Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Гусары и драгуны бешено отбивались в низине. Стоявшие там польские пушки, развернувшись для боя, не успели сделать ни одного выстрела.

Казацкая пехота полковника Гладкого стремительным ударом захватила их.

Только с другого берега Стрыпы били пушки, но уже к ним подходили полк Богуна и татары.

Десять тысяч рейтар и пять тысяч жолнеров стеснились у плотины, готовясь оттуда нанести фланговый удар казацкому войску, и дать возможность уйти на правый берег королю с его многочисленной свитой.

Мартын слышал, как в лесу грянули трубы, и увидал, как несколько десятков трубачей на белых лошадях вынеслись на опушку, а за ними широкой лавой выкатились казаки. И впереди лавы увидел Мартын всадника, за которым скакал казак с белым бунчуком.

– Гетман, гетман! Слава гетману! – прокатилось над полем боя, и этот клич подхватили все.

– Гетман, гетман! – кричали казаки, и, должно быть, до гетмана тоже донесся этот крик...

Мартын и Лазнев стояли в рядах своей сотни, готовые кинуться в бой, едва только сотник махнет перначом. Но сотник, как и они, смотрел в сторону леса.

Гетман махнул саблей в направлении плотины, и конники, мчавшиеся за ним, точно подхваченные сильным ветром, кинулись на рейтар и жолнеров. В этот миг сотник тоже махнул перначом и вывел сотню в бой.

Мартын и Лазнев скакали рядом. Перед ними красовался в галопе аргамак Нечая.

– Гляди, – толкнул локтем Мартына в бок Лазнев.

Окруженный свитой, летел на вороном коне Хмельницкий, держа в вытянутой руке саблю. За поясом у него Мартын увидел булаву. Лицо гетмана было сурово. Казак с бунчуком в руках, скакавший позади, яростно озирался вокруг и кричал:

– Слава!

Гетман вдруг обернулся к нему и что-то крикнул, что – Мартын не разобрал, но, должно быть, что-то гневное, ибо казак замолчал.

В этот миг Мартын почувствовал, что должен скакать за гетманом, и куда укажет он саблею, туда Мартын и кинется стремглав. Мартын понял, что между этим чувством и тем, о чем мечталось утром в лесу, есть прямая связь, и, поняв это, Мартын снова ощутил в сердце такую же могучую силу, как и в начале боя.

– За волю, за веру! – услыхал Мартын клич гетмана. – Вперед, казаки!

Мартын тоже закричал:

– За волю! – и услышал, как рядом, в лаве, эти слова: «За волю!» – кричали Семен Лазнев, Андрей Пивторадня, Микита Горлица, и, оглянувшись, увидел вдруг Нечипора Галайду, который скакал в рядах и кричал:

– За волю!

И этот крик: «За волю!», летевший над полем битвы, зажигал в сердце Мартына такую отвагу и мужество, что он понял: смерть ему не страшна.

...Нечипор Галайда тоже заметил Мартына Тернового, но лава выгнулась полумесяцем, и когда он еще раз кинул взгляд в ту сторону, то Мартына уже не увидал. Он дал шпоры коню и несся, как вихрь, по полю, на железную стену рейтар, – они с колена били из мушкетов по казацкой лаве. Недалеко впереди размахивал саблей полковник Громыка, что-то кричал казакам, но Галайда ничего не разобрал: в этот миг загрохотали пушки с польского берега, и только по взмахам полковничьей сабли Галайда понял, что тот приказывает спешиться и залечь.

Галайда, как и все казаки, соскочил с коня и, потянув его за повод, заставил лечь перед собой. Быстро приготовившись, он начал насыпать на полку ружья порох. Случайно глянув перед собой, увидел, что полковник Громыка, выпрямившись во весь рост и повернувшись к рейтарам спиной, кричит на кого-то в лаве, а рейтар, скрытый за холмом, целит полковнику в спину. Галайда вскочил на ноги и в два прыжка заслонил собою полковника.

Выстрела он не слышал, но что-то горячее и острое вошло ему в грудь, и больше ничего Нечипор Галайда не помнил.

