Но чужой голос не стихал.

— Жизнь мелкого сельского фермера! — взревел он. — Снова и снова рисковать своей жизнью для равнодушных ничтожеств!

В осаде Урдха, в великих битвах при Селпелангуме и Сприанском кряже, в катакомбах Туммуз Оргмеина Релкин и его кожистоспинный дракон хорошо послужили аргонатцам. И за все эти кровь и пот, ужас и тяжкий труд они дадут ему кусок земли, достаточный для того, чтобы стать крестьянином.

Он вдруг взглянул на вещи по-другому. Служа новой власти, власти, установленной Повелителями, человек с заслугами Релкина мог бы рассчитывать на должность наместника в какой-нибудь стране, на огромное денежное вознаграждение, на высокие почести. У него были бы сотни акров земли и сотни слуг. Его ждала бы совершенно другая жизнь.

Релкин оборвал эти мысли; все это ложь. Он знает, как живут слуги Падмасы. Он видел Туммуз Оргмеин.

— Приди ко мне. Мне незачем спорить с тобой. Ты просто живешь в неведении. Я укажу тебе путь. Слушай и учись, ребенок.

Голос в мозгу все разрастался, пока не стал всеобъемлющим, вобравшим в себя весь мир.

— В центре всего — ничто, — говорил он. — Ничто — это то, откуда мы приходим и куда возвращаемся. Пока мы живы, мир нам дан для наслаждений. Он наш, пока нам принадлежит. Запретов нет.

— Но ведь лучше преследовать добрые цели. Лучше служить высшим материям, чем удовлетворять желания плоти. Мы должны развивать путь служения высоким идеалам и ограничивать плоть.

Голос зацепился за что-то в его мозгу:

— Да, ты отмечен Синни. И ты видел их, думаю, во время одного из своих грабительских походов. Подумай, как живут Синни! В высоких энергиях, где власть и удовольствия безграничны. И ты тоже сможешь получить это, если освоишься с тонкостями нашего метода. Все это станет тебе доступным, ребенок, если только ты откроешь свое сердце нам.

— Надо мной нет Повелителя! — громко сказал Релкин, сделав героическое усилие. — Оставь мой разум!

Повисло долгое молчание. И чудовищная лавина обрушилась на мальчика с высоты.

— О, так над тобой будет Повелитель! — взревел голос, снова заполняя собой вселенную. — Я выпотрошу тебя и перекрою. Ты станешь моим големом, и ты будешь жить вечно.

— Никогда! — собрав все свои силы, прокричал Релкин в ответ.

Небольшой отряд людей и драконов превратился в группу беженцев. Им удалось разрушить вражеское оружие, но при этом они забрались слишком далеко на запад и потеряли надежду на воссоединение с главными частями армии.

Наконец, наткнувшись на широкое русло реки, солдаты устроили привал. Весь день они прорубались сквозь заросли, окружавшие небольшие притоки, подходя все ближе и ближе к самой реке. Стемнело. Все выбились из сил. Правда, мальчишки-драконопасы превозмогли себя и принялись осматривать своих драконов и обрабатывать их порезы и ссадины. Взрослые мужчины, многие израненные, попросту попадали, где стояли, и моментально заснули.

Командир эскадрона Уилиджер, прихрамывая, с широким бинтом на раненой руке и с другим — на нижней челюсти, совершал вечерний обход. Уилиджер давно уже не кричал на мальчиков, утратил он и свою высокомерную позу. Что-то с ним случилось. Он стал замечательным командиром эскадрона, бесконечно заботящимся о мальчиках и вивернах. Где-то в белом мареве сражений, видя, как умирают мальчики и драконы под снарядами врага, молодой офицер растерял свою надменность, а взамен нашел настоящую человечность.

Особое внимание уделял он драконам, потерявшим своих драконопасов, — Базилу и Альсебре. Сейчас он подошел к ним со скребком и иглами. Драконы, как всегда, не удостоили Уилиджера вниманием. Базил был погружен в свои мрачные мысли. Альсебру же просто ошеломила потеря второго драконопаса. Она уже потеряла того, кто растил ее с юных дней, Брайона. И понимала, что сейчас испытывает Хвостолом. В то же время она по-настоящему скорбела и о маленьком Джаке с его вечной веселой улыбкой и мастерством во врачевании ран и ушибов.

Уилиджер попытался сменить бинты на левой раненой руке Альсебры, но та отстранилась, едва поняла, как офицер неловок.

— Моно сделает это позже, — прошипела она.

Тогда командир решил проверить раны кожистоспинника, но Базил ответил на эту заботу свирепым взглядом.

