Я молчала. Мне вспоминался Андрей, сидящий за столом в кафе и отрешенно смотрящий на собственные пальцы. Его руки с выступающими синими жилками. Его подрагивающий подбородок и пустой взгляд. Взгляд человека, которого мы чуть ли не в открытую назвали подлецом...
Глава пятнадцатая, последняя.
- Почему она приехала в Михайловск в январе? - с этим вопросом я проснулась. - Почему она приехала в Михайловск именно в январе?
- Кошмар какой! - пробурчал Митрошкин, пытаясь натянуть себе на голову одеяло. Однако, спрятаться ему не удалось.
- Нет, ты объясни мне, пожалуйста, как так получилось? Как будто специально! Понятно, Большаков, Найденова, Протопопов - они в Михайловске живут. Понятно, Катя Силантьева. Хотя тут, как раз, пока не все понятно. Не понятно, при чем она, вообще?.. Но Галина Александровна! Она - москвичка, что-то там у неё в прошлом связано с вашим распрекрасным городом...
- А ты не догадываешься, что?
- ... Не перебивай! Что-то у неё связано с вашим городом, но приезжает она туда почему-то не раньше, не позже, а именно в начале января. Как будто будущим трупам раздали программку спектакля "Кошение под серийного маньяка" и отметили, кому к какому действию надо прибыть. "Вы, пожалуйста, в ноябре. Вас любезно просят не отлучаться из города в декабре. Ну, а вы, пожалуй, к январю подъезжайте - как раз самое то будет!"
- Какая тебе разница? - грустно спросил Леха, с обреченностью подопытной мыши глядя мне в глаза. - Случайно, специально так получилось какая тебе разница?
- А тебе не кажется, что Говоров, если это, конечно, он, как-то заставил Галину Александровну туда приехать? Заманил? Загнал?
- Что значит, "если это, конечно, он"? Я убью тебя когда-нибудь!..
- Да, ничего не значит. Просто я вчера вечером лежала думала. И вспомнила вдруг, что и Марина ходила на эти же лекции к Санталову, значит, могла вести конспекты, а Ольга Григорьевна теоретически могла эти конспекты прочитать. Ну, вместо того, чтобы идти в библиотеку! А потом я прикинула: сколько лет прошло? Вряд ли, даже если конспекты существовали, Марина стала бы их хранить? Да и потом, в мединституте и основных дисциплин хватает, чтобы ещё лекции по искусству подробно записывать...
- Интересно, когда это ты вечером лежала и думала? - осведомился Митрошкин, снова зарываясь под одеяло. - Насколько мне помнится, сразу после...хм-м-м... ты благополучно задрыхла? Значит, "во время", что ли? Класс!
Он, якобы, обиженно отвернулся и предпринял попытку уснуть с горя, но я снова принялась отчаянно трясти его за плечо:
- Нет, Леша, подожди! Успеешь ещё выспаться. И не надо к словам придираться... Объясни мне, как так могло получиться?
- Все вопросы к Говорову!
- И все-таки объясни!
- Да, мало ли как! - он тоскливо зевнул, сел в кровати, печально посмотрел на будильник и покачал головой. - Девушка, если у вас бессонница, это ещё не значит, что и окружающим должно быть плохо... Как-как? Напугал, действительно! Намекнул, что что-то такое знает. Шантажировал её, в конце концов.
- Она не выглядела ни испуганной, ни нервной.
- А ты приглядывалась? Скажи, ты приглядывалась к ней на предмет нервности? Ты же просто, как алкоголик, пришла за штопором, обнаружила, что штопора нет, начала томиться и по быстренькому смоталась.
Я неопределенно пожала плечами и потянулась за длинной трикотажной майкой, лежащей рядом с телевизором. Возразить, вроде бы, было нечего, и все равно этот вопрос не давал мне покоя. А тут ещё и Леха, окончательно проснувшийся и от этого злой, начал брюзжать под ухом:
- Какая разница? Вот, в самом деле, какая разница? Что это меняет? Или ты технологию убийств решила изучить во всех подробностях? Как лечат, чем травят, как свидетелей запугивают и чем жертву подманивают? Профиль меняешь, что ли? Или тебя следователем по делу Говорова назначили? Или собираешься представить милиции подробный любительский отчет?
