Я позвонил, но линия оказалась занята.

Пока мы ели, я оставил телефон дозваниваться.

– Потерпи, – сказал я Гомер.

Я говорил больше самому себе, терпение – не проблема для большинства собак и, уж конечно, для нее; После обеда, пока телефон набирал номер, мы смотрели «Площади Голливуда». Неправда, что собаки не любят смотреть телевизор. Меня он утомляет или скорее отвлекает. Я сходил в ванную и сел на кровать. Из-под полей своей ковбойской шляпы внимательными и печальными, как у Гомер, глазами на меня глядел Хэнк Вильямс. На оборотной стороне обложки говорилось, что он умер, но не уточнялось, когда и где. Где-нибудь на Западе, наверное, судя по шляпе.

Картинка зачаровала меня, приковала к себе. Я будто заглядывал в свое прошлое. Мне виделся отец в такой же шляпе (хотя на единственной известной мне фотографии он носил бейсбольную кепку), опирающийся о косяк моей спальни, в то время как мать что-то кричит из кухни. Потом дверь закрылась, и он ушел. Я чувствовал (надеялся? знал?), что, если мне только удастся услышать песни с пластинки, изображение отца, стоящего у двери, оживет и я вспомню его прощальные слова. Слова, которых мне в первый раз в жизни не хватало.

Я вытащил пластинку из обложки. Она молчала. Черная, с желобками с обеих сторон и немая.

Никогда прежде я даже не думал о нарушении правил Бюро. Но теперь уже совершил служебное преступление, взяв альбом из сумки. Учет ожидался только в конце месяца, что давало мне целых три недели на любование картинкой. Увы, только на любование. Без проигрывателя слушать ее никак нельзя, а работнику Бюро не раздобыть проигрыватель, не вызывая подозрений. Даже если есть возможность найти его.

Телефон перезвонил, и я спрятал альбом обратно в сумку, прежде чем ответить. Это был не видеозвонок, у меня даже нет видеофона. Просто я уже начинал чувствовать себя виноватым.

– Если вы звоните по поводу человека, нажмите единицу или скажите «человек». Если вы звоните по поводу домашнего животного, нажмите двойку или скажите «животное».

Организация профилактики здоровья, наконец!

– Два, – решил я, несмотря на то, что не считал (и не считаю!) Гомер домашним животным.

После двадцати минут блужданий по телефонному древу я наконец добрался до виртуального ветеринара.

– Вам придется оставить его в покое на ночь, – сказал теплый робоголос, прослушав симптомы. – Привозите пса завтра утром, в среду, между восемью и десятью часами по восточному стандартному времени.

– Ее, – поправил я. – Гомер – она. Но на том конце уже дали отбой. Комната выглядела по-другому. Я осмотрелся и понял, чего не хватает. Вильямса. Я решил оставить его в сумке, где ему и надлежит находиться, и пошел в гостиную смотреть «Полицию в действии» вместе с Гомер в последний, как оказалось, наш вечер дома вдвоем.

В среду утром я обнаружил в своем расписании четыре изъятия – относительно напряженный день. Но прежде чем начать заниматься делами, повез Гомер прямо к Грейт-Киллс.

Все четыре стороны четырехгранного пика окутывали миазмы из отверстий нижних выступов, которые открываются под давлением расширяющихся внутри газов. Короче, мусорная куча пердела. Дорога вилась вверх и кругом, ныряла в туман и появлялась вновь, пока мы не достигли самого высокого выступа, как раз поверх тонкого слоя сладко пахнущего облака.

Корпус домашних животных оказался маленьким бетонным блочным зданием с единственной стеклянной дверью и без окон, несмотря на то, что отсюда открывался лучший вид на Остров.

Я позвонил, и к двери подошла сестра с небольшим приспособлением, напоминающим казу[1], которое позволяло ей говорить сквозь стекло. Наверное, предполагалось, что оно выглядит более человечно, чем микрофон.

– У меня назначено! – крикнул я сквозь стекло, проорал свой код доступа и код доступа Гомер.

Сестра кивнула и впустила нас внутрь.

– Только на день-другой, – напомнил я Гомер, смущенный ее несчастным видом. – Тебе сделают пару анализов. Правда, миссис Кильваре?

