— Этот мужчина — я! — застенчиво признался Косоголовый. — Когда в поход? Не скрою, я привык к роскоши. Убранство дворца магов напоминает мою стокомнатную хижину. Но я тяготею к импрессионистам, а здесь преобладают старые голландцы. Собирательство обогащает ум. Многие не знают, что есть, к примеру, два разных художника — Мане и Моне, и, несмотря на похожие фамилии, они даже не братья… И все же на горной круче, перед пропастью, мне уютнее, чем на бархатном канапе. Лишь свет ваших дивных глаз, трепет узкой ладони…

— Ни звука, мой рыцарь… — душистые пальцы колдуньи прикоснулись к губам пришельца. — Я оставлю вас ненадолго, отдохните с дороги. Быть может, запереть дверь, чтоб никто не помешал?

— Конечно, да! — вскричал посланец, влюбчивый, как гимназист. — Иначе сердце мое, словно олень, выскочит из груди от восторга и вскачь помчится за вами! Вы скоро вернетесь? Я не сплю больше десяти часов подряд!

— Очень-очень скоро… — Фуриана ласково дотронулась до небритой щеки Косоголового. — Не страшно, если разбужу вас через девять с половиной часов?

— Хоть через восемь! — Гость с Земли пошел на небывалую жертву. — Приснитесь мне во сне, фея моя!

— Вот это я обещаю твердо! — Порхнув к дверям, Фуриана выскользнула наружу и, прижав створки, неслышно повернула ключ.

Советник Флюгерон прибыл во дворец почти в одно время с Косоголовым и Фурианой, но не встретил их, пройдя с другого входа. Сейчас он метался между телами дуэлянтов, заламывал руки и, стеная, косился на Сморчкова, пытаясь определить по его холодному взгляду — правильно ли ведет себя.

Высокий, бледный, до омерзения тощий, с блеклыми косыми глазами, в свободных бело-голубых развевающихся одеждах, Флюгерон походил на излишне суетливое привидение. Золотой браслет на его худом запястье, в виде змейки, изогнувшейся спиралью, от движений руки позванивал, и звон этот неизменно раздражал князя.

Все же приходилось терпеть. Благополучие Флюгерона впрямую зависело от золотой змеи. Фамильная драгоценность безошибочно определяла погоду, всегда поворачиваясь головой по направлению ветра. Цвет камешков-глаз менялся в зависимости от того, что ожидалось завтра — дождь, снег, солнце, переменная облачность или низкие обложные тучи. Расположение чешуек говорило о температуре воздуха. Были и еще более сложные признаки, позволявшие Советнику составлять долгосрочные прогнозы.

Лишенный змейки, Флюгерон ничего не стоил бы как специалист. Держать же при себе явную бездарность Сморчкову не улыбалось. В очередной раз поморщившись от дребезжания браслета, он резким жестом прервал беготню подручного.

— Брось трепыхаться, как стрекоза на булавке! — Наедине с Флюгероном князь не церемонился. — Меня интересует погода на завтра! Что предсказывает твоя железяка?

Советник напряженным взглядом впился в прибор, беззвучно зашевелил губами, с явным трудом производя подсчеты. Сморчков, рассеянно гулявший от окна к столу и обратно, вдруг остановился, прислушиваясь.

— Соображай, тугодум! — бросил он Флюгерону. — Сейчас я вернусь. И чтобы отсюда — никуда!

Спиной князь прикоснулся к шторе, растаял, перенеся на ткань собственный силуэт, и тот проворно, словно в мультфильме, принялся карабкаться вверх, то причудливо растекаясь в складках материи, то собираясь воедино. Достигнув потолка, силуэт перетек к его центру и втянулся в крохотное отверстие над люстрой.

Флюгерон едва успел закончить вычисления, как князь появился снова — из воздуха, прямо перед ним.

— Солнечная погода! — заторопился Советник. — На небе ни облачка! Утром и вечером восемнадцать-двадцать, днем — все двадцать пять тепла.

