Он не спеша заткнул нож за ремень брюк, повернулся к ней и нежно взял за руки.

— Потому что Мак-Каллаф не спускал с вас своих глаз, как, впрочем, и все остальные разбойники. И я не мог быть уверен, что, узнав всю правду о моем состоянии, вы будете так же баловать и нежить меня, кипятить мне молоко и своим скорбным и озабоченным видом лишать стражей бдительности.

— Но какое это имеет значение, раз вы все равно находитесь в плену? — не желая того, Анджелина успокоилась и говорила теперь вполне мирным тоном.

— Если бы я мог совершенно оправиться от ран так, чтобы разбойники этого не заметили, тогда легче было бы придумать какую-нибудь хитроумную уловку, чтобы бежать отсюда, пока бдительность стражей усыплена.

— Но так много времени потеряно вами зря! Я думала, что прежде всего вы стремитесь поговорить с Клэр, чтобы узнать, как был убит ваш брат?

— Неужели вы думаете, что ваша кузина сразу же расскажет мне все, что я хочу знать, как только я задам ей соответствующий вопрос? Лично я так не думаю. А в сложившейся ситуации, находясь под нежной защитой Мак-Каллафа, нет никакой возможности заставить ее это сделать силой. Я советовался со своими людьми, и каждый из них прощупывал почву в разговоре с Клэр, чтобы выяснить, каким образом можно достичь желаемого.

— И вы убедились, — медленно произнесла Анджелина, вдруг вспомнив разговор с Клэр, — что наиболее прямая дорога к вашей цели — дорога, вымощенная золотом?

— Вы хорошо знаете свою кузину.

— Да. — Анджелина скользнула взглядом своих серо-зеленых глаз по его подбородку, заросшему золотистой щетиной. — Но теперь Мак Каллаф знает, что его обманули, и, значит, все было напрасно.

— Да, все усилия и жертвы этой тщательно спланированной кампании пошли прахом, — согласился он, — но я не жалею.

— Не жалеете? — удивленно переспросила Анджелина.

— Ну, может быть, лишь в той степени, в какой я наслаждался вашим ласковым порханием вокруг меня, — сказал он с такой откровенной теплотой в голосе, что у Анджелины учащенно забилось сердце, — однако положение инвалида имеет свои неприятные оборотные стороны. Например, передо мной стояла такая дилемма — как убедить вас, что я нахожусь чуть ли не при смерти и в то же время утолить страстное желание, которое вы во мне постоянно возбуждали. Клянусь, никогда в жизни моя сила воли не подвергалась такому жестокому испытанию. Я мог спать только в присутствии своей скучающей охраны, именно поэтому я вынужден был терпеть мужскую компанию вокруг себя, чтобы пореже видеть ту, до которой не имел права дотрагиваться. Еще пару дней такой пытки и я вынужден был бы разыграть бредовое состояние, в котором я овладел бы вами.

— Боюсь, я была бы так напугана этим, что не смогла бы ответить на ваши ласки, — прошептала Анджелина, прикрывая длинными ресницами выражение своих глаз, хотя дрожащий от смеха уголок рта выдавал ее.

— А что, если сейчас мы проверим это? — спросил он, впрочем, вовсе не ожидая ответа, потому что его губы тут же нашли губы Анджелины.

По телу Анджелины пробежала огненная дрожь. Враждебность, сомнения, уязвленное самолюбие — все было забыто и уступило место всепоглощающему чувству восторга. Издав тихий вздох, который означал ее полную капитуляцию и покорность, она положила ладони на грудь Рольфа, а затем, не в силах удержать порыв своей страсти, обняла его и притянула к себе. Его поцелуй сделался еще более настойчивым и властным. Грудь Рольфа вздымалась в порыве необузданного желания, как у изголодавшегося по ласкам мужчины, и он крепко прижал ее к своему телу, впечатывая ее плоть и оживляя в памяти ощущения от нее.

Заметив краем глаза соломенный матрас в углу комнаты — который был жестким, но все же более мягким, чем деревянный пол, — он повлек Анджелину туда. Опустившись рядом с ней на колени, он снова припал к ней губами, лаская рукою ее упругую трепещущую под его ладонью грудь. Оторвавшись от нее на мгновенье, Рольф мягко повернул Анджелину на живот и начал расстегивать пуговицы ее платья, но вдруг, как бы поддавшись внезапному порыву, он припал губами к белоснежной коже ее обнажившейся спины.

