Славный крест вышел у Лазаря, шестиконечный, обитый золотыми и серебряными пластинами, выложенный жемчугом.

…Вот – ювелир покосился на лежащий на столе подле печи крест – в красных отблесках огня сверкает золото. А как камни горят – изумруды, рубины, сапфиры.

Но нет на сердце покоя. Решил Лазарь украсить крест эмалью. Красиво это очень, византийские мастера давно так делают.

А не получается ничего!

Все, все уже давно придумано. На верхних концах должно разместить иконки с ликами Христа, Богородицы и Иоанна Предтечи. В центре нижнего перекрестья – евангелисты, а по концам – архангелы, Гавриил и Михаил. В честь игуменьи – лик святой Евфросинии Александрийской. Святой Георгий, святая София – во славу родителей игуменьи. И оборотную сторону, обитую серебром, обязательно надо украсить.

Да только трудна эта работа. Лик – с ноготок, не хотят крепиться перегородки, расплывается эмаль, нечетко изображение…

– Доброго здравия, Лазарь!

В своем отчаянии он не заметил, как отворилась дверь мастерской и на пороге возникла игуменья.

Очнулся лишь от звонкого голоса. И так покойно и светло было лицо Предславы, что жгучий стыд снова затерзал ювелира.

– Подвел я тебя, матушка. Не выходит ничего с эмалью, как ни бьюсь, не выходит.

– Красота-то какая! – восхищенно выдохнула Предслава, приблизившись к ковчегу. – Не кручинься, Лазарь. Коли сподобил тебя Господь такое диво создать, то завершишь ты работу. Непременно завершишь. Просто тяжкие испытания выпали тебе на пути сем. Нести этот крест надобно покорно.

– Покорно, покорно, – забормотал Лазарь. Наступил на кисть, поднял ее с пола. – Да как покорно, если не выходит ничего!

– А ты молись. Призывай милость Божью. Проси о помощи. И воздастся тебе. Сложно бывает волю Господа выполнить. Великое усердие надобно.

– Эх, игуменья. Мне бы твое усердие да смирение!

Предслава слабо улыбнулась.

– И мне приходится тяжко. Знаю, что Господь призвал меня. В трудах я, днем и ночью, в посте, в молитве. А как придут в школу при монастыре детки сестер, невольно заболит сердце. Все думаю: и у меня могли бы быть такие детки. Не жалею я, что оставила мирскую суету. Но кручина – она все равно находит. Молюсь, пощусь. И становится легче.

Благословляя ювелира, Предслава подняла висевший поверх рясы крест. Потом попрощалась, тихо затворила за собой двери.

Лазарь опустился пред иконой на колени.

Он и не помнил, как снова взял кисть. Работал, наверное, долго.

А когда загорелась за окном мастерской утренняя заря, то понял ювелир: первая эмалевая иконка готова. Лик Христа вышел именно таким, как в его снах. Прекрасным, светлым. Лик – с ноготок величиной. А все четко-четко прописано – глаза, волосы, губы. Да каждый пальчик на руке Спасителя можно различить!

Через месяц вдоль всего креста вывел Лазарь надпись: «В лето 6669 кладет Евфросиния святой крест в монастыре в церкви Святого Спаса. Святое дерево бесценно, окова же его золото, и серебро, и камни, и жемчуг на 100 гривен. Да не выносят его из монастыря никогда, и не продают, не отдают. Если же не послушает кто и вынесет из монастыря, да не поможет ему честный крест ни в жизни этой, ни в будущей, да проклят он будет Святой Животворящею Троицей и святыми отцами, и да постигнет его судьба Иуды, предавшего Христа. Кто же осмелится совершить такое, властелин, либо князь, либо епископ или игуменья, либо другой какой человек, да будет на нем это проклятие. Евфросинию же, рабу Христову, заказавшую этот крест, ждет жизнь вечная со всеми святыми…».[25]

Как только было закончено последнее слово обращения, мастер вздрогнул.

Да, отделка креста поразительна. Крупный, чуть розоватый жемчуг, как роса, окаймляет золотую пластину. Зеленее травы изумруды, краснее крови рубины, синее неба сапфиры.

