Литмир - Электронная Библиотека

На отвлеченное замечание Лекса об «убегающих» Альберт вдруг откликнулся резким подергиванием головы:

– Здесь так много ресторанов и баров, – заметил он, проводя рукой по мокрому стеклу. – Много людей. Бегут, как ты выразился, в основном группами.

– Почему? – вдруг спросил Лекс.

– Потому что неизвестно куда. Страшно. Все видят только откуда. Как будто бегут спиной вперед. Но спиной вперед нельзя. Собираются в пары хотя бы – одному жутковато…

В голосе Альберта была какая-то неизвестная никому до этого колкость. Лекс почувствовал себя уставшим водителем такси, который тщетно пытался заговорить с вынужденным пассажиром.

На площади уже успела образоваться пробка. Дождь обтягивал прозрачной пленкой гранит вокруг памятника высеченному из тела планеты вождю.

– Смотри, – Альберт все громче продолжал – видишь, на скамейке сидит бабушка под цветным зонтом? Она уже свое отбежала. Выдохлась пару десятков лет назад. Каким-то образом поняла где-то внутри, что не добежит, что не знает уже, куда и зачем. И остановилась. Ее глаза начали тускнеть, и вскоре они затянутся мутной пленкой. Мозг «вращает» мир все медленнее. Это естественная реакция организма на страх.

Лексу по настоящему становилось страшно.

– А вы еще на полном ходу. Еще с задором и отвагой пытаетесь сотрясти неизвестный вам мир, неизвестных себя. Как заключенные в первые дни своего пребывания взаперти, вы уверены, что скоро сбежите! – Альберт вдруг опустил голову и выдохнул воздух, скопившийся от неполноценных яростных вдохов, похожих на всхлипывания при неконтролируемом рыдании.

– У тебя что-то случилось?– дрожащим голосом Лекс выдал себя. Похмельная дрожь охватила все тело необъяснимым приступом клеточной паники.

Он запомнил тот взгляд – Альберт поднял голову, полу прикрыв глаза, и резко дернул веками вверх, сверкнув необычной яркостью радужных оболочек.

Казалось, вот-вот что-то лопнет, явится Бог или нечто подобное, и всем откроется истинное, самое глубокое осознание. Но вместо этого, наполняя эхом кибер мелодий пространство, в кармане у Лекса заистерил телефон. Экран предоставил отчет о намеревавшемся войти в связь длинноволосом парне с обвисшим лицом и затуманенными глазами, подписанным снизу как «Мишель». Туман в его глазах заполнял пустоту, с которой все равно не справлялся. Каждый, кто знакомился с Мишелем, не выдерживал глазной дуэли в упор, хотя сам он никаких неприятностей через взгляд специально не передавал. Может быть, всех пугало его равнодушие. К людям, да и вообще ко всему людскому, ни капли злости Мишель не испытывал, а даже наоборот; но в отличие от большинства, все это занимало в его голове только лишь второе место. На первом, вырвавшись очень далеко вперед, там внутри за его глазами, задавала темп и правила бал музыка. Неизвестно насколько огромное ее количество и скрывала от всех эта дымовая завеса в глазах. Мишель играл сам, очень редко на людях, чаще для устройств звукозаписи; учил играть других, чем зарабатывал себе на еду, сигареты и то, что употреблял со всей командой по выходным.

Лекс с облегчением взял трубку, но с той стороны струей пара под давлением вырвался крик:

– Лекс, Лекс!!! Послушай!!! Я до сих пор не могу уснуть. Что там за таблетки мне подсунули, и сколько их было? Ты помнишь?!!! Что делать? Я хожу по комнате уже второй час. Я уже перестал пытаться. Дай мне Тото! Он рядом?

– Успокойся, – Лекс привычно ухмыльнулся. Обычное дело.

– Пива выпей…

– Уже. Не помогает. Тото у тебя?

– Вроде не было с утра.

– Мне звонила Ясэ, говорит, что мы с ним вчера остались вдвоем за барной стойкой в Крестах. Но я помню только, как садился в такси один. Дома его нет.

К Лексу вернулась, как оказалось, ожидавшая своего шанса похмельная паника. С Тото никогда ничего не случалось. Любой из людей имел шансов про запас попасть в историю по сравнению с Тото.

Мишель обещал обзвонить вчерашнюю «команду». Лекс остановил машину у пустого, почти черного от воды тротуара.

Все это утро. Альберт. Полу голые пьяные тела в квартире. Питерский серо-белый май. Этот страх, про который говорил Альберт. Это он заставляет бежать. В бутылки, таблетки, порошки. Что-то мучается там внутри взаперти и боится. Как будто в зеркало смотрит в неизвестность и черноту и не видит себя, съеживается от ужасной догадки о собственном несуществовании.