Очень полезно обращаться к людям по имени. Вы можете больше узнать, читая карточки с именами, чем книги.

– Все зависит от ветеринаров, – ответила она, отсоединяя мой поводок и пристегивая Гомер на свой. – Какое, вы сказали, у вас расширение?

Мне всегда нравился такой вопрос, относящийся к Гомер или ко мне, потому что ответ неизменно повышал качество обслуживания.

– Федеральный мастер медицины. БИИ. Гомер приписана в качестве гончей.

– Да, сэр. – Она стянула мою карточку с наличными для оплаты. – Хотите посмотреть на его комнату?

– Ее, – поправил я. – Спасибо, но мне пора на работу.

Из глубины здания слышался громкий лай.

Сестра закрыла перед моим носом дверь, и Гомер оглянулась на меня, еле передвигая огромные лапы по гладкому кафельному полу.

– Скоро вернусь! – одними губами сказал я сквозь стекло, сожалея, что у меня нет казу. – Обещаю!

Первым изъятием на тот день стала антология морской поэзии Хилана Булевара. Толстая коричневая настольная книга с иллюстрациями, и толстая женщина, со владелица, которая сразу помрачнела, когда я объяснил, что она не получит денег за каждого поэта в отдельности. Она хотела гонорар и за иллюстраторов. Одним из них оказался тот самый Рокуэлл, которого я подобрал в школе Чарльза Роуза днем раньше, у мрачной библиотекарши в свитере с синими птицами, обладательницы грудей молочной коровы.

– Этот, этот и вот этот, – сказала Толстая Леди, выдавая мне даты, когда каждый из поэтов появился в списке.

Она явно проводила немало времени на сайте Бюро, подсчитывая свои бонусы, однако уделяла мало внимания правилам и ограничениям. Я терпеливо (по крайней мере так мне казалось) объяснил, что как только половина из морских поэтов стирается, книга попадает под Регистрацию как единый экземпляр.

– Бонус остается тем же самым, однако штраф отменяется, – сказал я, кладя на ее карточку 150.

Слово «бонус» на курсах мы учимся употреблять очень часто. Предполагается, что оно успокаивает возбудимых клиентов. Я не упомянул, что штрафы отменяются регулярно, кроме случаев намеренной задержки.

– Неужели нет какого-нибудь закона о сроках давности? – раздраженно спросила Толстая Леди.

Потом захлопнула дверь, прежде чем я смог понять или спросить, что она имела в виду.

Да я и не особенно старался. Уже почти полдень. Оставалось еще одно дело в миле от Хилана – Стивен Кинг. Нам попадается примерно по одному в неделю – удивительно, сколько еще старых твердых переплетов и докислотных книг в шкафах и на чердаках по всей стране! И каждая, естественно, ни на что не годится, потому что всем им больше шести лет.

Тем не менее мне полагается объяснять правила клиентам, которые умеют читать, но не хотят.

– Что в мешке, Санта? – спросил Лоу, разбивая яйцо в мою кружку.

Я показал или, скорее, открыл сумку и позволил ему посмотреть.

– Мне казалось, ты отнес Фрэнка Вильямса обратно, – заметил он.

– Хэнка, – сказал Данте из темноты.

– Опять промах, – ответил я. Поразительно, как быстро новая ложь появилась на свет. – Вы же знаете Бюро. Приходится одно и то же проделывать по нескольку раз.

– Чушь, – сказал Данте. Когда он говорил, я мог увидеть его в полутьме, когда молчал, почти не различал даже при большом желании. – Ты разве не знаешь, что в сумке Бюро есть счетчик? Нельзя просто так вынимать и совать туда всякий хлам. Да и зачем он тебе,) без проигрывателя?

Ни один из вопросов Данте не требовал ответа. И все равно они заставили меня нервничать.

«Неужели он экс-коп из Принуждения?» – гадал я. Он слишком много знал о Бюро, да и обо мне тоже. Мне представилось, что Данте знает больше о том, что я замышляю, чем о том, что уже сделал. И, что еще хуже, он ведь действительно знал.

Лоу пришел ко мне на помощь. Такова работа бармена.

– Проигрыватели не такая уж и редкость. Люди покупают их, чтобы ставить на них цветы. Конечно, не в магазинах, потому что новых уже не выпускают.