Имя крупного американского химика и биохимика, популяризатора науки и писателя Айзека Азимова хорошо известно нашим читателям.

В 1939 году Азимов выступил с рассказом «Брошенные на Весте», однако учеба в Колумбийском университете и первые годы преподавания (он читал лекции в Колумбийском, Гарвардском и Бостонском университетах) не позволяли ему систематически заниматься литературой. В 1950 году он опубликовал сборник «Я робот» и начал регулярно выступать в печати как автор научно-фантастических рассказов и книг. Широкую известность, в частности, ему принесли такие произведения, как философский роман «Конец вечности» (русский перевод в 1966 году, «Молодая гвардия»), научно-фантастические повести «Вид с высоты» (1965 год, «Мир»), «Путь марсиан» (1967 год, «Мир») и многие другие. Гуманистическая направленность и умный юмор произведений Азимова завоевали ему симпатии читателей.

Примерно с 1958 года Азимов начинает увлекаться научно-популярным жанром. Он пишет многочисленные книги, адресованные главным образом молодому читателю, в которых старается довести до широких читательских кругов историю развития и последние достижения науки в области биологии, химии, физики, математики, строит интересные полуфантастические гипотезы. В 1969 году издательство «Мир» выпустило его научно-популярную книгу «Вселенная», а «Атомиздат» — «Нейтрино призрачная частица атома».

К настоящему времени Азимов написал уже более 100 книг, в их числе 3-томная «Занимательная физика», «Биографическая энциклопедия великих ученых», «Краткая история биологии».

В повести «Постоянная должность» Азимов в необычном для него жанре детектива создает впечатляющую картину жизни одного американского университета. В этой, казалось бы, тихой академической обители ни у кого начиная от старшего преподавателя Брэйда и кончая заслуженным профессором маститым Энсоном — нет уверенности в завтрашнем дне: как дамоклов меч висит над ними страх потерять работу.

Повесть «Постоянная должность» написана Азимовым с присущим ему мастерством и глубоким знанием жизни, быта и служебных взаимоотношений научных кругов США.

Предлагаем читателям журнальный вариант повести.

Луис Брэйд, старший преподаватель химии, снял очки и медленно протер их платком, специально предназначенным для этой процедуры. Затем он посмотрел на двойное отображение — по одному в каждой линзе — своего худощавого лица, которое из-за вогнутости стекол казалось круглым. Ничего не переменилось, подумал он: волосы такие же темные, как и три часа назад, морщинки у глаз, обычные для человека в сорок два года, больше их не стало.

Он снова надел очки, оглядел лабораторию и глубоко задумался. Почему какие-то следы должны остаться именно теперь? Ведь смерть присутствует здесь каждый день, каждое мгновение. Она таится в любой из этих коричневых стеклянных банок с реактивами, тесно уставленных на полках.

Брэйд вздохнул. Рассеянные аспиранты в силу привычки и впрямь обращаются с этими реактивами, как с обычной солью: кое-как высыпают порошки на бумагу. Проливают или расплескивают растворы на лабораторные столы, а потом смахивают или стирают бумажной салфеткой. Нередко капли и крошки смерти небрежно сдвигают в сторону, чтобы освободить место для бутерброда. Из химического стакана, в котором только что находилась смерть, едва прополоскав его, пьют апельсиновый сок.

В ящиках лабораторных столов стоят пятилитровые бутыли с сильными кислотами, включая серную. Небрежное обращение с ними может навсегда изуродовать. В углу разместились баллоны со сжатым газом, одни длиной сантиметров в тридцать, другие почти в рост человека. Если пренебречь элементарными мерами предосторожности, то любой из баллонов либо взорвется со страшной силой, либо станет коварно, исподтишка отравлять организм человека.

Смерть присутствует здесь во всех видах, и никто не обращает на это внимания. Привыкли. И вдруг происходит то, что случилось сегодня…

Брэйд зашел в свою лабораторию три часа назад. Реакция окисления, которую он проводил, шла как обычно. Из недавно замененного баллона в систему медленно поступал кислород. Брэйду нужно было только взглянуть на установку и сразу же поехать домой, чтобы ровно в пять часов встретиться со старым Кэпом Энсоном.

