра Гомес: «О, Энрике Эчеварра! Это великий артист!») меняет лица вместе с ролями, и признать его можно только по голосу. Он и прозвище-то получил по неразборчивости — в юные годы пытался подвизаться даже на женских ролях. К сожалению, в роли Рими Эстель он не преуспел. Но полную трансформацию у него не хватило то ли духу, то ли средств, и в некоторых полуоткровенных сценах внимательный зритель мог отчетливо различить его отнюдь не женское достоинство. Теперь он стал известен, его приглашают наперебой самые именитые постановщики, но прозвище «Рими» прилипло к бедняге намертво.

— Кого теперь представляем? — Я и не спрашивая мог определить, что очередная роль Рими относится к разряду романтически-мордобойных: очаровательная физиономия с ресницами невероятной длины и бугристые псевдобицепсы.

— Да мудрака одного, — отмахнулся он, — героя-первопроходца неизведанных миров, чтоб ему пусто было. Очередная поделка на тему мужественной борьбы с природой этих… диких планет. Какая природа, когда он только и делает, что баб охмуряет?

— Какой сенс-уровень? — поинтересовался я ради приличия. Я редко сензую фильмы, особенно квинтельные, с эффектом замещения, а те поделки, которые принесли Рими славу, вообще без дозы вынести нельзя, но кое-что приходилось терпеть. Чего не сделаешь ради дружбы.

— Кватро, без замещения.

— Негусто.

— Да знаю, но работать-то надо. Кто бы знал, как мне перетерлось тратить свой талант на эту нелепую светотень! Ничего, — Рими мечтательно потер руки, — когда-нибудь я стану постановщиком, и тогда ни одна кукарача…

— Опять та же песня. — Я хмыкнул. — Ты уже который год обещаешься стать постановщиком. Эффекта — с глюкин нос.

— Ну понимаешь…

— Все понимаю, все, только объясни мне, ради всех богов лунных и земных, чего тебе надобно от меня в такую рань?

— Какую рань? — удивился Рими. — Хорошо живешь, Миша, если для тебя девять утра — несусветная рань. Я вот что спросить хотел — у тебя на примете нет знакомых контрабандистов?

— Есть! — Обрадовался я не столько тому, как вовремя и к месту пришлась похвальба Джеральда, сколько возможности отправить Рими восвояси. Хотя… стоит ли его так невежливо посылать? Положа руку на сердце — Миша, ты сегодня очень хочешь работать? Нет? Ну, так я и думал. Без выхода в вирт никакой работы все равно не получится, а покуда я не разберусь с возможными ловушками… кстати, а как я собираюсь это сделать, не заходя в вирт? Порочный круг получается. Разве что одолжить у кого-нибудь терминал… ага, у Леши Межавилка, потому что остальные мои враги вряд ли согласятся. Или воспользоваться незарегистрированной розеткой. Например, у того же Джеральда.

На все эти раздумья у меня ушло секунды три.

— Есть у меня один парень на примете, — заявил я, не успел Рими нахмуриться. — Как раз к нему хотел зайти сегодня, ты вовремя успел. Встретимся?

— Давай. Купол Спилберга — идет?

— Согласен. Через полчаса.

Удобная, право же, штука — транспортер. До любого места Луны… (опять преувеличиваю — не Луны, а Города) можно добраться не больше, чем за четверть часа. Поэтому я еще успел оставить для Сольвейг записку у домашнего сьюда — куда направляюсь и чем там собираюсь заняться.

Купол Спилберга располагался на самой окраине того немножко сумасшедшего района, который по всему Доминиону известен как Луна-Голдвин-Майер. Нелепое это название (а, скорее, кличка, потому что существовали и официальное обозначение, забытое всеми, кроме нескольких сьюд) сохранилось с тех времен, когда фильмы для Доминиона, который тогда еще не был Доминионом, снимались на Земле, где-то в Санлосане, который тогда, в свою очередь, не был Санлосаном, а представлял собой цепочку отдельных городов, тянувшихся вдоль Тихоокеанского побережья Севамерики. Просто удивительно, каких успехов в многотрудном развлекательном деле добивались тогда на таком примитивном оборудовании, без пластургии и полисенса. Соответственно и купола назывались тут не как бог на душу положит, а по именам великих развлекателей прошлого.