Впервые за весь поединок герой обеспокоился. В роли разбойника он не мог позволить себе сверхчеловеческих поступков. Испепелить клинок взглядом, пройти невредимым сквозь сталь, смять грозный меч, как кусок пластилина… но что скажут зрители?

Испытывать на себе действие яда Печенюшкину тоже не хотелось. Береженого Бог бережет. По запаху мальчуган сразу определил разновидность отравы. Произведение Горгульи не поддавалось обезвреживанию, и противоядия ему не существовало.

Не ломая образа, Пиччи-Нюш ударил ногой в стену позади себя. Часть кирпичей обвалилась внутрь. Мгновенно нырнув в проем, герой ушел от лезвия.

Трувор, с натугой высвободив оружие, застыл, пригнувшись, в напряженной стойке, сжимая меч и кинжал.

Печенюшкин выскочил из дыры, как черт на пружине. Налетел на противника, оттеснив его к краю, увернулся от меча, изогнулся, ударил.

Кисть руки Трувора вместе с кинжалом отлетела далеко в сторону. Лезвие воткнулось в ствол огромного платана, росшего около трибуны. На глазах у публики листья дерева почернели, высохли и обратились в пыль.

Рыцарь продолжал обороняться, убрав за спину искалеченную руку, из которой почему-то вовсе не текла кровь. Тыщенция закусила губу. В следующее мгновение она и Ноэми пропали с трибуны. Зрители, сидящие рядом, так увлеклись зрелищем, что не заметили их исчезновения, с облегчением размещаясь посвободнее.

Трувор поскользнулся на обломке собственных доспехов; это неудачное движение окончательно решило его судьбу. Шпага Печенюшкина сверкнула, опускаясь, как секира, и от рубящего удара механический человек развалился на две части.

— Глядите! — воскликнул Зерро Гут. — У жестоких слуг закона нет сердца, нет души! Даже человеческая кровь не течет в их жилах. И все же этим людям вверяю я свою молодую жизнь, дабы спасти любимую Элен! Эй вы там, внизу! Вяжите меня! Если б не роковая страсть к благородной красавице, только б вы и видели Зерро!..

Пьеса покатилась к финалу.

Труппа Теодоро прощалась с Базилевсом и Тюнь-Пунем в неполном составе. Печенюшкин, Федя и Лампусик сидели на Никтошке. Портфель-блиномет домовой держал в руках.

— Конечно, я довольно стар, — мягко говорил дракон, — но до сих пор не особенно глуп. Уж слишком нежно Аленка с Лизой ластились ко мне днем. И это несмотря на то, что расставание ждало нас только после ужина. Я понял — больше мы не увидимся. Это означало, что девочек вы увозите отдельно, поскольку вечерний, последний спектакль чреват опасностями. Все мы знаем, КТО может быть опасен для труппы. Вот почему я, изменив привычкам, появился на представлении…

— Теперь пьесу можно играть и без нас. — Взволнованный Печенюшкин никак не мог найти подходящих слов для прощания. — Система волшебных зеркал отлажена — запускайте и смотрите. Все оборудование наверху, в театральном зале. Это вам на память, Базилевс.

— Спасибо, друзья мои! — Дракон отвернулся на миг, скрывая слезы. — Ого, солнце уже заходит. Пора. Не будем тратить время на нервные разговоры перед дорогой. Удачи вам! И спасибо! Еще раз! Вы привезли с собой надежду и, уезжая, оставляете здесь ее зеленый росток. Прощайте…

Федя быстро, чтобы сохранить в последний миг достойное выражение лица, набрал нужные цифры на кодовых замках портфеля. Застежки щелкнули, и слон пропал вместе с седоками. Опустив огромную лапу на плечо верного Тюнь-Пуня, Базилевс долго оставался неподвижен.

— Я могу и обидеться, любезный Мизерабль! В последнее время, стоит нам остаться вдвоем, вы тут же устраиваете мне сцены недостойной и беспочвенной ревности. Повторяю в последний раз: я люблю свою супругу, все прочие дамы мне безразличны!

— Не лгите, Розарио! Я вижу, какими жадными глазами вы смотрите на Фуриану… Жалкий садовник! Окапыватель кустов!

— Опомнитесь! Убогий стихоплет! Ничтожество! Даже названия ваших поэм чудовищны: «Исструение»… «Вымах мги»… Никто не читает ваши опусы, кроме кучки литературных бездарей!

