Я больно сжала ладонями виски, пытаясь поймать ускользающую мысль. "Она защищала мужа... Защищала мужа... Защищала... Она ушла из актового зала после того, как на срочный вызов умчался Шайдюк. Мужа рядом не было, и никто, естественно, не спросил, куда она идет. Да никто, наверное, и не заметил её отсутствия... Она надеялась, что он не вернется в ближайшие полчаса. А, может быть, знала, что не вернется? Может быть, знала, что он пошел вовсе не к умирающей старухе?.. Вызов.. Что, если не было никакого вызова?.. Она знала, куда он идет и пошла за ним. Она пошла вместе в ним!!! "Вы ничего не сможете сделать ни ему, ни мне"...
Словечко "шухер" - полууголовное - полудетсадовское, нелепой каракатицей всплыло в памяти. Я больно прикусила нижнюю губу и, похоже, ахнула вслух, потому что Виктория Павловна как-то тревожно заерзала на стуле. "Шухер", "атас"... Как же ещё это называлось? "Постой на шухере!" сурово говорили мы часовому, когда лезли в детский сад обрывать с деревьев крупные ранетки... Ну, конечно же! Один человек идет убивать, а второй в это время стоит под дверью. Просто так, на всякий случай, чтобы обеспечить безопасность. Вдруг кого-нибудь нелегкая вынесет среди ночи в коридор, и убийца, выходящий из номера будет замечен?.. Все правильно и все до безобразия логично! Она слышит скрип открывающейся двери и убивает двух зайцев сразу: мужу подает сигнал: "Не выходи! Опасность!", а лунатика предупреждает: "Сцена не для посторонних глаз! Вернись обратно!" В эту схему укладывается и желание во что бы то ни стало защитить мужа, и потерянная запонка - все! Все, кроме одного: почему все-таки за шантажиста и вымогателя приняли именно меня?..
- Что с вами, Женя? - Виктория Павловна склонила голову к плечу и посмотрела на меня с трогательной заботой. В её выпуклых карих глазах читалось беспокойство.
- Ничего, - я провела пальцем по прокушенной нижней губе. - Ничего, все нормально. Просто думаю.
- Вот и я думаю: рассказать следователю? Не рассказать? Расскажу - он спросит: "Чего ж ты, дура старая, до сих пор молчала?".. А если ещё наговорю на человека, да зря? И ей жизни испорчу, и себе. Все ж таки она женщина замужняя, а тут такое дело!
- Ну, ей-то, допустим, понятно. А себе каким образом?
- О-о! - она обречено махнула полной смуглой рукой. - Разговоры пойдут, слухи... Полгорода узнает, что старая сплетница натворила. А Елизавета Васильевна - все-таки жена доктора... Ко мне-то после этого какое у врачей отношение будет?.. Ох, дела-дела!
Мои радужные предположения, похоже, подтверждались: в Михайловске, как в большой деревне, все обо всех все знали. Это несказанно радовало. Но зато огорчало другое: послезавтра утром истекали два дня, отпущенные мне "на размышления" женой Шайдюка.
- Знаете что? - я с отвращением вытерла кровь, оставшуюся на пальце, о край бумажной салфетки. - Давайте подождем хотя бы сутки. Может милиция за это время что-то выяснит, может мне что-нибудь удастся разузнать. А уж если ничего не получится, тогда будем решать. Хорошо?
Виктория Павловна покорно кивнула, и в этот момент отворилась дверь.
- Привет честному собранию! - весело провозгласила Алиса, заходя в номер и эффектно, по-испански изгибая руку над головой. - Анатолий Львович Шайдюк вместе со своей распрекрасной половиной проживает по адресу Танковая пять, квартира двадцать два. Телефон 2-17-34... Ну так как? Можно мне присваивать звание Чемпиона мира среди шпионов и тайных агентов?..
Улица Танковая находилась в другом конце города, на самой окраине Михайловска. Название свое она оправдывала полностью. После получаса бесплодных шатаний между одинаковыми серо-розовыми домами у меня возникло стойкое ощущение, что территорию для будущего микрорайона расчищал какой-то пьяный танкист, и он же присваивал порядковые номера местным зданиям и сооружениям. Бугры, канавы и холмы встречались здесь на каждом шагу, за третьим домом следовал шестнадцатый. На "Пельменной" висел жестяной квадратик с цифрами "12/4", но ни дома под номером "12/3", ни даже "двенадцать дробь первого" поблизости не наблюдалось.