У него вошло в привычку прощаться с теми аспирантами, которые оставались в лабораториях, когда он уходил из университета. Кроме того, ему нужно было взять немного титрованного децимолярного раствора соляной кислоты, а точно титрованные реагенты имелись только у Ральфа Ньюфелда.

Войдя в лабораторию Ньюфелда, Брэйд увидел Ральфа, сидевшего спиной к двери, привалившись к внутренней облицовке вытяжного шкафа.

Брэйд нахмурился. Для такого старательного аспиранта, как Ньюфелд, поза была необычной. Проводя эксперимент в вытяжном шкафу, химик всегда опускает между собой и кипящими реагентами подвижную раму с защитным стеклом, чтобы воспламеняющиеся ядовитые газы отводились вентилятором в вытяжную трубу.

Было странно видеть, что рама поднята, а экспериментатор склонил голову на руку внутри шкафа.

— Ральф! — окликнул его Брэйд и подошел к аспиранту. Шаги профессора были неслышны: в лаборатории пол покрыт прессованной пробкой, чтобы случайно упавший сосуд не разбился. Он прикоснулся к Ньюфелду. Тело покачнулось. С неожиданной энергией Брэйд повернул к себе голову Ральфа, заглянул в лицо. Белокурые, коротко подстриженные волосы, как обычно, мелкими кудрями спадали на лоб. Глаза смотрели на Брэйда стеклянным взглядом из-под полуоткрытых век. Это была смерть. Чуткое обоняние химика уловило остатки характерного запаха миндаля.

С трудом прокашлявшись, Брэйд позвонил на медицинский факультет, находившийся в трех кварталах от химического. Почти обычным голосом он позвал к телефону доктора Шалтера и попросил его срочно прийти. Затем позвонил в полицию. После этого Брэйд набрал номер декана факультета, но оказалось, что профессор Артур Литтлби ушел из университета еще до ленча. На всякий случай Брэйд сообщил секретарше декана о том, что произошло, и попросил ее пока никому об этом не говорить.

Затем он снова прошел в свою лабораторию, перекрыл кислород, открыл установку и снял нагревшийся кожух термостата. Пусть реакция прекратится: сейчас это не имело уже никакого значения. Невидящим взглядом он обвел манометры на кислородном баллоне, пытаясь разобраться в их показаниях, но так ничего и не понял.

Окруженный гнетущей тишиной, Брэйд медленно вернулся в лабораторию Ральфа, запер дверь на задвижку и сел ждать.

Когда доктор Айвен Шалтер, преподаватель медицинского факультета, тихонько постучал в дверь, Брэйд впустил его. Шалтеру потребовалось немного времени на осмотр тела. Заключение было кратким:

— Умер часа два назад. Цианид…

Брэйд кивнул:

— Я так и думал.

Шалтер откинул седые волосы со лба, лицо его было блестящим от пота.

— Да, — сказал он, — поднимется шум. И должно же это было случиться именно с ним!

— Вы знаете… знали его? — спросил Брэйд.

— Встречался. Он брал книги из медицинской библиотеки и не возвращал их. Приходилось посылать к нему на дом библиотекарей, чтобы забрать нужную мне книгу. Одну из девушек он своим хамским поведением буквально довел до слез. Но теперь, думаю, это уже не имеет значения.

Шалтер ушел.

Врач, приехавший с полицейскими, установил тот же диагноз, сделал несколько кратких записей и сразу же исчез. Были сделаны снимки с трех точек, а затем то, что было Ньюфелдом, завернули в простыню и унесли.

Остался только коренастый детектив в штатском, Джек Доуни. Его полные щеки свисали, в голосе слышались басовые ноты.

Он повторил: «Ральф Ньюфелд», — тщательно записал имя и фамилию, а затем показал написанное Брэйду, чтобы не было ошибки.