– Con helm verbal input translate active code actplace object…
Комречь сыплется из меня стальными шариками под медленный танец общедоступных мудр. Я плету саламандру – кибердемона, который сможет прожечь дыру в ловушке. Дальше будет проще.
Пространство перед моим лицом сминается, течет, и с последним словом заклятия из разрыва выплывает миниатюрная шаровая молния. Легким толчком я посылаю ее в туман. Вспышка… и порванный узор нитей сам по себе истаивает в пространстве. Жаль. Поначалу я собирался смотать эти ниточки и посмотреть, кто же их прял. Ну ладно, сделанного не воротишь.
Заглядываю в темное зеркало. Меня оно, как и ожидалось, не отражает. Зато плывут, колыхаясь, какие-то разветвленные битстринги, похожие на пучки водорослей в аквариуме. Даю команду на вычленяющую запись – потом разберемся… Э, нет. Слишком много я всего нагрузил за последние сутки. Почитаю прямо тут, не выходя из загранья.
И еще одно меня волнует. Не клубится ли такой же дымок над моим собственным инфором? Ловушка, конечно, любительская, но безумно надежная, снять ее возможно только с этой стороны, войдя в междуосье с другого терминала. Или у меня паранойя… Стоп!
Если я не ошибаюсь, главная цель этих ловушек вовсе не в том, чтобы убить меня и несчастного двуполого хакера. Они не дают воспользоваться информацией, скрытой в наших терминалах. Кому угодно – любой, вошедший в систему через перекрытые ходы, окажется хладным трупом с перегретыми мозгами. Рассчитано, само собой, на представителей интеллектуальных меньшинств. Будь у меня костюм, я и на чужом инфоре влезу в любой банк данных. Но, с другой стороны, большинство лунарей никогда в жизни не выходило из глоса.
Не стоит мучиться и гадать – проще проверить. Я поворачиваюсь, чтобы ввести новый адрес, и только теперь понимаю, какого свалял дурака.
Тонкая струйка дыма от сгоревшей ловушки уходит в темноту, в провалы между хрустальными глыбами массивов и локальных операционных систем… а оттуда, безошибочно почуяв запах электромагнитных импульсов, надвигается на меня ужасающее нечто.
Разноцветное стекло осыпается миллионом переливающихся осколков, рушится замок из кубиков. Что-то темное и одновременно лопающееся от скрытого света мчится ко мне, разнося по дороге в клочья саму ткань загранья, нарушая ирреальность, не-сущность виртуального мира. Я рефлекторно отбрасываю свое сознание за грань, оказываюсь в комнате с мертвецом, срываю с себя сетку-шлем… и невыносимая боль ударяет по ушам. Я перегибаюсь пополам, пытаясь дотянуться до валяющегося на полу шлема, плещущего в меня лернейским ядом, но рука не достигает гладкого пластика, я спеленут болью, и выбраться нет сил…
Негромкий хлопок на секунду оглушил меня, вспыхнул красноватый огонь, и на месте шлема расплылась мутная кипящая лужа, быстро застывая по краям.
Я перевел взгляд на лейтенанта. Тот весело усмехнулся и убрал бластер.
– Знаете, лейтенант, – прохрипел я, – я вам сделаю подарок. Я не стану вас привлекать за ношение запрещенного оружия.
И мы оба немного истерически расхохотались.
Обнаружилось, что в междуосье я проторчал почти час. Таков один из побочных эффектов вирта – искажение субъективного времени. Когда-то, на заре нашей эры, думали, что в ирреальности время должно растягиваться («вся жизнь за пять минут»). Оказалось совершенно наоборот. Несколько часов веселеньких вирт-развлечений могут свободно обернуться парой суток в реальной жизни.
О своих впечатлениях лейтенанту я рассказал кратко, в подробности не вдаваясь. Тот выслушал, не перебивая, покивал.
– Вам не кажется, будто в этом деле есть нечто странное? – спросил он.
– Кажется, – согласился я. – Вся история с карантином дурно пахнет. Теперь убивают хакера, который пустил дурацкий слушок. Ставят ловушку на парня, которого слушок заинтересовал, – меня то есть. Бред.
– Не бред, – возразил лейтенант. – Я проанализировал плотности вероятностей.
Я непонимающе посмотрел на него; он, улыбаясь, постучал себя по темени. Еще один аугмент!