И на этот раз Уилиджер не оскорбился и не пришел в ярость. Он тихо отошел к Мануэлю, чтобы попытаться хоть немного успокоить юношу. Мануэля вынесли с поля боя без сознания, а когда он пришел в себя, то был совершенно убит сообщением о потере Пурпурно-Зеленого, который из-за раненой ноги шел очень медленно и в темноте отстал от отряда. Мануэль пришел в Драконьи Корпуса специально для того, чтобы ухаживать за диким драконом. Несмотря на сварливый характер Пурпурно-Зеленого, драконир очень сильно привязался к гиганту.

Сердце юноши обливалось кровью при мысли, что он больше никогда не увидит своего дикого дракона.

Между драконом и его мальчиком устанавливается мощная связь вроде той, что существует между человеком и собакой, только во много раз сильнее. Драконы не только умны и невероятно сильны, они еще и очень эмоциональны. Они стараются не показывать этого, но эмоции всегда переполняют их.

Базил чувствовал себя совершенно опустошенным. Его мальчик ушел. Они с Релкином прожили вместе большую часть своей жизни. Они вместе выросли. Базила часто предупреждали, что такое может произойти, и вот оно случилось. Теперь дракон одинок. Воспоминания толпились в его мозгу, и все они были теперь окрашены в грустные цвета.

Он почувствовал чье-то приближение и поднял голову. Альсебра наклонилась к нему так близко, что он ясно видел ее глаза.

— Джак — мой второй мальчик, — сказала она. — Я горюю о его утрате. Но твоя печаль глубже. Я знаю. Когда я потеряла Брайона, мне казалось, что я потеряла часть себя. За долгие годы мы с нашими мальчиками срастаемся.

Базил едва мог говорить. Он сполз к самой воде, прижимаясь спиной к поваленному дереву, Экатор в ножнах лежал у его ног.

— Он совсем не был мальчиком, который лезет повсюду добровольцем. Почему же на этот раз?.. Это выглядит чертовски глупо.

— Кто-то должен был сделать это. Мальчики должны были доказать себе, что они еще не полностью разбиты. Релкин был зол. Мы все были злы.

— Да уж-ж-ж-ж-ш-ш-ш!

Базил прошипел это с глубоко клокотавшей злобой в горле. Руки его сжались на рукоятке Экатора. «Кое-кто заплатит за все это!» — поклялся он древними богами Драконьего гнезда.

Позвали к ужину. Едой это можно было назвать лишь с натяжкой. Разводить огонь было рискованно. Лес позади кишел крэхинскими разведчиками. Сержант Уоррел собрал все, что было у каждого, вплоть до огрызков, и разделил поровну. Трапеза получилась весьма скудной. Горстка сухарей с тонкими ломтиками колбасы и кусочками сыра. Даже в отсутствии костра место, где раздавали еду, стало центром маленького лагеря. Вокруг образовалось кольцо голодных усталых людей. Драконы расположились в стороне, там, где могли надеяться изловить в реке что-нибудь съедобное. Иначе им не на что было рассчитывать — всего, что собрал сержант, не хватило бы и одному дракону на ползуба.

— Кто-нибудь знает, где мы находимся? — спросил копьеносец Рикарт. Никто не ответил.

— Спроси у ведьмы. Она все знает, — наконец бросил кто-то резким голосом.

— Это не ее вина. Мы должны были не дать им стрелять из этих штук по колонне.

— Не ее вина? — спросил недоверчиво кто-то Другой. — Ты, наверное, шутишь?

— Полегче, дружище. Ты не прав. Нет вины кого-то одного в том, что случилось. Такова наша работа. Мы ее сделали, и мы за это расплачиваемся.

— Это проклятые ведьмы завели нас сюда.

— Ты связал свою жизнь с легионами, значит, связал ее со сражениями.

Колдунья, по поводу которой зашел этот спор, была слишком занята, чтобы отвечать, если даже и слышала разговоры солдат. Не то чтобы она не могла точно сказать, где они находятся. Лессис знала, что они остановились очень близко от побережья и что эта река как раз и впадает во Внутреннее море. Но сколько еще предстоит идти до побережья, она не знала. Кроме того, так много было раненых, нуждавшихся в лечении, что у Лессис не оставалось времени размышлять на эту тему. Ей помогала Лагдален, покрытая с ног до головы грязью, кровью и вообще всяким дерьмом, но продолжающая хладнокровно перевязывать, вправлять, промывать все эти граны, увечья и вывихи. Лессис отметила, что Лагдален теперь не уступает в выносливости любой Великой Ведьме. Годы, проведенные рядом с одной из них, закалили молодую женщину.