Навстречу неслась звездная ночь, она целиком принадлежала нам, а за ней простиралась наша общая жизнь. Я не гадал, какой она окажется. Вряд ли гладкой и бестревожной, но ее стоило прожить. Никогда прежде, будь то даже в самые горячие денечки на фронте, мной не владела такая могучая и блаженная жажда жизни, как теперь.

Маявшиеся при въезде в город постовые остановили нашу машину, но поленились проверять по второму разу.

— Езжайте, я вас помню, — уныло сказал пожилой полицейский и погасил слепящую звезду фонаря.

Десантники вместе со своим грозным и неуместным полутанком уже убрались восвояси, а из четырех полицейских автомобилей нести вахту осталось два. Как всегда, власти перегнули палку и затем полегоньку опамятовались. Ну что ж, добрый знак.

Самый удобный маршрут от южной окраины до «Щита Отечества» пролегал по средней окружной магистрали. Едва мы на нее свернули, я обеспокоенно заметил, что Джага стал прямо-таки засыпать за рулем. Наконец он основательно клюнул носом, однако успел, к нашему общему счастью, встряхнуться и сбросить газ прежде, чем «Дром» пустился в крутой вираж. Спросонок Джага допустил оплошность, притормозив резко и намертво. Машину юзом занесло влево через осевую и развернуло почти поперек дороги. Водитель шедшего по встречной полосе вездехода с трейлером на прицепе лишь чудом умудрился в нас не врезаться и промчался на расстоянии вытянутой руки от передка «Дрома», рявкнув клаксоном трижды, что у автомобилистов всего мира означает отборную ругань.

— Ну чего шуметь, бзец, — обиделся Джага. — С кем не бывает…

— Давайте лучше поменяемся местами, — сказал я, успокаивающе похлопав его по плечу.

Хорошо еще, что поблизости не оказалось полицейских, а то бы нам не миновать крупного разбирательства, и еще неизвестно, отделались ли бы мы только солидной взяткой. Джага тряхнул головой, усердно потер глаза кулаками, словно ввинчивая их в черепную коробку.

— Слушаюсь. Извините, я вроде малость расклеился.

Он завел мотор, отъехал к обочине и уступил мне место за рулем. Не успел я набрать скорость, как Джага мирно задремал, свесив голову на грудь. Еще немного спустя салон заполнили рулады молодецкого, с присвистом, храпа.

Янта на заднем сиденье придвинулась ко мне и стала легонько ерошить мои волосы на затылке.

— Месакун, как я счастлива, — смешливо призналась она. — Если б ты только знал, как я счастлива, что ты не имеешь привычки храпеть во сне.

— Надеюсь, этой ночью у нас будут и другие поводы для радости.

— Конечно. Конечно, милый.

Порывисто поцеловав меня в шею, Янта откинулась на сиденье, заложила руки за голову, потянулась всем своим гибким изумительным телом.

— Ты не поверишь, но я успела истосковаться по тебе.

— Представь себе, я тоже.

Острое желание накатило в который раз на дню, от его неутоленных приступов моя мужская гроздь набрякла заунывной тихой болью. Будь они неладны, модные брючки в облипочку, чтоб им треснуть.

— Ты помнишь, о чем я тебя просила? Ты ведь сделаешь так, хорошо? — ее вкрадчивый голос обволакивал и завораживал, в нем проступала потаенная дрожь.

— Уточни, что ты имеешь в виду.

— Не прикидывайся глупеньким. Я же знаю, какая у тебя роскошная память, — она снова придвинулась, уткнулась подбородком мне в плечо и лизнула мочку уха.

— Если будешь так шалить, эту ночь мы рискуем провести на койках в травматологическом пункте.

Мою замогильную реплику Янта оставила без внимания.

— Как шлюху, — горячечно выдохнула она. — Грубо, грязно. Да?

Странным образом на меня действовала эта ее причуда. Невесть почему Янта вообразила, что платные любовные объятия внешне отличаются от бесплатных радикальным и ужасающим образом. А я, в свою очередь, не мог представить, что наберусь духу и разыграю из себя свирепого мужлана в сенном сарае. Однако запретные фантазии Янты, к моему вящему удивлению, будоражили меня, в них было нечто диковатое, магически пряное. Со смешанным чувством неловкости и возбуждения я вдруг обнаружил, как в глубине души что-то темное, липкое и вместе с тем властно дурманящее отзывается навстречу ее полусумасшедшему зову.

