– Мы едем в Серую Башню, учиться! – с гордостью добавила Нарин. – Мы станем ведьмами, лучшими из лучших, и будем разрушать власть Совета Магов изнутри! И именно для того, чтобы была возможность любить, чтобы никого и никогда более не урезали. Только тех, кто сам будет этого хотеть.
– Вот поэтому-то, – звонким голоском закончила Орихат, – мы и плюем на их законы!
Ларна засмеялась, с любовью посмотрела на одухотворенное личико кровной сестры и взяла ее за руку, отведя к кровати и усадив на край. Та была все еще обнажена, и ее тело приводило девушку во все большее возбуждение. Раздвинув ножки Орихат в стороны, Ларна даже застонала, увидев то, что так любила, и, вся дрожа от нетерпения, поцеловала в нежные, уже возбужденные и влажные половые губки. Нарин обернулась, чтобы посмотреть, как прореагируют на это восхитительное действо рабыни, и тут же рассмеялась – зрелище действительно того стоило. Челюсти обеих девушек отвисли, глаза выкатились, они все пытались что-то сказать, но им перехватило дыхание от изумления. И это было неудивительно – на их глазах рушилось все, чем они жили, все, чему их учили, рушились основы. Так не могло быть, но было, и рабыни не могли придти в себя, они потеряли почву под ногами и снова ничего не понимали. Да, законы были страшны, но ведь когда они впитаны с молоком матери, то отказаться от них весьма и весьма трудно. Рыжая ухмыльнулась, смотря на девушек, уж больно забавными они выглядели, ничуть не лучше, чем она сама вчера… Она облизнулась, с жадностью смотря на прекрасное тело перепуганной Милаит, и решила довести удивление той до предела. Подойдя к рабыне, она обняла ее, сняла с нее набедренную повязку и поцеловала в ухо, от чего бедняжка задергалась, испуганно смотря уже на нее.
– Сядь, пожалуйста, на табурет и широко расставь ножки, – хрипловатым голосом попросила ее Нарин.
– За-а-а-ч-е-е-е-м?.. – едва смогла пролепетать ошеломленная донельзя рабыня, которой всю жизнь вбивали в голову, что за то, чем занимается сейчас ее госпожа, урезают.
– Я хочу поцеловать тебя туда… – почти прошептала рыжая, чувствуя, что сейчас лопнет от желания.
– Н-н-о-о… Н-н-о-о… Я… – попыталась возразить Милаит, но не смогла почти ничего из себя выдавить, слишком она была поражена и выбита из колеи.
На нетвердых, трясущихся ногах девушка подошла к табурету и буквально рухнула на него, расставив в стороны ноги и открыв всеобщему обозрению свою невинную еще щелочку. Стоять или не подчиняться у нее сил не была, она была напугана, ей казалось, что она висит в воздухе, что у нее выбили опору из-под ног. Нарин опустилась перед ней на колени и начала внимательно и с интересом исследовать половой орган черноволосой рабыни, ее смешил испуг той и она тихо посмеивалась про себя. Как и у всех рабынь любви, волосы вокруг самой щели были тщательно выбриты, а, возможно, что даже и выщипаны, чтобы не расти более. Лишь на лобке была аккуратно подстриженная залихватская челочка. Большие губы были плотно сомкнуты, ни о каком возбуждении и речи не шло. Но Нарин это не остановило, она была уверена, что сможет с этим справиться, сможет расшевелить перепуганную девушку. Затем она обратила внимание на то, что глаза обеих рабынь все еще не отрывались от Ларны с Орихат, уже легших валетом и исступленно ласкающих друг друга. Губы девушек что-то шептали себе под нос, глаза были остекленевшими – на их глазах разрушалось все, чему их когда-либо учили, все, чем они жили и дышали, все, на чем они были воспитаны. И если бы не их бунтарские характеры, непримиримый дух, то они могли бы и не выдержать, могли бы сойти с ума. Но именно этот гордый дух, живший в душах рабынь, не дал им с воплями броситься наутек.
Нарин осторожно провела пальцами по половым губам Милаит и поняла, что та напряжена до предела, чуть ли не до судорог. Вздохнув, рыжая оторва склонилась ниже и очень нежно поцеловала девушку прямо в складку. Глаза рабыни от этого почти вылезли из орбит и она глухо вскрикнула. Затем медленно опустила взгляд и уставилась на голову своей госпожи между своих собственных ног. Картина была столь сюрреалистической и невозможной, что девушка даже затрясла головой, ей вдруг показалось, что она попросту спит и ей снится кошмар. Ибо то, что происходило, было совершенно невероятным, никто добровольно не шел на это, ведь далее следовало урезание… А Нарин, тем временем, не обращая никакого внимания на реакцию Милаит, развела ее большие губы в стороны и нежно-нежно провела между ними языком. Рабыне показалось, что ее ударили туда, но этот удар был почему-то на удивление приятным. Рыжая же принялась очень осторожно лизать малые губы и клитор девушки, постепенно возбуждая ее. Та действительно по прошествии некоторого количества времени начала расслабляться, дыхание ее участилось, на верхней губе выступили мелкие капельки пота. Прикосновения рыжей госпожи к самому нежному и интимному месту тела были для Милаит чем-то приятны и несли с собой какую-то легкую истому, которая постепенно нарастала. Девушка тихонько застонала и ее руки, неожиданно для нее самой, вдруг приподнялись и прижали голову Нарин к заветному месту, прижали довольно сильно, и от этого по всему ее телу пробежал ток удовольствия. Но тут же рабыня испугалась своих действий и отпустила рыжую, но та восприняла действия девушки как нечто, само собой разумеющееся. Хотя ей самой было очень неудобно стоять на коленях и Нарин решила сменить позу на более удобную. Отодвинувшись от уже возбужденной Милаит, Нарин рывком вытянула из под Ларны с Орихат одно из одеял и бросила его на пол. Улегшись на спину, она приказала несколько разочарованной этим перерывом рабыне сесть себе на лицо. Та покраснела до пунцовости, но покорно, даже с тайным удовольствием выполнила приказ, да еще и поерзала, устраиваясь поудобнее. Рыжая тихонько рассмеялась про себя и принялась ласкать Милаит уже по-настоящему, ибо девушка вся была залита соками любви и возбуждена до сумасшествия.
