Партийно-политическая работа в нашем полку буквально била ключом. Комиссар эскадрильи В. Гонта, бывший директор средней школы, преподаватель истории, был душой коллектива. Комиссар полка Левченко увлекал людей не только страстным словом, но и своими боевыми вылетами. Регулярно проходили у нас партсобрания. Запомнились повестки дня: "Роль коммуниста в бою", "Коммунисты всегда впереди", Как наиболее эффективно наносить удары по типовым целям". Выступления на собраниях носили форму конкретных предложений: что надо делать для улучшения боевой работы полка, как повысить боеготовность самолетов. Иной раз собрание прерывалось командой "По самолетам"! и, бывало, заканчивались не в полном составе: кто-то не возвращался .. с задания.

В 1942 году меня, молодого коммуниста, кооптировали в состав парткомиссии 8-й воздушной армии, и я, за редким исключением участвовал в ее заседаниях. Случалось, возвращаясь с задания, передавал группу заместителю, а сам садился на тот аэродром, на котором заседала парткомиссия.

Я много мог бы рассказывать о людях в серых куртках. Скромные и неутомимые труженики аэродромов - инженеры, техники, механики - своей работой на войне воистину совершали подвиг.

Помню, в нашей эскадрилье первым за успешные ратные дела и доблесть орденом Красного Знамени был награжден техник самолета Муштаков. И вот за что.

Как-то в полк прибыл главный инженер воздушной армии военный инженер первого ранга Сидоров. Собрал он техсостав полка и говорит:

- Наши истребители подбили новый модернизированный "мессершмит" - Ме-109 г-2. Подбитая машина приземлилась на нейтральной полосе. Кто из техников добровольно возьмется по-пластунски подползти к самолету и зацепить его тросом, а дальше лебедкой или трактором перетащим его к себе.

Наступила пауза. Затем поднимается техник Муштаков и говорит:

- Разрешите мне.

Тут же появились и другие желающие. Но остановились все-таки на Муштакове. Вернулся он в полк ровно через три дня. Лицо - в царапинах, руки в ссадинах и синяках, но цел и невредим.

- Дело сделано, - докладывает, - самолет на аэродроме, у истребителей.

Как потом выяснилось, ничего особенного этот самолет не представлял.

А в Сталинграде продолжались ожесточенные уличные бои. Враг прорвался на территорию тракторного завода и заводов "Красный Октябрь" и "Баррикады". Там нашим войскам мужественно и доблестно помогали батальоны добровольцев из числа рабочих этих заводов. Наивысшего накала бои достигли в районе Мамаева кургана. Думаю, земля на этом кургане и вокруг него только наполовину из грунта, а наполовину из осколков бомб, снарядов и мин. Эта небольшая, но очень важная в тактическом отношении высота стала тогда главной высотой России.

В это время загремело, я не боюсь этого слова, зажглась звезда боевой славы заместителя командира истребительной эскадрильи старшего лейтенанта Михаила Дмитриевича Баранова. С нами рядом воевал авиаполк истребителей. И Баранов нередко сопровождал меня во время боевых вылетов. Он защищал нас штурмовиков от истребителей противника преданно и умело. Среднего роста, с виду не богатырь, с веснушками на лице, Баранов был чрезвычайно скромным и даже застенчивым человеком.

Сбив истребителя противника, пытавшегося атаковать штурмовиков, вечером, обычно за ужином (столовая у нас была совместная), Миша нередко просил подтвердить победу. Мы всегда это выполняли с охотой и воодушевлением. Как же красиво пилотировал истребитель Баранов!

Да и с "мессершмитами" дрался красиво. И вот что интересно: Баранов всегда имел, завоевывал тактическое превосходство над противником, даже если у того самолетов оказывалось в два-три раза больше. Его выражения: "Истребитель не считает противника, а бьет его", "Чем больше противника, тем лучше. Они в суматохе боя меня не собьют, а я зеваку всегда подловлю и собью" - стали у нас крылатыми.

В одном из полетов на обратном пути от цели домой нам попался немецкий связной самолет "физилер-шторх" - нечто вроде нашего По-2. Мы решили сбить его, сделали несколько заходов, но все неудачно. Он маневрирует, да летит. Баранов наблюдал эту картину и передает по радио:

- Горбатые, отойдите-ка в сторонку.