- Ничего я представлять не собираюсь, просто... Просто, когда я знала, что Ольга Григорьевна покарала этих троих - тех, которые принимали непосредственное участие в убийстве Наденова, у меня было одно ко всему этому отношение. Все-таки они и лицо Марине изуродовали, и девчонку грозились убить... Тут вдруг откуда-то всплывают ещё двое, которых сама Марина сроду в глаза не видела!.. В общем, когда мне что-то непонятно, я начинаю злиться.
- Вот! С этого и надо было начинать. Точнее, всего остального можно было и не говорить. Тебе непонятно, и ты начинаешь ерзать. И не даешь никому покоя. Представляю, как тебя в школе учителя ненавидели! Как, вообще, можно быть такой дотошной?!
- Можно, - ответила я едва ли не с гордостью и отправилась готовить завтрак. Мы перекусили все теми же сосисками и бутербродами с сыром, и к половине десятого отправились на станцию метро "Дмитровская".
- Ну, ты с ума сошла, - ныл Митрошкин, до самого конца не веривший, что я потащу его разыскивать неведомую компанию-распространителя, продавшую Галине Александровне Барановой путевку в Михайловский профилакторий. - В девять тридцать нормальные люди ещё спят. Никто в Москве ещё не работает!
- А я дремучая, я из Люберец еду, поэтому мне плевать. Сейчас выйдем, оглядимся. Как раз часикам к одиннадцати эту компанию и найдем.
- Да, мы можем её, вообще не найти! В принципе! Никогда! То же мне адрес: "в районе станции метро "Дмитровская"!
- Хочешь, Селиверстову позвоним и уточним? - предлагала я угрожающе. В ответ на что бедный Леха вздыхал и грустно сопел.
Кстати, в своих мрачных прогнозах он не особенно погрешил против истины. За каких-нибудь полчаса мы успели забрести аж в три туристических фирмы, занимающиеся турами в Европу, Африку и Эмираты. Я никогда и не подозревала, что их плотность на территории города Москвы так высока! "Эвелина", "Кенгуру", "Московский гость". Красочные буклеты, любезные дамы, подмигивающие компьютеры...
Когда я заикалась насчет путевок в областные санатории, на меня смотрели с сожалением и доступно объясняли, что хороший отдых в Подмосковье с сауной, бильярдной, тренажерными залами и фирменной кухней, сейчас едва ли не дороже, чем простенький тур на Кипр. Но на Кипр мы не хотели. Мы хотели узнать насчет Михайловска.
В конце концов, нам повезло. Какой-то мужчина в норковой ушанке не очень уверенно показал на подъезд во дворе дома сталинской постройки:
- Вроде бы там какая-то контора есть. Сходите, посмотрите. Но чем они занимаются, я точно не знаю. Вроде и путевки, а, вроде, и пенсионный фонд?
И я почему-то сразу почувствовала: это - именно то, что нам нужно.
Самый обыкновенный подъезд с щелястыми деревянными дверями и подвалом, пахнущим плесенью, был увешен целой тучей табличек: "Совет ветеранов", "Ткани", "Ксерокс. Копирование", "Чистый родник". В "Ткани" мы, понятное дело, заглядывать не стали, как и в "Ксерокс", из-за двери которого доносилось жизнерадостное, многоголосое мужское ржание, а вот в "Чистом роднике" было чинно и тихо. За тремя письменными столами сидели три ухоженных женщины. В комнате негромко работало радио, едва слышно щелкали кнопочки офисного микрокалькулятора.
- Простите, пожалуйста, - обратилась я к шатенке, которая как раз складывала числа из длиннющего столбика и заносила промежуточные результаты в таблицу, - не здесь ли случайно можно приобрести путевки в Михайловский санаторий-профилакторий?
- Здесь, - ответила она, не отрывая взгляда от листочка. - Следующий заезд с шестого февраля.
- А, вообще, много народу у вас туда путевки покупает?
- Достаточно... Но, если вы для себя, девушка, не думаю, что вам там понравится. Мы можем предложить вам варианты более молодежного отдыха. В Рузском районе, например, или неподалеку от Сергиева Посада.
- Да, мы, собственно, не по этому поводу, - я метнула на Митрошкина ищущий поддержки взгляд. - Мы насчет одной женщины, которая приобрела у вас путевку в декабре. Она погибла и...