– И каков результат?
– Скорее всего, события последних двух суток составляют последовательность. Округленно – семьдесят три процента. В том числе и покушение на вас.
Весело, как марш в морге.
– Что делать намерены?
– Полагаю, что наши пути совпадают. – Хиль оглянулся, будто ожидал увидеть в порноокне нечто новенькое. – Так что я от имени Л'авери предлагаю вам сотрудничество.
– Хо-орошо, – протянул я в тщетной попытке протянуть время. Решайся, пент! – Согласен.
– Тогда позвольте откланяться. – Лейтенант действительно откланялся на манер не дуэйнсиан даже, а испанских грандов – шляпой помахал бы, будь у него шляпа.
– А как мы с вами встретимся-то? Я, знаете, немножко опасаюсь пока инфор одевать…
– Я вас найду, – пообещал он и вышел. Уже из-за двери донеслось: – О теле не волнуйтесь – наши уберут.
У меня и без трупа хватало поводов для волнения. Я только что оставил групаря без очень дорогого шлема, сам едва не погиб и все еще не мог понять – почему и ради чего затеяна вся эта катавасия. Только что сложившаяся версия о контрабанде центровых чипов разлеталась в пыль. Я по роду службы прекрасно знаю, какие деньги крутятся в этом бизнесе. Большие по обывательским меркам… но не настолько, чтобы тратить их в бессмысленной охоте на хакеров и пентов.
А неприятнее всего было то, что я всерьез опасался теперь вообще выходить в киберпространство. Если я успел засветиться, смертельные ловушки станут поджидать меня за каждым углом. Резонансные пакеты, взбивающие серое вещество в пену, – не единственный способ убить человека через ирреальность. Я встречал парней, хладнокровно лепивших себе по сорок стим-мушек на сонную артерию или резавших вены только потому, что они случайно залезли не по тому адресу. Мне доводилось слышать о людях, просто перестававших дышать в полете, а патанатомы не находили и следа зловредных репрограмм.
А пуще того меня тревожило, что я опять не смогу добраться в ближайшее время до материалов, с электронным терпением ожидающих меня в сеточке осмиевых кластеров. Я опаздывал на занятия мордобойством с длинноногой блондинкой.
Придя в зал – по случаю неурочного времени пустой и тихий, похожий в зеленом полусвете на большой заросший аквариум, – я обнаружил, что миз Релер меня уже ждет и, похоже, нервничает. Удивительные вещи творятся порой на белом свете. Бывает, что женщины не опаздывают!
– Добрый день! – приветствовал я ее.
– Скорее добрый вечер, – поправила она.
– На Луне время не имеет особого значения, – напомнил я. – Не забывайте, циклы слишком длинны, чтобы оказывать существенное влияние на жизнь лунарей. Мы поддерживаем счет времени по вращению Луны только ради…
– Чувства собственной независимости? – закончила девушка за меня.
– Примерно. А живем кому как удобно, – усмехнулся я. – Суточные ритмы у большинства лунарей сбиты безнадежно… Так что, начнем?
– Начнем. – Девушка приняла нечто, изображавшее, по ее мнению, боевую стойку.
– Нет, нет, все неправильно! – замахал я руками. – Стойте спокойно. Что вы мне тут изображаете десятый дан? И вообще пойдите переоденьтесь сначала.
Сам я тоже отправился в кабинку, сменил форменные шорты на традиционные тренировочные штаны, потом включил с пульта дневное освещение. Сходство с аквариумом, правда, не исчезло; в окнах плавали рыбки, чья окраска отрицала любую возможность естественного происхождения.
Миз Релер переодевалась долго; я успел проделать на пробу пару ката и обратить внимание на любопытную деталь – сейчас ее присутствие отнюдь не вызывало во мне приступов судорожного обожания. Похоже, при нашей первой встрече она то ли обмазалась феромонными духами с макушки до пят, хотя специфического душка я тогда не уловил, то ли… Есть такая придумка, называется «гейша-чип», разновидность аугмента, заставляющая женщину любым движением подавать подсознательно воспринимаемые сигналы – «я желанна», «я доступна» и тому подобное, детский сад нейромышечного программирования. Шлюхи часто пользуются подобными – эффективная штука и недорогая. Но я не слышал, чтобы их делали отключаемыми.