Мы отошли.

- Смотрите, как бьют эту дрянь, - снова передал и открыл огонь. Тут "физилер-шторх" вспыхнул и сгорел.

Мы много на досуге обсуждали этот случай. Я любопытствовал у Михаила, а он меня учил - как грамотно брать упреждение, куда прицеливаться и многим другим профессиональным "тайнам". Школа Баранова пригодилась, пошла впрок.

В одном из воздушных боев с превосходящими силами противника Михаил Баранов сбил три Ме-109, но и его самолет подожгли. На горящем самолете он таранил четвертого "мессера", а сам выпрыгнул с парашютом и приземлился на нейтральной полосе. Наши наземные войска перешли в атаку и выручили его. По телеграмме командования фронта на следующий день летчику-истребителю Михаилу Баранову было присвоено звание Героя Советского Союза.

К концу августа 1942 года Баранов имел уже на своем боевом счету 24 сбитых самолета противника. Это был, конечно, большой мастер своего дела, ас! К сожалению он погиб в Донбассе. Такие люди, как я полагаю, заслуживают вечной памяти народа. О них бы писать книги, поэмы. Им сооружать памятники...

Не могу не вспомнить и других удивительных бойцов сталинградского неба. Как же самоотверженно дрались летчики полков Шестакова, Морозова! Всему фронту были известны имена истребителей Алелюхина, Лавриненкова, Амет-хана Султана, Степаненко, Бабкова, Ковачевича.

А в моей судьбе - рядового неба - в конце лета сорок второго произошли изменения. Как- то помощник командующего воздушной армией по воздушно-стрелковой службе полковник А.М. Янчук завел разговор о давно наболевшем. Не знаю, почему уж такое оказалось возможным, но не только наш полк, но и вся 8-я воздушная армия не имела инструкции, руководящего документа по боевому применению самолета Ил-2. Неизвестно было, существовал ли подобный документ в то время вообще. А раз так, то каждый командир, ведущий летчик действовал по своему разумению, применял, может быть, не самые рациональные, обоснованные способы атак и поражения различных целей, а те, которые ему казались лучшими, подчас были просто более привычными. Для опытных летчиков отсутствие инструкции в какой-то мере - дополнительный допуск на инициативу, ничто не связывает параграфами. А для новичков?

Отсебятина, разнобой в понимании важнейших положений недопустимы в военной авиации даже в мирное время. Словом, следовало систематизировать накопленный боевой опыт боевого применения нашего самолета, особенно в качестве ближнего бомбардировщика.

Разгвор с Янчуком закончился тем, что меня тут же назначили на придуманную по ходу беседы нештатную должность - летчика - исследователя.

И вот на небольшом полигоне, вблизи Житкура, начались мои исследовательские полеты. По специально разработанной программе я выполнил более сорока вылетов на полигон - бомбил, стрелял, пускал реактивные снаряды, изменяя скорость, высоту, углы пикирования. А Янчук со своими подчиненными рисовали прямые и кривые линии, определяя точность попаданий, "считали", как они объясняли любопытным, " синусы и косинусы". Позже мы узнали, что такую же работу проводили и в 228-й штурмовой дивизии. Общее руководство по подготовке инструкции было возложено на заместителя 8-й воздушной армии генерала Руденко.

В результате этой работы было составлено временное руководство по боевому применению Ил-2. А затем и официальная инструкция последовала - из Москвы. Любопытно, что многие положения официального руководства совпали с нашими.

Исследовательские же полеты дали возможность по-новому оценить характеристики Ил-2, на котором я уже имел порядочный боевой налет. От некоторых сложившихся навыков пришлось отказаться.

Жизнь показала, что на войне, может быть как нигде, надо учиться. Мы практически всю войну учились - учились воевать. . Учились и воевали. Командарм Хрюкин даже в тяжелейшие дни сталинградских боев устраивал поучительные разборы боевых действий, совещания ведущих командиров-летчиков. Проводились летно-тактические конференции - по родам авиации, совместные.