Филька проглотил рюмку портвейна и готов был продолжить, как в оконце вновь постучали. Ляля вышла встречать гостя.

Послышался ее удивленный возглас, и вскоре перед компанией предстал улыбающийся Фрол.

– У-у, знатный варнат! [89] – протянул он.

– Так это ты, Федя, тубан учинил? [90] – покачал головой Тыхтун.

– Ну, послал собачку [91] срисовать, чем на вашей малине пахнет, – пожал плечами Фрол.

Он подошел к каждому мужчине и подал руку [92]. Здороваясь с Тыхтуном, Федька кивнул на карты:

– Талан на майдан [93], Коля! Никак с бабами в стирке мечешь? [94] Стареешь, кореш.

– Баловство, – поморщился Тыхтун.

Компания дружно рассмеялась.

– Прошу к столу, Феденька, – хлопотала вокруг Фрола Ляля. – Притомился, небось, с дороги-то?

– А кто тебе набаял, что я с дороги? – сощурился Фрол.

– Как же, почитай, с месяц ни слуху, ни духу. Видать, в кочевку подался.

– Каждый свой интерес имеет, – принимая из рук Ляли стопку водки, проговорил Федька. – Мне по душе дороги дальние, людишки новые. Что в городе-то творится?

– Жихтарим помаленьку, плывет лодочка блатная, – отозвался Тыхтун. – Вот только Ленька Басманчик сгорел, повязали его легавые.

– Допрыгался, значит? – нахмурился Фрол.

– Фраера трекают, будто он поначалу в допре парился [95], а потом его на гепеушную кучумку [96] перевезли.

– Неужто сычи чертовы [97] сами не управились? – поднял брови Федька.

– Так они нам рапортов не пишут! – рассмеялся Володька.

– И без рапортов ясно: падлу чекисты готовят, – ухмыльнулся Фрол. – Иначе к чему Басмана к себе тягать? Не того полету он птица.

– Как сказать, – не согласилась Ляля. – Паренек он деловой.

– Может, и так, – пожал плечами Федька. – Да только с его «делами» у легашей запарки-то не будет: любил Басман пофорсить, тузом покорячиться [98]. Чего фараонам мудрить? Сыч накрапает исповедь, и – поволокут пред светлы очи патриарха [99].

– Да будет уж тебе, Федя! – скривилась Ляля.

– В натуре, хватит тащить нищего по мосту [100], – согласился Фрол. – Пора и подгорчить [101].

После того как все выпили и закусили, Фрол вышел с хозяйкой на кухню.

– Нужда мне с Умником потрекать. Дозволишь? – спросил он.

– Законно, Федя. Обожди, я его кликну.

Попыхивая папироской и, по своему обыкновению, небрежно развалясь на стуле, Фрол с минуту разглядывал Заварзина. Володька напряженно уставился в пол, не смея начать разговор прежде прославленного налетчика. До сегодняшнего вечера Умник видел Федора лишь однажды, да и то мельком. Заварзина удивила способность Фрола быть внешне расслабленным и вместе с тем сохранять готовность к действиям.

– Баяли мне, что ты хорош в деле, Володя, – наконец нарушил молчание Фрол.

– Пустое, – смутился Заварзин. – Нам до ваших не достать.

– И все ж молва о тебе идет добрая. По сердцу слава-то, а? – усмехнулся Федька. – Работенка есть фартовая.

– Для меня? – округлил глаза Володька.

– В натуре. Ты – парень на катушках [102], не кукливый, Закон чтишь. Да и орава [103] твоя под стать, на характер взять трудно [104].

– А что за фидуция? [105]

– Грант. Кассу будем брать. Каждый из твоих архаровцев получит по двадцать косых [106]. По две задатку. Ваша забота – прикрыть нас с улицы.

– Алмазно! [107] – запальчиво воскликнул Володька, но тут же осекся. – Енгин [108] большой?

– Приличный. Потумкай, пошепчись с поддужными. И будь на фонаре [109], я тебя сам отыщу, – заключил Фрол.

В назначенное время Полина вышла из дома.

У ворот ее ожидал Андрей и незнакомый молодой мужчина. Рябинин рекомендовал Старицкого Полине. Георгий с легкой улыбкой, но довольно учтиво приложился к ручке. Полина представляла его не таким: «Уж очень современный, что ли. А походка и вовсе не армейская». Глаза Георгия ей, впрочем, понравились – умные, цепкие. «Непростые!» – заключила она.

На просторной веранде был уже накрыт стол. Как радушный хозяин, Старицкий предлагал закуски и вино; Полина чувствовала себя немного скованной; Андрей сиял.

Говорили о летнем отдыхе. Вспоминали курортные байки и истории. Понемногу Полина втягивалась в разговор. Георгий был галантен и обходителен, старался подыграть ей.

– Интересно поглядеть, каково нынешнее общество на водах, – сказал Андрей.

– А все такое же, – махнул рукой Старицкий, – променады у источника, романы, скука и поиски приключений.

– Сборище почти что лермонтовское, – хохотнула Полина. – Только вместо блестящих мундиров – суровые френчи и гимнастерки. В твоем, Андрей, коленкоре можно смело покорять девичьи сердца.

– М-да, гардеробы уже не те, – покосившись на Полину, кивнул Георгий.

– А чем же плох мой коленкор? – разыгрывая обиду, бросил Андрей.

– Смахиваешь на Грушницкого, – рассмеялся Старицкий.

– Мы шутим, вовсе нет, – улыбнулась Полина. – Хотя сегодня предпочтительнее быть Грушницким – Печорина честят за индивидуализм, жестокость и эгоизм. Грушницкий – жертва, а их у нас любят.

– Прости, это ты к чему? – не понял Андрей.

– Так, к слову. «Герой нашего времени» – один из моих любимых романов. Тонкое произведение, правдивое.

– А что вас, Полина, привлекает в Печорине? – спросил Старицкий.

– Разве я сказала, что он мне нравится? – она пожала плечами.

– Мне показалось.

Полина задумалась:

– Ну, мы не на комсомольском собрании… Пожалуй, вы правы, Печорин определенно притягателен.

– Но ведь он – холодный эгоист! – усмехнулся Георгий. – Губит Бэлу, глумится над княжной Мэри.

– Я говорю не о его недостатках. Печорин – индивидуальность, он не похож на других. Он силен своей независимостью, презрением к смерти, ко всему суетному. Другое дело – в чем подобные качества выражаются. Однако, при всей порочности, Печорин все же привлекателен.

– Извините, Полина, но вы рассуждаете совсем по-женски, – снисходительно улыбнулся Георгий.

– Да! – твердо ответила она. – А почему нет? Для ума пишут философы, а литераторы – для души.

– Справедливо, – согласился Старицкий. – Далее?

– Далее – не буду скрывать, что меня, как женщину, влечет сила, способность на поступок. Согласитесь, Георгий, зачастую у прекрасного и дурного поступка одна исходная основа – воля, сильные качества души. А что еще нужно нам, слабой половине, как не быть рядом с таким человеком?

– Насчет «способности на поступок», раскольниковщины и толстовства – это к товарищу Рябинину. Он в больших писателях – специалист, – Георгий развел руками.

– Уходите от темы? – прищурилась Полина.