В конце концов, мне удалось-таки совершенно случайно набрести на пятиэтажку с табличкой "ул. Танковая, 5", но к этому времени я уже была злая, как собака. Кстати, собака же и выскочила мне навстречу из подъезда, в котором находилась квартира 22.
- Гав! - сурово сказала коричневая Чау-Чау, злобно уставившись на мою крашенную лису. Я ничего не сказала, но на животное взглянула не менее злобно. Вообще, у меня с собаками отчего-то чрезвычайно редко возникает взаимопонимание. Так же как, впрочем, и с их хозяевами. Те, вероятно, сходу распознают во мне потенциальную скандалистку, истерично вопящую: "Уберите пса! Наденьте на него намордник! Сдайте его на живодерню!", и своих любимцев предусмотрительно отводят подальше.
На этот раз следом за Чау-Чау из подъезда вышла седовласая дама в кокетливом беличьем полушубке, посмотрела на меня с оттенком холодного интереса и неожиданно ласково проворковала:
- Тиночка, девочка, беги пописай!
Тиночка вывалила фиолетовый язык и на своих коротких медвежьих лапах затрусила к ближайшему столбу.
"За неимением лучшего подойдет и этот вариант", - подумала я, покосившись, естественно, на даму, а не на собаку, и зашла в подъезд.
К счастью, ни Анатолия Львовича, ни его супруги дома не оказалось. Я раза три без особой настойчивости надавила на кнопку звонка, немного постояла у двери и спустилась вниз. Гадкая Тина облаивала голубей, пристроившихся погреться на крышку канализационного люка.
- Какая прелесть! - лицемерно проговорила я, подходя к даме и кивая на Чау-Чау, жизнерадостно обнюхивающую смятую банку из-под пива.
- Да, - согласилась дама. - Очень перспективная девочка. Родители медалисты, чемпионы породы... А у вас что - тоже собака?
- Японский хин, - память почему-то не выдала ничего более подходящего.
- Надо же! Хины ведь такие неженки! И прививки, говорят, плохо переносят. Даже мы с прививками намучились в свое время...
"Очень хорошо, что она - собачница!" - промелькнуло у меня в голове. "По крайней мере, разговор завязался легко. Досадно только, что я о дурацких японских хинах ничегошеньки не знаю!"
- ... Нам доктор - такой коновал попался! - продолжала, между тем, хозяйка Тины. - Едва не угробил девочку. А потом ещё выяснилось, что у него лицензия недействительная.
- Кошмар! - довольно убедительно ужаснулась я и плавно перешла к интересующему меня вопросу. - Кстати, о докторах... Вы случайно не знаете доктора по фамилии Шайдюк? Он в вашем подъезде, в двадцать второй квартире живет.
- Почему же не знаю? Знаю, - дама подняла воротник своего беличьего полушубка и потерлась о него щекой. - А вы к нему приходили?.. Так он сейчас, наверное, на работе. После семи будет.
- В общем-то, не совсем к нему... Не знаю даже, как сказать. Тут вот какое дело. У моей мамы была приятельница, и мама с ней несколько лет как потеряла связь. Приятельница сама из Москвы, а мы, вообще, в Коломне живем. Ни телефона не осталось, ни адреса - ничего. И, вроде бы, она помнит, что приятельница эта тесно общалась здесь, в Михайловске, с семьей одного врача. Фамилия у врача хохлятская - то ли Байчук, то ли Березюк... Мама уже старенькая, все позабыла, конечно. А я в горбольнице поспрашивала и нашла вот: Шайдюк, Ильиных, Кривец и Карпенко... Не знаете, не бывает у них такая немолодая женщина с крашенными волосами? Роста - чуть выше среднего, приятная, ухоженная...
Это был всего лишь пробный шар, но от ответа зависело очень многое. Дама, однако, лишь равнодушно пожала плечами. Почудился ли мне холодок, льдинкой блеснувший в её взгляде, или же это было на самом деле?
- Ничем не могу вам помочь, - её тонкие губы, слегка тронутые бледно-розовой помадой, искривились. - Я с Шайдюками почти не общаюсь. Тем более, не знаю, кто к ним ходит, и с кем они дружат. Да и вряд ли у них друзей много: Анатолий-то он - ничего мужик, а вот она...
