Разница между экроном и городским телевидением все-таки была. Во-первых, по количеству каналов: городское телевидение имело несколько сот программ, а амброзийское не больше ста. Во-вторых, по структуре построения передач. Экрон давал много музыки, передавал концерты и симфонии, часто показывал познавательные передачи по самым разным областям знаний и быта. Было очень много фильмов о древних рыцарях и сказок. В целом хорошее, добротное телевидение.

Городское телевидение было попроще и пожестче. В нем присутствовала строгая градация каналов по тематике, только специального новостного канала Глетчер не нашел. Очень много было спортивных каналов, казалось, все население непрерывно соревнуется. Приятно удивили Глетчера профессиональные каналы, передачи которых посвящались конкретной отрасли: бизнесу, медицине, компьютерам и электронике, промышленности. Таких каналов были десятки. Нашел Барри и каналы художественных фильмов, их было тоже очень много. Его заинтересовали боевики: они касались в основном времен Большого Взрыва, который разнес всю Южную территорию. В них светлолицые герои и героини влюблялись, ужасались, погибали, боролись со злодеями, спасали друг друга. О коренных жителях Южной территории нигде не упоминалось. Впрочем, Глетчер этому не удивился. Как и в его время, на экране лилась кровь, но все эти сюжеты были из такого далекого прошлого, что их ужасы иллюстрировали достижения Новой Цивилизации, сумевшей благополучно пережить такой катаклизм.

Чем больше Глетчер всматривался в экран, тем больше убеждался, что понять свою сегодняшнюю родину не может. Что-то постоянно от него ускользало. К концу второй недели, когда Глетчер в очередной раз вернулся домой с красными, усталыми глазами, Алиса усадила его напротив себя:

– Барри, папа просил тебе передать, чтобы ты не увлекался городским телевидением.

– Почему?

– Видишь ли, мне папа только сейчас сказал, я раньше не знала: оказывается, городское телевидение – это почти непрерывное компьютерное моделирование. Спорт, фильмы, актеры, декорации – все это делают на компьютерах в Социальном институте или в его филиалах.

Барри нечего было на это сказать, он все сразу понял. Городское телевидение не просто развлекало или корректировало социальную среду, оно еще и помогало контролировать население. Если ты смотришь телевизор, то выбираешь определенную тематику, и твои пристрастия легко высчитываются компьютером! К телевидению Глетчер охладел, наверное, навсегда.

После этого пришла апатия. Глетчер часто вспоминал начало своей работы в институте. Тогда он горел желанием быть полезным.

В первый рабочий день Глетчера провожал тесть. Он провел его в кабинет, усадил за стол, а сам присел напротив:

– Барри, это твое рабочее место. Там, – Харман развернулся и указал рукой на дверь в углу помещения, – вход в мой офис, но ты можешь им пользоваться только по моему вызову. Запомнил? Тем более, что пока функции моего помощника тебе не по плечу. Сейчас твоя задача – изучить наше общество, начав с его истории. В перерывах печатай отчет по Звездной экспедиции, надеюсь, ты помнишь это требование Совета. Ну, все. Удачи!

И Харман вышел. С тех пор служебных разговоров с Глетчером больше никто не вел, его никто не беспокоил, не контролировал, не давал никаких дополнительных заданий. Он вообще не ходил бы на работу, но Алиса предупредила, что пунктуальность обязательна для чиновника высшего ранга. Глетчер понял: опаздывать нельзя, поэтому приходил в институт всегда вовремя. За последние два месяца он с тестем, своим шефом, виделся лишь мимолетно и не каждый день. При встрече Харман улыбался, приветствовал зятя и тут же исчезал, ссылаясь на занятость. Похоже, он избегал встреч. Глетчер несколько раз заводил с Алисой разговор на эту тему, но она смеялась, гладила его по щеке и говорила, что все будет хорошо.

Утром сотни людей молчаливой массой вливались в лифты огромного здания института. Барри шел среди них и чувствовал гнетущее одиночество. Он не видел улыбающихся лиц, не слышал смеха или шуток. Он попытался завести разговор с приятным человеком его возраста, но тот посмотрел на него с изумлением. Барри надеялся, что пообщаться с людьми удастся в столовой, но оказалось, что сотрудников его ранга кормят персонально, в маленькой комнатке, примыкающей к кабинету. Алиса специально пришла к нему в первый день к обеду, чтобы показать, как пользоваться меню и автоматикой.

