Случай с детьми-купальщиками, видевшими енота и ежа, катающихся на осле, кстати, рыжем, расценивался как курьез, шутка пацанов, однако истинность глупых россказней подтвердил умница Збышек – известный отличник и умница. Не поверить «правильному» пареньку взрослые не решились. Теперь по деревням неслась байка о зверях-наездниках. А тут подоспел сумасшедший рассказ Яцика Ковалевского. Дескать, встретил он на мосту медведя, лису и петуха. Ясное дело, односельчане решили, что кроме куреныша Яцик никого не видел, но можно ли укорять поэта за полет больной фантазии? Тем не менее, молва растиражировала историю про разгуливающих по лесу хищников и пеструю домашнюю птицу. И даже этот анекдот бабки умудрялись повернуть все к той же теме.

Разумеется, о близком конце света свидетельствовало и намерение какого-то богатея устроить в лесу, причем в проклятом месте, охотничьи угодья. Сначала хуторяне воспряли духом. Вдруг новому хозяину леса понадобятся рабочие руки? Все-таки любая усадьба ухода требует, да и животных растить кому-то нужно… Про проклятье, естественно, вспоминать не стали. Но пан Гржибовский не торопился давать объявление о найме. Он лишь выкупил один из крепких домов, где обустроил штаб-квартиру, из которой планировал руководить стройкой.

Сельчане спросили нового соседа, будет ли он искать рабочих, но тот только хмуро пробурчал:

– Пока не требуются.

Неласковое обхождение потенциального хозяина не сулило ничего хорошего, зато обнадеживало слово «пока». «Авось и понадобимся», – рассудили хуторяне.

Были среди них и те, кому не нравилась затея с охотничьим хозяйством.

К примеру, дед Дзендзелюк. Смешная, кстати, фамилия. Дзендзел – это прозвище, производное от польского слова «дзенцол» – «дятел». По-русски получается Дятлов.

Дед Дзендзелюк хорошо знал лес. Во время Второй Мировой он партизанил в этих краях, и его отряд попортил фашистам немало крови. Когда война закончилась, молодой тогда пан Дзендзелюк остался здесь, к лесу поближе. Он отстроил дом, обзавелся животиной, стал работать в колхозе, женился на красавице Барбаре, вырастил сына. Свободные деньки ветеран частенько проводил, гуляя по местам боевой славы, водил молодежь, рассказывал о минувших боях, быте солдат-сопротивленцев.

Шли годы, интерес к войне угасал. То, что пережило поколение пана Дзендзелюка, уже совершенно не трогало подросших внуков. Лес надежно спрятал следы партизанских стоянок. Сын давно уехал в город, Дзендзелюк остался с женой на хуторе. Дед бродил по лесу, восхищался природой, много фотографировал, вырастил у дома прекрасный грушевый сад.

Окрестные ребятишки любили нагрянуть к Дзендзелюкам, угоститься грушами или вареньем да полистать альбомы, под завязку набитые потрясающими фотографиями. Дед посмеивался в бороду и приговаривал:

– Это все в пяти километрах отсюда, а вы смотрите, будто на африканское диво. Берите родителей, идите в лес. Там и не такое увидите. А услышите-то, м-м-м… – и он закатывал глаза, будто гурман, вкусивший кусочек какого-то невообразимо деликатесного сыра.

Дзендзелюк отлично изучил каждую тропку. Он, разумеется, знал дорогу к развалинам замка, но предпочитал туда не ходить. Был он там всего дважды: лет двадцать назад и совсем недавно, когда стало известно о планах Гржибовского. Оба раза пан Дзендзелюк подолгу любовался останками далекой истории, но внутрь идти не решался. То ли духи древних защитников замка не пускали, то ли здесь было еще что-то. Чувствовал дед, что не надо переступать дозволенных границ, не для него стоят эти руины.

– Представь, старая, египетские пирамиды, – сказал он жене, когда услышал о том, что крепость будет снесена. – И вот появляется какой-нибудь арабско-негритянский пан, решивший на месте пирамиды Хеопса открыть верблюжьи скачки. Его тут же поставят на место, верно?