Сириин, все это время соляным столбом стоявшая в углу, изо всех сил пыталась убедить себя, что виденное ею отвратительно и противоестественно… Но почему-то девушка не верила самой себе и ощущала какой-то нарастающий жар внизу живота, по ее ногам что-то потекло и рабыня чуть не заплакала от отвращения к своему телу. А когда она услышала первый крик страсти, изданный ее ближайшей подругой, вовсю ерзающей задом по лицу рыжей госпожи, то вздрогнула. Она смотрела на то, как у Милаит из-под крепко сжатых век капают слезы, слышала, как та стонет и сквозь эти стоны прорывается: «Еще… Еще… Еще…» Ноги сами почему-то понесли Сириин к широко расставленным ногам рыжей стервы. Рабыня медленно опустилась на колени и во все глаза уставилась на поросшую густым рыжим волосом большую половую щель своей госпожи, всю залитую какой-то густой, вязкой, белесой жидкостью. Настолько большой девушки не доводилось видеть еще ни у кого, половые губы торчали в стороны, треугольный клитор выдавался вперед чуть ли не на полпальца. Ей хотелось смотреть и смотреть на все это, страшно тянуло дотронуться, но Сириин продолжала говорить себе, что ее желание отвратительно, что все это мерзко. Вот только уверенности в этих словах не было ни на грош… А тут еще эта белесая жидкость со странно возбуждающим запахом почему-то волновала ее все сильнее и сильнее, рабыня, не переставая, думала о ней. Ей представлялось, как она дотрагивается до этой вот большой капли возле клитора, и по телу девушки от этих мыслей пробежал мороз. Она начала дрожать, не понимая, что это с ней происходит, вопрошая себя, а не заболела ли она? Вдруг Нарин, ощутив, что кто сел между ее ног, протянула руку, нашла руку Сириин и положила ее на свою перевозбужденную половую щель. Рабыня потрясенно вскрикнула и с изумлением посмотрела на собственную руку, она ощутила под ладонью что-то мокрое и очень горячее. С ужасом отдернув ее, Сириин поднесла руку к лицу и во все глаза уставилась на нее. Странный запах стал попросту нестерпим, от него девушку всю колотило, он бил в ноздри с такой силой, что она чуть не плакала, изо всех сил удерживая себя от того, чтобы не слизать пахучую жидкость. В низу живота у рабыни запылал костер, она ощущала, что из нее самой что-то течет, но не могла сдвинуться с места. Такого ей не доводилось испытывать еще никогда в течение ее короткой жизни. Дрожь проходила по телу Сириин волнами, она все же не выдержала и коротко лизнула мокрую руку. Какой-то солоновато-горьковатый, непонятный, совершенно невозможный вкус… Но почему же ей так хочется ощущать этот вкус еще и еще? Воспитанная в рабском доме девушка этого не знала, да и не хотела анализировать, она просто облизала руку, чувствуя себя восхитительно измаранной… Сириин и сама не понимала, как измаранность может быть восхитительной, но ощущала себя именно так. И еще ей страшно хотелось ощущать и ощущать этот вкус. Оглянувшись, девушка увидела, что Орихат уже успела усесться на лицо Ларны, и желание оказаться на месте своей госпожи стало совершенно нестерпимым. «Но вот же, вот, прямо перед тобой… – сказал внутри нее непонятно чей голос, то ли ее, то ли еще чей-то. – Ну давай, не трусь, вперед Сириин… И госпожа после этого станет тебе доверять…» Но, несмотря на этот голос и на нестерпимое желание, рабыне все же было очень и очень страшно. Она попыталась наклониться поближе к половой щели рыжей стервы, как Сириин, про себя, конечно, продолжала называть свою госпожу, но не смогла, спина как будто одеревенела. Когда же девушке все же удалось пересилить свою нерешительность, произошло неожиданное – руки Нарин вдруг поднялись, легли на ее затылок и вдавили ее носом прямо в то место, к которому она все еще боялась дотронуться… Сириин, отчаянно взвизгнув, вырвалась и отпрыгнула в сторону. Рыжая, удивленная этим криком, выбралась из-под кончившей, наверное, впервые в жизни, разомлевшей донельзя Милаит, и огляделась по сторонам. Увидев в уголке сжавшуюся и всхлипывающую Сириин, Нарин досадливо хлопнула себя рукой по колену.
