- Биттэ! Биттэ!
Я оглянулась на тетю Катю. Она шепнула:
- Не отзывайся.
Но староста ухватил меня за рукав:
- Тебе говорят! - и сильно рванул из порядка.
Я невольно потянула за собой Алика. Мальчик метнулся прямо в колени старосты. Тот отбросил его ногой. Алик упал на траву, вскрикнул. Катерина Борисовна подхватила его, прижала к груди:
- Малого не тронь! Слышь? Глаза выдеру!
Староста даже попятился:
- Твой, что ли, байструк?
- Мой, - твердо ответила Катерина.
Тут зашумели другие женщины. Откуда храбрость взялась... Старосту и разъевшимся бугаем назвали, и спекулянтом проклятым. Грозили ему:
- Погоди, придет и твой край. Не будешь на дитё кулаки подымать.
Конечно, дело тут было не в одном моем мальчике. Видно, староста успел всем насолить. Женщины так наседали, что он позвал полицаев на помощь. Катерина Борисовна с Аликом скрылись в толпе, а меня потащили к столу. Оглянувшись, я не увидела ни сына, ни тети Кати... Пока вели, думала: "Может, я их больше никогда не увижу... Видно, мой край ближе, чем у старосты. Нет мне спасения, и незачем отпираться и скрывать. Плюну сейчас им в лицо и сама скажу, кто я такая. Пусть знают, что Варенька Михалевич никогда не боялась и ни перед кем не унижалась... Такие мы, Михалевичи... а староста назвал меня Каган. Верно назвал, ошибся только, решив, что я еврейка... И вот то, что он ошибся, как бы остановило меня. Ошибся, значит, не все знает. Значит, можно еще... Словом, появилась возможность какой-то игры. Опасной, рискованной, но все ж кто кого.
У стола возле трибуны писарь, не отрывая глаз от бумаги, спросил:
- Откуда?
Я смело и бойко выпалила, как на уроке:
- Деревня Михалевичи, Заболотской волости, Койпльского уезда.
Назвала место рождения свое по старому административному делению, как до революции. Писарь недоверчиво взглянул на меня белесыми глазами.
- Чтой-то не помню я Каганов в Михалевичах...
- А при чем тут Каган? Я ж Михалевич.
Сама думаю: "Где я видела раньше это лицо?"
Он тоже разглядывал меня, видно, стараясь вспомнить.
- Не Каган, значит? - И покосился на стоявшего рядом офицера. - А зовут как?
- Варвара Романовна...
- И родилась там, и крестилась, в этих Михалевичах?
- А как же, и родилась, и крестилась, можете проверить. Все в церковной книге записано...
Писарь забарабанил пальцами по столу:
- Так-так-так.
Потом вскочил, подтянулся на носках, что-то шепнул офицеру на ухо.
Офицер прохрипел:
- О-о-о! - И улыбнулся мне. - Пауль Михалэвиш? Швестер?
Я почувствовала какую-то ниточку, за которую надо сейчас ухватиться.
- Швестер, родная швестер, а Павлуша мне брудер... Не знаю, где он теперь... Жив ли? Может, вы знаете?
- Прошу вас, пройдите сюда...
Я прошла за трибуну.
Вот мы и встретились... Лучше бы нам не встречаться. В детстве я очень любила старшего брата. Но теперь, когда мне сказали, что он жив и что я могу видеть его, меня это не только не обрадовало, а даже скорей испугало. Ну, просто я не знала, что мне подумать... Откуда здесь Павел? Где он: в лагере или на свободе? Голова закружилась. Хотелось и быстрей увидеть его, и было страшно... Никогда не забыть мне той встречи... Я все помню, каждый жест, каждое слово. Хотя хотела бы позабыть...
Он неторопливо поднялся с узкого, обитого черной клеенкой дивана и пошел ко мне. Каких-нибудь пять-шесть шагов, а так много мыслей успело пронестись в голове... И о том, что не узнала бы брата, встретив на улице. Не потому, что на нем немецкий мундир с какими-то металлическими кубиками на петлицах и значком на рукаве - бело-коричневые цветочки на красном фоне.
Позже такие значки заставляли носить всех белорусов, работавших у немцев. А украинцев - вроде трилистника или трезубца. Я не знала тогда, что это значки националистов, думала, отличие какое, вроде награды...
И об этом подумала, и о том, что Павел постарел, потолстел, усики отпустил. Стал совершенно не похож на крестьянского парня... Конечно, прошло много лет... Может, это и не Павел вовсе, а кто-то другой?.. У Павла были очень красивые глаза, добрые, открытые, как у девушки, а тут что-то чужое... И заговорил он не своим голосом.
- Встретились, слава богу...
Он обнял меня. Поцеловал в щеку.
- Что ты какая-то... Как деревянная? Не рада?
Я смотрела на него, силясь понять.
- Ты, Павлуша?
- Ну я, конечно же я!
- Ты... в плену был? Или...
Павел захохотал:
- Именно "или". Не довезли меня до Колымы... Бежал! Как тот беспризорник с путевкой в жизнь. Вот и стал служащим великого рейха!
Этому все еще не хотелось верить, хотя на нем был немецкий мундир. Но, понимаешь, как-то не укладывалось: и в новом облике был он все же чем-то прежний Павел. Живой, горячий. Он сыпал словами, торопился высказаться, словно боялся, что кто-то помешает. Все говорил, говорил, ничего не объясняя про себя... А глаза становились все злее, все жестче. Он схватил сигарету, зажег, и тут я успела спросить:
- Как же ты... на свою родину?
- Родина? - крикнул Павел. - А что мне дала твоя родина?
Я бросилась к брату:
- Опомнись, Павлуша... Боже мой!
Он снова захохотал, как-то странно всхлипывая.
- Испугалась? - Помолчал, заговорил тише, спокойней, как старший с младшей: - Не бойся, сестренка, тут доносить некому. Ос-во-бо-ди-лись! Все! Алес капут! Их время кончилось, а мы с тобой поживем, поживем еще... Знаешь, я искал тебя. Справки навел... У нас, брат, дело поставлено по-европейски.
Как он сказал, что справки навел, сердце так и покатилось... Что будет с нами? С сыном? Видно, я подумала вслух, потому что Павел тут же спросил:
- Большой хлопец? А где он у тебя? С Каганом прячется?
- Нет-нет... Он со мной, здесь в лагере...
Я стала рассказывать о себе, вернее выдумывать не очень-то правдоподобную историю о том, как меня бросил муж, как я жила одна, учительствуя, и теперь вот собралась в родные места... Чем больше я рассказывала, тем больше казалось, что мне верит этот рослый и сильный немецкий офицер. А он слушал, улыбаясь, потом посмотрел мне в глаза и прошептал, как-то совсем по-бывалому:
- Все-то ты врешь, Варька.
Но больше не расспрашивал. Повел за собой.
Вероятно, он занимал важную должность. Когда мы выходили из управы, все ему козыряли и даже выкрикивали "хайль!". Он отвечал быстро, заученно, не обращая внимания на встречных.
