Шофер почти вырвал решето из рук старика, сказал тихо, со злой усмешкой:

- Я подсоблю, а ты... Застынь, понял?

Старик словно споткнулся о голос, едва успев перебросить ногу через борт. Под ним только доска скрипнула. А шофер соскочил на дорогу навстречу пешеходам.

- Мир! - сказал он, широко улыбаясь, держа на вытянутых руках решето с яблоками. - Фриден! Угощайтесь, кали ласка...

- О-о! Колхоз?

- Колхоз, колхоз... Свеженькие, только с дерева... Но, но, денег не надо.

- И-ван! - не крикнул, а будто икнул старик, сидя верхом на борту кузова. - То ж мои... не колхозные!

Девушки засмеялись:

- Ничего, дяденька... И ваши не хуже наших...

Над дорогой взлетали слова то русские, то английские, то немецкие, хрустели яблоки, чмокали пробки термосов. Шоферу протягивали плоские фляги:

- Бренди... Коньяк, плиз... Э литтл...

- Не могу... я за рулем... Ферботэн, автоинспектор, понятно? - Шофер смешно потянул носом. - О-го-о... Ферштейн?

Франсуа подошел к машине и, подмигнув: дескать, смотрите, как я уже обхожусь без переводчика, сказал по-русски:

- Карош ли кольхоц?

Быстроглазая, смешливая девица развела руками:

- Лучше не бывает!

Девчата стали наперебой угощать француза яблоками. Он не мог удержать их и ронял на асфальт. Пытался поймать и терял другие.

- Берет, давайте берет! - предложила девушка, протянув руку к голове француза. Востроглазая толкнула подругу в бок.

- Ты что, может, он лысый.

Девушки засмеялись. Смеялся и Франсуа. Ему сделалось хорошо и весело.

- Эй, Иван, - кричала востроглазая, - может, еще подсыпать?

- Хватит, - отозвался шофер и метнул пустое решето в кузов. Старик поймал его на лету, чуть не свалившись за борт.

- Кто притомился, - предложил шофер, - прошу, подвезем. Аутомобил... Биттэ.

- Но, - ответил седоусый полковник, - ви маст... ми должен пешком...

- Тогда другое дело! - понимающе кивнул Иван. - Раз не положено, то ауфвидерзейн! - Он козырнул и щелкнул каблуками.

- Гуд бай! Мерси! Тэнк ю! Спасибо!

- Кило четыре, не меньше, - прошипел старик, когда Иван садился в кабину. - Какой политик нашелся на чужом горбу...

- Утри слезы, - тоже шепотом ответил Иван, - считай - за проезд с тебя взял.

Машина фыркнула. Девчата, пожелав французу счастливого пути, не сговариваясь, запели "Бывайте здоровы...", ставшую популярной не только в Белоруссии прощальную песню. Старик сидел молча, прижимая пустое решето к аккуратной поддевке.

Скоро трехтонка скрылась за поворотом, оставив на дороге запах осеннего яблока... Да, вот так, осенью в Белоруссии везде пахнет яблоками. И на дороге, и на базаре. Но сегодня базар опустел. Все, как мы знаем, поспешили на главную улицу.

II

В конце улицы показалась ватага мальчишек. Что кричали юные гонцы, понять было трудно. Толпа заколыхалась, загудела, напирая на стоящих у края. И тут я увидел тех, ради кого приехал сюда.

Две женщины пробивались сквозь толпу. Первая, средних лет брюнетка, то есть это только в Белоруссии таких называют брюнетками, а вообще лучше сказать - темноволосая, с большими, радостно открытыми глазами, шла, как зачарованная, прижав к груди сумку, из которой торчали перья зеленого лука. Чем дальше от площади, где готовилась официальная встреча, тем беспорядочней толпился народ. Идти становилось все труднее. Вслед за первой спешила русоволосая женщина.

- Варя, подожди... Ну, постой, Варенька! - просила она.

- Идем... идем, Надя... - шептала Варя, не останавливаясь.

Колонна двигалась медленно, подняв плакаты, похожие на хоругви. Иностранцы шли с тем гордым достоинством, с которым когда-то в России ходили на водосвятие. Возможно, из-за плакатов и потому, что впереди шел каноник собора, процессия напоминала мне церковное шествие.

На какое-то мгновение улица застыла в торжественной тишине. И вдруг над ней взлетел страстный и торжествующий голос женщины:

- Франсуа! Мосье Франсуа!

Надежда всплеснула руками:

- Встретила! Он, мамочки мои, встретила!.. - И бросилась вперед.

Варвара увидела Франсуа, когда он еще не мог ее видеть. Она стояла в толпе, прижимая к груди сумку с торчащим луком. Она только крикнула и, словно испугавшись собственного голоса, не решилась сдвинуться с места.

Франсуа не видел ее, но он не мог ошибиться. Он слышал - она позвала его!

- Мой бог! Это... она...

Франсуа растерянно глядел на толпу горожан... Он ждал этой встречи и не верил в нее. Ради нее он прошел несколько стран, неся свою тайну. Эта тайна временами подступала к самому горлу, готовая вырваться к людям ему чужим, способным, быть может, понять, а быть может, и посмеяться...

Еще в Париже Франсуа просил советское посольство помочь ему. Но не смог назвать ни адреса, ни полного ее имени. И все же он надеялся... Чем ближе колонна подходила к границе Советского Союза, тем чаще охватывало его предчувствие. Как он потом говорил: "Прямо пеленало меня и не давало идти".

Всю дорогу Франсуа страшился тяжкого разочарования. И сейчас он боялся верить... Не показалось ли? Преодолевая охватившую его слабость, он оперся о руку подбежавшего друга и крикнул срывающимся голосом, как в детской игре:

- Где ты?! Я не вижу тебя!

В наступившей тишине женщина отозвалась:

- Я здесь, Франсуа...

И тогда женщины, стоящие на тротуаре, догадались и обрадовались они-то знали, что значит потерять и найти близкого.

Вот один человек нашел другого, как же тут не порадоваться? Подталкивая Варю, весело закричали:

- Здесь! Здесь! Эй, камрад! Франсуа, вот она!

Варвара медленно шагнула с тротуара, выставила вперед руку, будто готовясь упереться в грудь Франсуа, сдержать его горячий порыв. Глаза ее сияли радостью и, в то же время испуганно метнувшись по сторонам, увидели хлынувшую за ней толпу, и сбившихся с марша пешеходов, и бегущего к месту происшествия милиционера в белых перчатках. В двух шагах от Франсуа она остановилась. На них смотрели. Она знала, что на них смотрят ее соседи, знакомые, те, с кем она встречается всегда, каждый день. И, может быть, некоторые из женщин сейчас вспомнили, как встречали мужей, вернувшихся с фронта. Это было похоже, и сознание этого сковывало ее, потому что это было не то.