– Это будет несколько затруднительно… – начала она. Нашла простачка. Меня столько раз посылали мелкие чинуши и иная бюрократическая шушера, что иммунитет мой – что твоя носорожья шкура.

– И тем не менее! – загадочно грянул я.

Появился Вилли, понял, что неуместен, как раввин в соборе, и тихо сгинул.

Секретарша задумалась.

– Пожалуй… – изрекла она и вновь смолкла. Я терпеливо ждал, пока она справится в своем лосе. Сьюд сделал бы эту работу и быстрее, и лучше, да и облик искусственный в визуализатор заложить – не проблема, но Закон о праве на труд заставляет держать подобных дур. Страусиха. – Вы могли бы рассчитывать на прием через…

– Мне нужно увидеться с любым человеком, способным сообщить мне некоторые сведения о хакере по имени Яго Лаура, – уточнил я. – И как можно скорее. Это и в ваших интересах. – Нехорошо пользоваться тяжелой артиллерией, но приходится. Некоторые особенно несообразительные особи не понимают ничего, кроме угроз.

– Хорошо, офицер. – Лицо ее окончательно стало непроницаемым, точно египетская маска или морда персидской кошки. Радужные глаза перестали переливаться, приобрели цвет полированной меди. – Четыре часа утра. Вас устроит такое время?

Я состроил мудру текущего времени. Один-семнадцать среднелунного, высветилось на козырьке. Времени уйма.

– Устраивает, – бодро заявил я. – Благодарю.

Секретарша не соизволила даже попрощаться – исчезла, точно тень отца Гамлета. Что ж, не могу ее винить.

До назначенной встречи оставалось почти четыре часа, которые следовало провести с толком. Пиргипнол так основательно прочистил мои извилины, что до вечера я глаз не сомкну, как пить дать.

Проявился Вилли со своеобычной папочкой.

– Вот и досье на Меррилла, – сообщил он, радостно потирая рога (друг о друга, как ладони). – И кое-какие данные на Эрнеста Сиграма.

Начал я с уикканца – именно потому, что он меня сейчас интересовал меньше. Данных оказалось много, а вот почерпнуть из них удалось – с глюкин нос. Больше всего меня насторожило, что в ковен Сиграма входило тринадцать человек. Черная уикка, однозначно.

А к досье Меррилла я так и не приступил в ту ночь. Прервал мои похождения в лосе Эрик. Я почувствовал невидимую руку на своем плече, зажмурился и нужной мудрой оборвал сеанс.

– Послушай, – Эрик уже пришел немного в себя, но был по-прежнему нехорошо бледен. На плече его я заметил настоящую мозаику из мушек, – тут тебе звонит один тип, упорно отказывается подсоединяться к инфору.

– Как представился? – Говоря, я поглядывал в сторону предзака. Сиграм уже не скребся в стену; он лежал на полу, вывалив язык на щеку и глядя на нас злыми желтыми глазами. Становиться человеком он отказывался решительно, хотя пребывание в облике сжигало его заживо, немыслимо подстегивая метаболизм. Что ж, вольному воля. Когда он обессилит достаточно, мы его вытряхнем из-за перегородки и возьмем голыми руками, будь он хоть трижды волкодлак.

– Представился Маркосом Рельи. – Эрик явно был невысокого мнения о Маркосе. Я тоже.

Трусоват наш Маркос. Инфоров, как арбора, боится, душа его серенькая в пятки уходит, как бы биты его драгоценные не заныкали. Что ж, подойдем, поболтаем.

В объеме висела только голова стервятника – без тела, шея таяла в гаерной дымке. Значит, из коридора звонит, с общедоступного терминала связи.

– Вот что, Миш, давай ко мне! – без долгих предисловий начал он. – Тут такое готовится!

– Что еще? – Конечно, я не принял всерьез слова о «таком»: Маркосу не правда важна, а шанс сбыть с рук сведения (возможно, лежалые до полной протухлости). Учуял поживу, на Каиновы лавры зарится. Не надо было безглазому платить… но без посторонней помощи я вряд ли доберусь до сути той нелепой суеты, что ни с того ни с сего закрутилась вокруг меня.

– Вот что, пент, я тебе точно говорю, без сброса, – Маркос выплевывал слова, точно скорострельный бластер – свои подарочки: в таком же темпе и с тем же отвращением. – Тут большое дело греется. Очень большое. Сам Каин не взялся. Можешь не верить.