— Неплохо! — одобрил Сморчков. — Я чувствую, что ты все понял, шельмец! Доблестные Розарио и Мизерабль погибли, геройски защищая дворец от вылазки скрытых печенюшкинцев. Оттеснив охрану, рванулись в бой, ибо души их переполняла ненависть к врагам. Оповести газеты, радио и видеослужбы — всех! Завтра устроишь на площади траурный митинг. Речи, проклятия, народный гнев, море цветов — не мне тебя учить. А по окончании церемонии тайно сожги тела — к чертовой бабушке! Захоронишь пустые гробы. Иначе проходимцы могут похитить павших героев и надругаться над ними. Все понял? Зови помощников, выполняй!.. Да! Найди во дворце Фуриану. Я приму ее немедленно, в своем кабинете…

Князь стремительно выскочил. Цокот его каблуков, высоких, как у дамы, разнесся по коридору, постепенно затихая. Флюгерон опустился на колени перед телом Розарио и, расстегнув сорочку на груди садовника, осторожно рассматривал входное отверстие, проделанное пулей. Сейчас, когда никто не видел его, выражение лица Советника было мягким и скорбным.

— …И все же, каким чудом этот дурень оказался здесь? — Сморчков заставил Фуриану дважды повторить рассказ, жадно впитывая мельчайшие подробности. — Радиограмма от Печенюшкина? Допустим… Но для чего нашему рыжему недругу отправлять пришельца прямо к нам в объятия? Причем долгожданного пришельца… Необыкновенно желанного пришельца… Я не верю, что Пиччи-Нюш сошел с ума и решился сделать нам с вами по-королевски щедрый подарок.

— Теряюсь в догадках, — журналистка пожала плечами. — Знаю только одно — он не лжет. Человека несложно «прочитать». А этот, вообще, весь как на ладошке. Бесхитростен, прямолинеен, глуповат, добр… Кстати, хороший материал. Обманом можно склонить его к чему угодно…

Против ожидания князя, к известию о гибели Розарио и Мизерабля дама в черном отнеслась почти равнодушно. Выдумка о нападении, преподнесенная Сморчковым, была принята как непреложная истина. Конечно, не обошлось без обязательных «ах» и «ох», в какой-то миг на прекрасные глаза Фурианы даже набежали слезы, но так и не пролились. Теперь стало очевидным, что своего воздыхателя-литератора колдунья воспринимала совершенно безразлично. «Бедняга Мизерабль, — лицемерно думал Заморочкин, — должен благодарить меня с того света за оказанную услугу. Каково художнику, пускай и бесталанному, жить с разбитым навеки сердцем?..»

Скомкав положенные соболезнования, Фуриана немедленно перешла к повествованию о Косоголовом. Весьма сложные чувства обуревали князя. Мечтая о власти и славе, готовя почву для своего возвышения, он, бесспорно, был счастливей, чем ныне. Предстояло удержать завоеванное, лавировать, угадывая опасности, грозящие с двух сторон.

Пропавший Печенюшкин, исчезнувшие сестры Зайкины, Великий Маг Федя, канувший в неизвестность, — сопротивление с этой стороны, казалось, отсутствовало вовсе. Но сам коварный, как дьявол, Сморчков и от врагов своих ожидал не меньшего коварства. Он не сомневался, что команда Печенюшкина, затаившись, готовит разя-щий удар.

Всеобщая ненависть к рыжим, дурман над страной помогли князю забраться на самый верх, приобрести пусть ограниченное, но все же невиданное ранее могущество. «Все вертится вокруг камня, — понял он давно. — Застывший дракон в пещере не дает покоя ни тем, ни этим».

Заморочкин ощущал, что некая темная, похожая на его собственную, сила не желает допустить воскрешения Дракошкиуса. В этом случае единственный выход для нее — уничтожить каменного дракона, взорвать, растереть в порошок, смешать его с песком на берегу. Истории с колдуном Финделябром он не верил. Почти не верил, скажем так… Но кто же тогда Фуриана — само Зло, или кукла в его руках?

Князь решил играть собственную партию. Любой ценой он должен извлечь из пещеры окаменевшего дракона и надежно спрятать его. А потом можно спокойно торговаться и с этими и с теми. Пусть обе стороны открывают карты. Изучив их, он сделает выбор — к кому примкнуть.

Косоголовый пришелец! Ловушка? Случай? И если ловушка, то для кого? Пусть даже для Сморчкова! Но можно попробовать предугадать ее и хитростью одолеть противника…

— Любопытно… — протянул князь, усмирив вихрь мыслей. — Весьма любопытно! Буду рад познакомиться с вашим подопечным. Так он понравился вам? Должен признаться, что я ревную.

— Настоящий мужчина силен не мускулами, — отозвалась красавица. — Ум, влияние, слава — вот что искала бы я в своем избраннике. Но прежде всего, конечно, забота и нежность.