Лекс отчаянно пытался ухватиться сознанием хотя бы за что-нибудь. Но все вокруг разлеталось на пылинки и уносилось из головы, подхваченное космическим ветром в направлении поглощающей галактику черной дыры. Панический утренний свищ воскресения. Лекс «трогал» края отверстия наяву.

Дождь вышел на крейсерскую скорость. Альберт, казалось, начинал пропитываться местным унынием и снова завис на размытой картинке своего окна. Лекс постарался взяться за свои онемевшие от перенапряжения части тела и из всех сил прохрипел:

– Альберт… Мне кажется, что-то случилось. Тото пропал…

Ясэ

Люди распространялись матрешкой. К большому городу приклеен поменьше, к тому еще один или два, потом поселки, деревни, хутора.

На самом краю этих расходящихся кругов от брошенных на поверхность земного океана людей сидела девочка, рассматривая метания стаи маленьких рыбок в просвечиваемой невысоким северным солнцем озерной воде. Суета прибрежных птиц и переливы тяжелых волн между сморщенных камней наполняли пространство отсутствием человеческого. Было слышно как вековые сосны, кряхтя и потрескивая корой, расправляют свои кольца погреться на чуть теплом августовском Солнце.

К еле уловимому запаху осени, чьи разведчики уже мелькали в вечерних сумерках между осунувшимися деревьями, в тот день добавилась смерть. Вместе они стянули немногочисленных жителей деревни колючей веревкой в сноп и собрали готовой воспламениться охапкой хвороста у крыльца дома.

Ясэ сбежала через калитку с внутренней стороны двора. Она слышала, как бабушка прокричала ее имя несколько раз. Оставшись по обыкновению без ответа, старушка сняла с крюка в коридоре сморщенную палку и вышла к встревоженному сборищу ерзающих людей. В разнообразии далеких голосов различить что-либо внятное Ясэ не смогла. С доставшимся по наследству от бабули спокойствием она скрылась в потрескивающем своей жизнью лесу, не без удовольствия оставшись наедине с собственным молчанием. Этот дар – внутреннее молчание, как говорила ее мама, уже давно передавался по женской линии рода, но понимали и использовали его на благо не все. Люди ходили в их дом за советом как раз из-за него, хотя больше слов им нужна была порция спокойствия, которое могучей рекой неизвестной поддерживающей жизнь силы текла через их женские тела. В молодости все девочки в семье отличались нечеловеческой изящностью контуров тела, губ, завораживающим способом передвижения глаз в ровных очерченных глянцево-черными бровями вмятинах глазниц. Может быть, поэтому, а может быть в качестве еще одной из свалившихся на их род особенностей, все взрослые женщины свою вторую половину отведенной им жизни проводили одни. Юные претенденты плакали, дрались и истязали себя в порывах неконтролируемой страсти. Вокруг титанического спокойствия женщины всегда раскручивался турбулентный водоворот из дикости мужчин. Они погибали на войне, писали стихи, хлопали громко дверьми, возвращались и умоляли о прощении. Но все истории заканчивались, и с груженым составом опыта все предшественницы Ясэ переваливали за экватор в одиночку, где пребывали в привычном состоянии покоя и умиротворенности до своего молчаливого конца…

Ошибка sales-менеджера, или Вирус - image0_54869a2bf1aec402048099a3_jpg.jpeg

Умерла ведьма. Жители села, в жизни которых как плесень начинали появляться мобильные технологии, а с ними страсть к простоте и ясности явлений, пугались старых легенд с панической настороженностью. Бабка, что преставилась в тот день, прожила втрое больше самых сильных из них. К ней ходили просить за свой грех, когда он оказывался таким чудовищным, что воскресные службы у Христа не спасали мгновенно чернеющую снова при выходе их храма божьего душу. Грешники эти уже ничего не стеснялись, жили своим грехом и его известностью среди соседей. В какой-то момент осуждение людей всегда останавливается на заточенном пике. И если пик этот не протыкает виноватого многочисленными ножевыми, происходит откат, а в отсутствии рецидива помощь спасающемуся от своей беды. Но к старухе ходили еще и те, кто только собирался попробовать взвалить на себя ответственность за исправление чужой жизни. Эти платили щедро. Просили приворожить, наслать порчу, хворь на весь род. Теперь остались без поддержки со стороны темноты. Оторопев от неизвестности и внезапной потери центра сосредоточения всех своих яростей, толпа пришла к дому бабушки Ясэ. На добро и свет золоченого креста церкви никто даже не подумал понадеяться. Расшатывать страхи борьбой с ними всегда означало скорое нервное истощение.

2
{"b":"37270","o":1}