На голову он водрузил марнерийскую фуражку, синюю с красным околышем, на пояс привесил кортик в ножнах, начищенных до невозможности.

Затем он отправился к Сторожевой башне. Пройдя дворик, открытый для публики, он показал приглашение часовым и был пропущен внутрь. Наверху, в апартаментах Тарчо, его провели через широкие двойные двери, и он оказался в изящном холле с белыми оштукатуренными стенами и красным изразцовым полом. Миновав длинный ряд фамильных портретов, он подошел к порогу гостиной, где встретил Лагдален.

Они кинулись друг другу в объятия, как будто были братом и сестрой, да, собственно, так и было. Они вместе прошли легендарную кампанию Туммуз Оргмеина. В какой-то момент они оказались одни, затерянные во тьме под страшным городом, все их товарищи были схвачены или убиты, и с ними не было никого, кроме умирающей ведьмы. Лагдален ударила парня кулачком в грудь:

— Да ты стал настоящим мужчиной, Релкин из Куоша.

— А ты стала матерью прелестнейшего ребенка в Марнери, Лагдален, друг драконов.

— Тс-с! Не то она проснется, услышав тебя, а мы ее только что уложили. В свои два с половиной года наша Ламина — весьма требовательная властительница. Поверь, нам с трудом удается ей угодить.

Вышел капитан Кесептон и замахал руками в ответ на салют Релкина:

— В этих стенах обойдемся без формальностей, друг мой. Пойдем, я познакомлю тебя с компанией.

Лагдален представила его своим родителям, Томазо и Лакустре. Те стали расспрашивать, как он себя чувствует и как поживает дракон со сломанным хвостом.

— Честное слово, я хотел бы его видеть здесь, — сказал Томазо, — надеюсь, что мы сможем доставить ему удовольствие, приняв его в нашем доме в Гатчби на летние месяцы.

«Вряд ли получится, — подумал Релкин, — скорее всего, мы в это время будем плыть на корабле неизвестно куда». Все же он улыбнулся и постарался ответить как можно вежливее:

— Он почтет за честь принять ваше приглашение. Но он может сильно проголодаться. Вы понимаете, что это значит?

Томазо рассмеялся. Он больше двадцати лет служил в Сторожевой башне, но однажды ему пришлось драться в Кеноре вместе с легионерами, и он видел, каким голодным может быть дракон.

— Лучше прислушайся, мать — не думаю, что ты сможешь приготовить обед для виверна. Он один в состоянии съесть все, приготовленное для этого банкета!

— Ерунда! — ответила Лакустра. — Мы вполне можем обеспечить одного дракона всем необходимым. — Она внимательно посмотрела на Релкина. — Да и этот молодой человек выглядит истощенным. Кажется, вас плохо кормят в легионе.

Релкин, Холлейн Кесептон и Томазо расхохотались в ответ, поскольку все трое знали, что легионеров скорее перекармливают и рацион у них намного выше, чем в обычных войсках.

Затем Релкина провели к гостям и представили парочке дядюшек, младшему брату Лагдален Розерто, восторженному пятнадцатилетнему упитанному юнцу, тете Соломие и некоторым другим леди из кружка матушки Лакустры.

Был накрыт длинный стол. Релкина усадили справа, между Томазо и капитаном Кесептоном, напротив заняли места дядюшка Иапетор и юный Розерто. Подали хеггелийский сыр, вафли и лимон, и собравшиеся подняли стаканы с белым вином из Кадейна за здоровье императора. Потом подошла очередь устриц и жареных куропаток, к ним подавали красное вино из Минуэнда. Релкин с удивлением ослабил ремень на одну дырочку. Впрочем, это был редкий пир для драконира, привыкшего к лапше и овощам на обед.

— Еще один большой корабль в гавани, дядя? — спросил Розерто.

— Да, племянник, это «Овес», и я счастлив его видеть. Я служил на нем в молодости, когда он был еще совсем новеньким. — Дядюшка Иапетор прослужил всю свою жизнь моряком и ушел на покой после шести лет плавания капитаном на белом корабле «Хмель», судне водоизмещением в тысячу тонн, с экипажем в полтораста человек.