— Наш народ туп и ограничен, как вы. Гений заговора… Ха-ха-ха! Ваш план лопнул! Да-да! Погорел! Если бы не решительные действия князя…

— Довольно! — Розарио побагровел, сжал кулаки, зажмурился, делая попытку успокоиться. — Вы ищете ссоры — уверяю, она нам не пристала. Государственные мужи не принадлежат себе. Простите мои запальчивые слова, продиктованные раздражением.

— А чем продиктовано это?! — Мизерабль бросил в лицо садовника смятый бумажный лист. — Враль! Интриган-неудачник! Я нашел письмо на полу, в зале Совета. Уверен, что Фуриана выбросила его, не читая.

Главный садовник разгладил бумагу. По мере того, как он изучал второпях набросанные строчки, лоб его озадаченно морщился.

— «Богиня… — бормотал Розарио. — Сгораю без остатка… Готов на все… Мизерабль — тряпка, слюнтяй, тюфяк… Лишь в моем райском саду вы станете царицей…» Чушь, бред! Я не писал этого!

— А почерк?! Чей это почерк, Советник Розарио?!

— Почерк мой. — Розарио пожал плечами. — И, тем не менее, здесь ошибка. Я не страдаю провалами памяти……

— Не в моих правилах убивать безоружных! — Мизерабль швырнул через стол дуэльный пистолет, который садовник машинально поймал. Второй пистолет литератор вытащил из-за пояса. — К стене! Пусть нас рассудит поединок! Земляной червяк! Крот! От вас смердит удобрениями!..

Розарио взвел курок, не помня себя от бешенства. Два выстрела слились, звук их потонул в кожаной обивке стен. Противники рухнули по оба конца длинного стола для заседаний.

Убедившись, что Советники неподвижны, Сморчков-Заморочкин, наблюдавший дуэль из соседней комнаты через искусно замаскированную смотровую щель, открыл потайную дверь и появился в зале.

— Вот и чудненько, — шептал он, изучая коллег заботливо, как врач. — Надо же, прямо снайперы… И один наповал, и другой. Вот и правильно. А то вы, ребятки, слишком быстро вошли во вкус управления государством. Мне же слуги нужны, а не советчики. — Он поднял старомодную трубку переговорного устройства. — Немедленно разыскать Советника Флюгерона. Жду его в зале Малого Совета. Больше никому не входить. Все.

Домик тетушек более всего напоминал теперь неофициальную дачу для правительственного отдыха. Старушек, щадя их здоровье, редко вызывали во дворец. Как правило, вся новоявленная верхушка Фантазильи — вместе или порознь — каждый день навещала фей. Атмосфера любви и благожелательности, царящая здесь, покоряла даже Сморчкова-Заморочкина, бывшего уж точно самым отъявленным злодеем. Возвращаясь от фей в состоянии умиления и покоя, он порой ловил себя на желании сделать доброе дело, но всякий раз вовремя одумывался.

По общему согласию пятерки самозванцев, правивших страной, все благородные предложения тетушек принимались к исполнению, но большинство из них тонуло потом в бумажной волоките. Некоторые мелочи выполнялись сразу, давая всем газетам Фантазильи обильную пищу для славословия. Старушки, похоже, искренне поверили в собственную значимость и даже слегка ожили.

— Нет-нет, спасибо огромное! — Фуриана с сожалением отодвинула пустую чашку. — Я выпила уже три! А ваш миндальный пирог с цукатами просто тает во рту. Боюсь, стану толстой, как бочка. Журналиста, как и волка, кормят ноги. Хотя бы по этой причине надо беречь фигуру.

— Не говорите так, деточка! — огорчилась тетушка Хлоя. — Мы с Флорой в вашем возрасте очень любили покушать. Молодой организм требует питания — это совершенно нормально! Я положу вам ломтик бисквита со сливочным кремом и орехами. Совсем маленький, не возражайте, пожалуйста. И глоток настоящего кофе, смотрите, какая пенка! Попробуйте, он вас снова взбодрит!

— Помнишь, Хлоя, как понравился твой кофе Лизоньке с Аленкой? — Тетушка Флора легко, как птичка, отпила из своей чашки. — Алена сказала, что запишет рецепт — так и не успела…