Здание института было огромным, его коридоры сплетались в лабиринт. В чужие двери Барри не заглядывал, понимал, что нельзя, просто бродил подолгу задерживаясь на смотровых площадках и разглядывая раскинувшийся внизу город. Коридоры почти всегда были пусты, редкие люди, с которыми он встречался, были так же деловиты и неприступны, как по утрам, поэтому он уже не пытался ни с кем знакомиться. Барри едва изучил три этажа, когда однажды утром в столовую заглянул Харман и попросил не терять время на бесцельные прогулки по коридорам института.

Барри почему-то покраснел, а Харман улыбнулся и похлопал его по плечу:

– Не смущайся, ничего страшного не произошло, просто у нас не принято гулять в рабочее время. Но я понимаю, что тебе, космодесантнику, тяжело привыкать к кабинетной работе, поэтому я изменил тебе рабочий график: теперь с 15.00 до 17.00 ты каждый день можешь пользоваться моим комплексом отдыха и реабилитации. Космодесантник ведь должен быть всегда в хорошей физической форме, не так ли?

При этих словах Алиса захлопала в ладоши:

– Ой, как здорово! Папа, а можно я буду приходить к Барри в это время?

– Можно, дочь, но только не каждый день, договорились?

– Спасибо, папочка, ты – чудо!

Комплекс отдыха и реабилитации оказался большим бассейном с сауной и тренажерным залом. Это Глетчеру очень понравилось, он с удовольствием стал ходить на работу.

И вот его вызывает шеф. Глетчер предчувствовал, что это неспроста.

– Заходи Барри, садись. – Директор института встал и заходил по кабинету. – Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. – Глетчер удивленно взглянул на Хармана: уж ему ли не известно о каждом шаге и вздохе мужа своей дочери?!

– Прекрасно. – Харман остановился напротив зятя. – Барри, думаю, ты соскучился по настоящему делу?

– Сэр! Вопрос излишний.

– Я так и думал. Но не надо обращаться ко мне столь официально. Для тебя, Барри, я прежде всего отец. Не при посторонних, конечно. Словом, ты понимаешь?

– Да, отец.

– Тогда продолжим. Помнишь, как ты пробирался в Амброзию?

– Еще бы не помнить!

– Это прекрасный пример возможностей техники твоего времени. Мы осмотрели твою Черепаху. Как мы с тобой договаривались, ни один винтик на ней не развинчивался, она в полном порядке, не волнуйся. Должен признаться, даже поверхностный осмотр показал, что уровень технологического исполнения, энергонасыщенности вездехода для нас сегодня недостижим. На сегодняшний день твоя Черепаха – самое мощное разведывательное средство на Ирии. Поэтому Совет Федерации поручил дать тебе очень важное задание.

– По Свалке?

– Да, Барри, по ней. Она до сих пор остается нерешенной проблемой…

– Извини, отец, – перебил его Глетчер, – я это сразу понял, когда приземлился. Но объясни мне, почему вы не можете направить ресурсы цивилизации не на защиту от вредного воздействия Свалки, а на переработку отходов? Надо, прежде всего, остановить выбросы мусора, особенно ядовитого и радиоактивного. Ведь получается замкнутый круг, проблема не решается, а усугубляется.

Харман присел в кресло и терпеливо выслушал зятя. Помолчал. Потом встал и опять заходил по кабинету.

– Ты прав, Барри, безусловно, прав. Только ты не учел, что твои выводы лежат на поверхности. Конечно, мы об этом думали. Первые попытки прекратить сброс отходов предпринимались более двух тысяч лет назад. До этого на Свалку валили все без разбора, пока с нее не поползли жуткие монстры. Откуда они берутся, почему с такой скоростью идет их эволюция – загадка для наших ученых. Первые монстры были бесформенными, вяло перекатывались, как студень. С ними легко справились. Но поток их не уменьшался, он густел с каждым годом. Куски странной плоти лезли к атомным электростанциям, к силовым кабелям, к крупным заводам и сосали из них энергию. Это случилось через 150 лет после первого запрета на сброс ядовитого мусора на Свалку. Почти пятьдесят лет с ними шла настоящая война, и человеческая цивилизация несла все больший урон. Ресурсы на переработку радиоактивных отходов иссякли, стало просто не до этого, и их опять стали переправлять на Свалку. Через три года нападения монстров прекратились. Догадываешься, почему?