***

...В ту ночь, пятого августа, Федор Свечка, сидя в своем шатре в Зборовском лесу, облизывая языком засохшие губы, склонялся над доской, лежавшей на двух чурбанах. На желтом листе пергамента писал:

"...Кровавая сеча длилась до вечера. Только страшный дождь и темень остановили славное войско гетмана. Ляхам удалось разрушить мосты и бежать в город, но оставили они на поле боя в руках казаков восемнадцать тысяч пленных, сто возов с войсковым снаряжением, пятьдесят семь пушек и ядер великое множество.

Зрел я, как гетман Богдан скакал впереди лавы и рубился, как простой казак, и под гетманом упал конь, раненный в голову, но какой-то казак отдал ему своего коня, и гетман снова был в седле. А было еще так, что вражеские пушки укрылись между двумя холмами и оттуда палили по казацким лавам, тогда однорукий казак пробрался во вражеский табор, подпалил возы с порохом и сам погиб при взрыве. Казаки мне потом сказали: зовут его – Федор, а на прозвище Кияшко. Да будет славен его подвиг и известен роду людскому.

И еще славу великую добыл донской казак Семен Лазнев, полонив немецкого генерала Донгофа, да еще взял в полон десять рейтар и королевского бунчужного. Ходили донцы в битву плечо в плечо с нашими казаками и бились, как львы, и после боя гетман всех их благодарил, а наказному атаману донскому Алексею Старову подарил со своего плеча саблю, а атаман Старов свою отдал гетману, и которые при том казаки были, кричали: «Слава!»

Взятые пленники, в великом страхе пребывая, перед гетманом на колени пали, и был среди них полковник немецкий Вольф, да князь Любомирский, да еще много шляхтичей, и сказывали они, что король Ян-Казимир и канцлер Оссолинский едва в полон не попали и теперь где-то скрываются в таборе. И пленные сказывали, что войско короля и его региментари в великом расстройстве пребывают.

После битвы велел гетман значковым от каждого полка счесть, сколько полегло недругов и сколько наших. И значковые сочли, и выходит – недругов полегло одиннадцать тысяч, наших, – две, а может, и того меньше. Только от мушкетов много понесли потерь.

Из города Зборова от городского поспольства приходили к гетману в лагерь гонцы, и говорено теми гонцами, что мещане не хотят быть под королем и чинить гетману помехи не станут, а, напротив, всякую помощь подадут, только покорно просят, чтобы татар гетман близко не подпускал.

Еще сказал мне сын гетмана, Тимофей, что простой казак из полка Данилы Нечая, по имени Мартын, а на прозвище Терновый, врезался в королевскую охрану и порубил двух знаменосцев, и королевскую хоругвь у них отобрал, а отбивши, привез в гетманский табор. Теперь та хоругвь лежит в шатре у гетмана..."

В чернильнице не стало чернил. Свечка положил перо. Как раз собирался написать несколько слов и о себе, – ведь и он был в бою, и ему довелось изведать и страх, и радость успеха, – но в чернильнице было сухо.

«На себя и нехватило», – горестно подумал он и вышел из шатра набрать воды, чтобы развести новых чернил.

Однозвучно шумел в листве дождь, захотелось спать, решил лечь, тем более, что, наверное, завтра на заре снова начнется битва. И Федор Свечка воротился в шатер и вытянулся на кошме. Вскоре заснул. Ему снилось, что он скачет на коне с саблей в руке, а перед ним стеной стоит коронное войско, но он слышал за своей спиной голос гетмана:

– Глядите, казаки, каков Федор Свечка, – один всех врагов на поединок вызвал.

И вдруг Федор Свечка видит, как навстречу ему выходит покойный митрополит Петр Могила, держа в руке книгу, и протягивает ее ему. Видит он, что на переплете написано его имя. И уже нет ни шляхты, ни казаков, а вокруг луг зеленый, и по тому лугу идет дивчина с полными ведрами воды. И Федору Свечке хочется, чтобы она перешла ему дорогу, но вместо того дивчина выливает воду на землю и переходит дорогу с порожними ведрами...

***

...Гетман объехал полки. Теперь возвращался к себе. Его, должно быть, уже ожидали, – приказал, чтобы тотчас явились в шатер Нечай, Гладкий, Мозыря, Громыка, Выговский, Капуста и прибывший из-под Збаража Силуян Мужиловский. От усталости еле держался в седле. Сзади ехали есаулы и Тимофей. Невдалеке за ними охрана. Впереди с факелами в руках двое казаков. Спускались в овраг.

35
{"b":"37672","o":1}