– О чем?

– Не могу сказать сейчас. – Битхантер оглянулся – голова противоестественно завращалась в пустоте. – Не доверяю линиям.

– Эй, сьюд! – позвал я. – Офицер полиции Макферсон. Отзыв!

– Слушаю. – Голос сьюда был отстранен и тих.

Мне почему-то пришло в голову, что быть сьюдом связи – это, наверное, очень скучно, хотя сьюды не скучают.

– К этому каналу подключены демоны слежки?

– Да, – отозвался сьюд. – Три.

– Хмм… – пробурчал я.

Ничего умнее так сразу и не придумаешь. Если сьюд знает о демонах, но не может убрать… значит, или это вполне официальные контролеры, или их запустил очень профессиональный хакер.

– С подписями? – полюбопытствовал я.

– Один. Подпись хакера Юрия Ниденко. – Я сделал себе мысленную пометку проверить, на кого теперь работает Юрочка. Всему должны быть пределы, наглости – в том числе. – А два – анонимных.

– Отбой связи, – приказал я. – Ты прав, Маркос. Встретимся в шесть утра… м-м…

– В любимом месте хакеров Ле Солейль. – Стервятник ухмыльнулся во весь рот и пропал.

Кажется, со мной сегодня определенно не хотят прощаться.

Я активировал козырек, удостоверился, что досье на Сиграма и Меррилла загружены. Эрик по моему настоянию обещал вызвать себе смену – был он совсем квелый, – хотя я не уверен, что у шефа найдется, кого снять с оцепления. Работы в карантинных куполах ведутся, вероятно, полным ходом – подвозят временные переходные камеры, организуют медиков, чтобы те смогли облегчить страдания умирающих… а кто-то треугольноголовый потирает руки, готовясь получить очень важные и совершенно секретные сведения от плавящихся заживо курьеров. Чем больше я думал, тем меньше мне нравилась нездоровая (не только в прямом смысле) суета вокруг Отстойника.

Я вышел из участка. До встречи с представителем Л'авери оставалось два с половиной часа. Я пошел в гравизал, где занимаюсь обычно, и полтора часа изнурял свою плоть физкультурой при шестикратном тяготении – полное земное «же». Будто наказывал себя за что-то. Оставшегося времени мне как раз хватило на то, чтобы вернуться домой и привести себя в порядок. Сольвейг спала, тихонько посапывая; я не стал ее будить – только почистился и налепил на плечо пару слабых мушек.

Офис дежурного представителя Л'авери потряс меня до глубины души кричащей яркостью расцветки. Бактериальный дизайнер постарался на славу. Глубокие иссиня-зеленые тона псевдомон смешивались с багровыми и алыми галофилами, и лимонная с золотом мебель (цитруллеи?) на этом фоне просто-таки радовала глаз. Правда, барахлила система кормежки; кое-где узоры плыли, и чумак капал на ковер, тоже живой – кажется, разновидность пеницилловой плесени. В ящиках вдоль стен кустились бело-золотые кактусы с Соледад. Пахло геранью, хвоей и – почти незаметно – чем-то тяжелым и резким. Я украдкой запустил химдетектор – в мой наголовник чего только не встроено, недаром же полицейская модель, – но ничего психотропного тот не обнаружил, и я решил не поднимать шума.

Представитель в этом многоцветье терялся. Он был невысок, не моло́жен и даже лысоват, за что я немедленно проникся к нему симпатией. Приятно найти человека, которого не коснулось повальное шальное увлечение пластургией. Как ни старайся, как ни корячься и ни выкобенивайся, наводная молодость остается подделкой. Принцип смены поколений, будь он проклят! Сколько отвела тебе природа, столько и протянешь, разваливаясь потихоньку под своим замарафеченным фасадом. Ну, сто лет, ну, сто пятьдесят, если наследственность хорошая, а дальше начнут сдавать нейроны, или совсем откажет регенерация, или холестерин забьет капилляры настолько, что никакие чистильщики не помогут (это если вам по карману микроботы-хирурги).

– Проходите, офицер, садитесь, – пригласил групарь без излишнего радушия, но и без злобы, с какой нередко относятся к полицейским его соратники. Впрочем, дом Л'авери никогда не имел неприятностей – ни со мной, ни с моими коллегами. Эта группа давно усвоила, что Уголовный кодекс надо уважать, особенно такой атрофичный, как на Луне.