Наконец, стащив с Анджелины платье и нижнее белье, Рольф растянулся рядом с ней. Он прижал ее спиной к себе, чувствуя кожей каждую выемку и выпуклость ее обнаженного тела, все более распаляясь и возбуждаясь. Он глубоко учащенно дышал, погрузив лицо в ее густые волосы и шепча ее имя. Затем он легким движением убрал сверкающую волну волос со спины Анджелины и прижался горячим чувственным ртом к ее влажному затылку. Анджелина вдруг ощутила легкое покусывание его зубов. От неожиданности она слегка вздрогнула и поморщилась, попытавшись повернуть голову в его сторону, но ей вовсе не хотелось сопротивляться, ее душил смех от беспричинного веселья. Никогда в жизни она так остро не воспринимала тактильные ощущения: она явственно осязала в этот момент кожей спины жесткую поросль на его груди, его напряженные твердые губы, все его напрягшиеся оцепеневшие мышцы. Анджелина чувствовала, как сильно он ее хочет и что его дерзкому непреодолимому желанию ничто не в силах помешать. Ее грудь быстро взволнованно вздымалась от учащенного дыхания. Истомленная страстью, она прижалась к нему спиной, готовая впустить его и не испытывая от этого ни тени стыда или замешательства. Ничего не видя и не слыша вокруг, она повернула голову, чтобы встретить его жадные губы. Не прерывая поцелуя, он на секунду разжал свои объятия, чтобы расстегнуть брюки.

Именно в этот момент раздался приглушенный звук выстрела, как будто вдалеке прогремел гром начинающейся грозы. Сразу же за выстрелом послышался громкий топот копыт стремительно приближающегося конника. Он что-то кричал взволнованным срывающимся голосом. Когда он влетел в коридор, раздался нервный перезвон гирлянды колокольчиков, возвещающих тревогу.

Только тогда Анджелина разобрала, наконец, что именно выкрикивал всадник.

— Налет! Налет!

Задолго до того, как ясно прозвучали эти слова в коридоре барака, Рольф скатился с соломенного матраса, вновь натянув брюки.

— Это, похоже, становится уже традицией, — раздраженно пробормотал он, имея в виду, что их близость опять прервала угроза, исходящая от нападения разбойничьей шайки.

Рольф помог Анджелине встать и надеть нижнее белье и платье, а затем коротко и страстно поцеловал ее. Устремившись к выходу, он остановился на пороге, еще раз бросив на нее пристальный бездонный взгляд.

Анджелина старательно оправила одежду на себе, изогнувшись, дотянулась руками до пуговиц на спине, судорожно и неуклюже пытаясь застегнуть их путающимися в спешке и волнении пальцами. Она уже почти справилась, когда дверь вдруг распахнулась и в комнату стремительно вошла Клэр. Она направилась прямо к Анджелине с горящим взором изумрудного цвета глаз, ее волосы спускались по плечам густой огненно-рыжей волной, как пламенеющий плащ. Было видно, что она только что встала с постели, потому что на ней не было ничего, кроме ночной рубашки из тончайшего французского шелка телесно-розового цвета, которая оставляла открытыми ее руки и соблазнительную округлую грудь, а сквозь складки легкой ткани просвечивалось тело Клэр.

— Это наш шанс, Анджелина. Мы должны воспользоваться им и бежать.

— Бежать? Что ты имеешь в виду под этим словом: уйти отсюда и… куда именно направиться?

И она махнула рукой в сторону выхода из дома, где сейчас гремели выстрелы, причем перестрелка становилась все ожесточенней, превращаясь в настоящее сражение. Шум схватки был до того оглушительным, что Анджелина перешла на крик.

— Туда! — воскликнула Клэр в ответ на ее слова, подходя ближе к кузине. — Если мы выйдем через черный ход, они очень долго не заметят нашего исчезновения, поскольку им сейчас не до нас. Мы можем связаться с вожаком тех, кто напал и убедить его выделить нам охрану, чтобы те сопроводили нас с тобой до самого дома.

— Что это ты придумала! — воскликнула Анджелина, — а вдруг вожак напавших разбойников окажется еще хуже Мак-Каллафа?