Эмалевые иконки. Их двадцать. И от каждой дух захватывает. Ярчайшие краски – голубые или зеленоватые нимбы над святыми, синие и красные одеяния, светлые лики, белоснежные руки. Различима каждая прядь волос, каждый пальчик, кресты в руках, даже повязки, стягивающие кудри.

Но все эти мельчайшие детали, привычные для очей ювелира, никак не объясняют непостижимого чуда, неописуемой красоты, исходящей от ковчега нетлетворной благодати.

– Слава тебе, Господи, – прошептал Лазарь, истово крестясь. – Не я этот крест сделал, но появился он по воле Божьей…

Дура дурой оказалась эта гламурная львица Ариадна Кирсанова!

– Как вы предпочитаете отдыхать?

– Ну, чтобы рядом были красавчеги а-ля натюрель. С мани-мани. Нет мани, мало мани – это убиццо об стенку.

«Мне нравится проводить свободное время рядом с привлекательными мужчинами. Которые уже добились в жизни успеха. Можно по-разному относиться к деньгам. Но я считаю, что они являются важным критерием не только финансовой, но и интеллектуальной состоятельности. Не зря ведь говорят: если ты такой умный, то почему не богатый», – набрал на компьютере Коля Вадюшин.

И с неудовольствием посмотрел на свой диктофон, старый, на стандартной кассете. Все журналисты уже давно работают на «цифре», поэтому доставать перед началом интервью свой допотопный «кирпич» всегда немного стыдно.

«Ладно, переживем, – решил Коля, нажимая на кнопку воспроизведения записи. – У меня старые ботинки, затертые джинсы. Я привык. А диктофон работает отлично».

И он снова стал переписывать скудные мыслишки гламурной львицы более-менее нормальным языком.

Без этого никак. Газета, с которой он сотрудничает, при всей своей легкости и желтизне вот это – «убиццо об стенку» – никогда не напечатает. Редактор начнет возмущаться, отправит дорабатывать текст. И все это – лишняя трата времени. А его нет, не хватает катастрофически. Учиться и одновременно зарабатывать на обучение – мягко говоря, нелегко.

«Хорошо еще, что мне удалось приткнуться в эту газетенку. Гонорары там шикарные. Час мучений во время интервью с гламурной тупицей. Два часа жутких страданий перед компом. Зато потом пятьсот баксов в кармане, – думал Коля, нервно проматывая на диктофоне уж очень неадаптируемый пассаж своей собеседницы. – Причем что меня всегда поражало. Пошлешь на визу такой вот причесанный текст. И никто из этих недоумков почти правок не вносит. И не удивляются, с чего бы это мы такими грамотными стали, говорим в полном соответствии с правилами русского языка».

– По приколу можно книжонку прошмонать. Те, что для всех – отстой. Круто: Коэльо, Мурано.

– Кто, простите?

– Харуки Мурано. Он крут! Меня прет!

– Может, Мураками?

– Ах да, Мурано – это ж тачка. Мурано – не круто. Инфинтити – улет.

«Под настроение люблю почитать. Массовая популярная литература мне не очень интересна. Из особо понравившихся писателей могу перечислить Пауло Коэльо и Харуки Мураками…»

Увлеченный работой, Коля не заметил, как приоткрылась дверь и в комнату вошла мама.

Очнулся только от ее пронзительного, заглушившего жеманный голосок светской львицы крика:

– Сыночек! Пообещай мне! Чтобы по вечерам ты нигде не шатался!

Он с раздражением уставился на мать. Нелепая вечная «химия» на голове, очередная безразмерная кофта уродует стройную фигуру. Мама никогда его не понимала! Даже радовалась, когда он провалил экзамены на журфак МГУ. Ей казалось, что если нет денег на обучение – то сын перестанет мечтать о журналистике, станет как все. И устроится, как она и хотела, продавцом в магазин по соседству. Теперь, правда, о магазине уже не заговаривает. Всем соседкам показывает его статьи, хвастается. В другом направлении завела пилораму: зачем тебе платный вуз, если тебя и так печатают. Бросай учиться, а на деньги мы ремонт лучше сделаем. И ведь объяснял же он ей, несколько раз объяснял, что не хочет всю жизнь с диктофоном за истеричными дурами бегать. О будущем надо думать, о перспективах получения руководящих должностей. А для этого образование надо, связи и авторитет. Хотя, если все получится так, как он задумал, успех и деньги могут прийти значительно раньше…