— Не хотелось бы тебя огорчать. Вовсе не уверен, что у меня так получится, — я мягко попытался успокоить не то ее, не то себя. — Честно говоря, даже плохо представляю, как это делается.

— Возьмешь меня за волосы, — с жесткой дрожью в голосе шепнула Янта. — И задвинешь мне в рот.

Услышав это, я оторопел, неожиданно содрогнулся от пронзительного прилива желания. И вдруг понял, что сделаю все, чего бы она ни попросила, даже если потом буду корчиться от омерзения к себе. С ней любая гнусность окажется ослепительно чистой изнутри. Да и вообще в природе нет ни чистого, ни грязного. На самом деле люди живут в клетке из убогих предрассудков и втайне мечтают из нее вырваться. Почему бы раз в жизни не попробовать сделать это вдвоем.

Однако я не успел ничего ответить на ее шокирующую терпкую фразу. Мы уже ехали вдоль парка, оставалось обогнуть его угол и остановиться у дверей «Щита Отечества». То, что мне удалось мельком разглядеть в просветы между раскидистых хвощей, вынудило меня затормозить, не доезжая перекрестка.

— Что случилось? — спросила Янта.

— Еще не знаю. Но там творится что-то не то.

В распахнутых окнах первого этажа всюду горел свет, хотя заведению давно пора бы закрыться. Два каких-то автомобиля стояли прямо у дверей, поверх валика стриженых густых плаунов я мог разобрать лишь то, что на их крышах не красуются синие волдыри полицейских мигалок. Опустив стекло дверцы, я прислушался. Ночь дышала свежестью и покоем, легонько перешептывались на ветру ветви. Потом я решил проехать по улице мимо «Щита Отечества» и попытаться разведать, что же там происходит. Но едва тронул с места, заметил выходящих из дверей и рассаживающихся по машинам рослых типов в каскетках и кожаных куртках. Захлопали дверцы, взревели два мощных двигателя. На малой скорости я доехал до угла парка, повернул и при свете редких фонарей увидел, как по улице быстро удаляются незваные гости. Впереди белый «Рарон» последней модели, следом за ним бронированный лимузин, в котором сегодня приехал к ресторану «Гленц» покойный Кридан Барладаг. А за окнами «Щита Отечества» вовсю метались языки буйного пламени.

— Джага! — заорал я. — Пожар!

Похоже, эти ублюдки не поленились добраться до гаража, в котором хранились запасы дорожавшего день ото дня бензина, и разлили в каждой из комнат не меньше, чем по канистре. Стены как будто распирало от огня, его прозрачные шальные космы высовывались наружу, доставая до темных окон второго этажа.

Вскинувшись, Джага завертел головой и увидел, как чадно заполыхал пластик вывески с намалеванным на ней орденом.

— Бзец!! — взревел он.

Я поддал газу, устремляясь в погоню.

— Куда?! — застонал Джага. — Сгорит ведь!

Обернувшись и не отрывая глаз от своего полыхающего дома, он очумело ухватился за ручку двери, словно хотел выскочить на полном ходу.

— Так и так сгорит, — жестко осадил его я. — А те сволочи, вон они, впереди.

Машины поджигателей мчались шагах в трехстах от нас, оторваться они не могли, сокращать дистанцию пока не имело смысла. Переварив услышанное, Джага уставился сквозь лобовое стекло на их габаритные огни. Моментально его глаза превратились в жутковато поблескивающие щелочки.

— Янта, у тебя под сиденьем «Брен», — сипло выговорил он. — Достань.

— И заодно метательную бомбочку, — добавил я.

Светофоры на перекрестках полутемных улиц были отключены, встречных машин почти не попадалось, полицейские посты в столь поздний час уже сняли за полной ненадобностью. Автомобили бандитов повернули на проспект Неувядаемой Славы, устремляясь к северной окраине. Чуть сбавив скорость, я увеличил дистанцию до них раза в полтора, чтобы не преследовать их слишком явно и не обеспокоить прежде времени. Вскоре по встречной полосе проехали вереницей три полицейские машины, как видно, они несли вахту на выезде из столицы и лишь теперь получили команду сняться.