Полненькая пани Дзендзелюк вздохнула, тряхнув седыми прядками, выбившимися из-под платка.

– К чему воду в ступе толочь, если денежные мешки все решили? Просто для пирамид мешки должны быть больше.

– Глупая ты, Барбара! – обиженно отмахнулся дед, на том полемика и закончилась.

Тогда он и сходил к замку Ордена золотого горностая второй раз. За двадцать лет там мало что изменилось. Камни они и есть камни. Может быть, стало больше растительности. Дед Дзендзелюк сел на землю, прислонился плечом к стволу ольхи. Знание того, что дни забытого форпоста сочтены, придавало этому месту флер особого трагизма. Солнце спряталось за сизоватое облако, налетел порыв ветра, зашумели изумрудные кроны.

Из-за полуобвалившейся стены вышел бобер. Похоже, что он совсем не боялся, более того, отлично знал, что его видит человек. Зверек остановился и долго глядел на деда Дзендзелюка. Старику показалось, бобер слегка покачал головой, потом неспешно развернулся и скрылся из виду.

Это случилось за неделю до того, как к развалинам замка собрались диковинные звери: кенгуру, медведь, волк, лиса, скунс, а также вполне привычные для поляков еж, петух да лошак, хотя его-то привычным считать, наверное, не стоит.

За день, прожитый восьмерыми гостями в разрушенном замке, местные жители прониклись искренней симпатией к тамбовчанам и циркачам. Петер дал сольный концерт. Теперь поклонниками его таланта стали и польские звери.

Особенно им понравилась песня о Войцехе:

К гамбургскому петуху вернулось ощущение популярности. Нет, он не болел звездной болезнью, просто ему была приятна всеобщая любовь к его таланту.

Теперь стало понятно, почему в лесу было так тихо: почти все звери собрались за замковыми стенами или затаились неподалеку. Предчувствие скорого прихода людей нарастало.

После обеда тамбовчане и циркачи вновь побеседовали с воеводой. Войцех решился-таки открыться новым союзникам. Он рассудил, что если гости окажутся лютыми обманщиками, то пусть уж лучше погубят Орден они, а не люди.

– Я доверю вам тайну, в которую посвящены только члены нашего Ордена, – сказал бобер. – Пообещайте, что никому ее не раскроете.

– Мы будем немы, как могилки, – заверил прыткий Колючий.

– Дзенкуе!

– Что делаешь?! – не понял еж.

– Дурашка, это «спасибо» по-польски, – рассмеялась Лисена.

– Именно так, – подтвердил Войцех. – Следуйте за мной.

Воевода повел гостей в центр замка, туда, где кучи камней поросли пышным кустарником. Войцех вдруг юркнул в кусты, путешественники последовали за ним. Пробравшись за каменные плиты, когда-то игравшие роль потолка, делегация остановилась у лаза. Впрочем, лаз был незаметным, его увивал плющ, и обступила терновая поросль.

– Думается, вы сможете спуститься все, – проговорил бобер, раздвинул плющ и двинулся в темноту.

Михайло, шедший сразу за ним, еле втиснулся в лаз, но метра через три проход, казавшийся косолапому тесной норой, расширился. Глаза тамбовского губернатора постепенно привыкли к темноте, он понял, что попал в коридор заброшенного человеческого жилища.

Ломоносыча слегка подтолкнули сзади.

– Ах, да! – спохватился медведь, давая дорогу друзьям.

За ним в коридор влезли Гуру Кен, Серега, Колючий с Сэмом и Лисена. Иржи Тырпыржацкий и Петер вниз не полезли. Лошак просто не умел ползать по катакомбам, а петух боялся. К тому же куры ужасно плохо видят в темноте.

– Это вход в сокровищницу Ордена, – тихо промолвил Войцех, и его голос многократно повторился в сырой глубине коридора.

– Класс! – порадовался Колючий.

– Класс!.. Класс!.. Класс!.. – понеслось во тьму.

– Цыц, не хулигань, – шикнул на шкодника Михайло.

– Пойдемте, – бобер зашагал по каменному туннелю.

Коридор постепенно сворачивал вправо. Звери протопали несколько десятков шагов, затем воевода скомандовал остановиться.