Застольная беседа завертелась вокруг «Ячменя» и «Овса» и цели их прихода. Общественное мнение склонялось к тому, что оба корабля направятся через Би, Пеннар и Риотву и доставят в Кадейн, возможно, целых два легиона людей и драконов. Эти силы послужат ядром предполагаемого большого летнего наступления, которое положит конец долгой осаде.

Релкин обратил внимание, что капитан Холлейн принял участие в этой беседе лишь улыбкой да кивками, и поймал себя на мыслях о тропическом снаряжении. Отправляясь в Урдх несколько лет назад, легионный комиссар позаботился о пошиве облегченного обмундирования вместо обычного шерстяного, которое носили в Кеноре. Был комплект и у Релкина. Туда входила и легкая парусиновая шляпа для дракона, сделанная на Кунфшонских островах. Однако многие предметы со временем подрастерялись, особенно после войны вторжения и битвы у Сприанского кряжа. Командир эскадрона Таррент не обращал особенного внимания на тропическое снаряжение, а замены утерянному не было.

За куропатками следовал телячий пирог в четыре дюйма толщиной и четыре фута в поперечнике.

Юный Розерто несколько осмелел после второго бокала вина с водой и принялся засыпать Релкина вопросами о Драконьих Корпусах. Его особенно занимали сражения. Считая войну наиболее достойным занятием мужчины, он хотел знать, каково это — драться вместе с виверном.

Релкин отвечал, что драконопасы обычно сражаются позади дракона и главным при этом является умение вовремя пригибать голову, уклоняясь от драконьего меча. В самом деле, чаще всего драконопасы погибали, раздавленные или обезглавленные своим же драконом.

Мальчик внимал ему с благоговением, украдкой поглядывая на три ряда ленточек на куртке Релкина.

— Как тебе удалось заслужить столько наград? — наконец спросил он, не в силах больше сдерживаться.

У Релкина в этот момент рот был набит пирогом с телятиной.

Вопрос Розерто, хотя и не совсем вежливый, вызвал интерес и у дядюшки Иапетора, тогда как Томазо наградил своего младшего отпрыска, позволившего себе так забыться, строгим взглядом.

Релкин прожевал пирог, запил его глотком отличного сприанского вина. Иапетор и соседи по столу выжидающе глядели на драконира. Какой-то ответ требовалось дать.

— Я служу в легионе уже четыре года. К счастью, все это время было много работы.

— Работы? Ты имеешь в виду кампании? — спросил Розерто. — Все эти серебристые ленточки — за кампании. Я хорошо знаю. А красные — за сражения. — Розерто повернулся к отцу:

— Папа, это так замечательно! Я хочу записаться в легион и пойти на войну.

Релкин посмотрел, как сияют глаза мальчика. От его наивности пробирала дрожь. Он заговорил резко, холодным тоном:

— Ничего замечательного здесь нет. Война — это не погоня за славой. Там нужно убивать и ждать, когда убьют тебя. И ничего хорошего тебя там не ждет.

Он сказал даже больше, чем хотел. Слишком много юных друзей потерял он в больших и малых сражениях. Они были не старше Розерто.

Лицо Розерто вытянулось.

— Но в школе так скучно. Я хотел бы уйти в море или стать драконопасом.

Релкин с тоской посмотрел на него при слове «школа». Он только пару лет проучился в деревенской школе Куоша и очень переживал из-за недостатка образования.

Впрочем, остальные дружно рассмеялись. Бедный Розерто залился краской.

— В Драконьи Корпуса принимают только сирот, Розерто, — сказал дядюшка Иапетор, стараясь смягчить обиду.

Кесептон поправил его:

— На самом деле, другие мальчики тоже могут поступить, но они должны пройти курс в академии. Ожидается новый набор слушателей, необходимость в них сейчас даже больше, чем в драконьих мальчиках.

Томазо улыбнулся, но глаза его не выразили радости. После тревог, которых он натерпелся со своей дочерью, Лагдален, он боялся и за сына.

— Поговорим об этом позже, Розерто. За тобой зарезервировано место в Офицерской Школе. Мы надеемся, что ты поступишь в Первый полк, пойдешь по моим стопам.

Розерто выглядел подавленным:

— Я знаю, папа.

Беседа на некоторое время уклонилась к обсуждению достоинств отличного красного вина, которое они пили.