Дарк проснулся от запаха кофе, проникшего в нос сквозь ритмично раздувающиеся во сне ноздри. Моррон все еще хотел спать, но бороться с оживляющим, наполняющим бодростью ароматом не было сил. Пробуждающие флюиды проникли в мозг, и чувство блаженной сонливости ушло, не оставив надежды на возвращение. Аламез медленно открыл глаза. Буквально в двух сантиметрах от его носа благоухала большая чашка кофе на блюдце, слегка подрагивающем в женской руке.

– Ну вот мы и проснулись, – пропел мелодичный, бархатный голос, в котором не осталось ни капли раздражительности и недовольства. – Вставай, засоня, день уже на дворе. Делом пора заняться, если не хочешь здесь до лета застрять!

Рука Аламеза ухватилась за блюдце, а губы жадно припали к краям чашки. Обжигающе горячая жидкость проникла внутрь организма, вызвав небывалый прилив сил. Кофе был крепким и вкусным, человеку, умеющему так варить этот божественный напиток, можно было простить многое, даже сиявший всеми цветами радуги синяк под глазом.

Опустошив чашку в три-четыре глотка, Аламез окончательно проснулся и сел в кровати. Яркие солнечные лучи пробивались внутрь комнаты сквозь раздвинутые шторы, наполняя ее какой-то необычной жизнерадостностью и светом. За время его безмятежного сна многое изменилось: стало больше вещей и как-то уютнее. Его новая спутница сидела в кресле, вальяжно закинув ногу на ногу, и что-то подшивала к подкладке длинного женского пальто. Махровый банный халат сменили узкие брюки, обтягивающий стройную фигуру свитер и высокие сапоги, как минимум на одиннадцатисантиметровых каблуках. Длинные волосы девушки были аккуратно заплетены в косичку с троящимся по последнему писку моды хвостом. Завершала картину «Примерная домохозяйка за работой» кожаная кобура под мышкой с торчащей из нее массивной рукояткой трофейной «сурабы». Рукодельница-искусница увлеклась работой и не обращала внимания на удивленно таращившегося на нее юношу.

– Сколько времени? – спросил Дарк, засунув в рот сигарету и пытаясь крутануть онемевшим во время сна большим пальцем маленькое колесико зажигалки.

– Около десяти, – ответила Диана, не отрывая глаз от сложного перекрестного шва.

– Совести у тебя нет, даже часа не дала вздремнуть, – недовольно проворчал Дарк, точно помня, что сон его сморил около девяти.

Девушка прекратила шить и посмотрела на Дарка исподлобья. Гроттке пыталась понять, шутил ли Дарк или действительно его биологические часы дали сбой.

– Ты проспал ровно на сорок минут больше суток, – констатировала прискорбный факт Диана и продолжила борьбу с непокорной, выскальзывающей из пальцев иглой.

Дарк чуть было не поперхнулся едким сигаретным дымом, пошедшим вместо легких прямиком в нос. Он не мог поверить, что позволил себе расслабиться и проспал целый день, как минимум шестнадцать полноценных часов, за которые мог бы много успеть сделать.

– Не переживай, – успокоила его Диана, – со всяким может случиться. Помнится, когда я служила в Альмире, пришлось просидеть в засаде более трех суток. Глаз не смыкали, от кофе уже воротило, а никотин въелся в одежду. Подонков, конечно, взяли, а потом опрокинули на радостях пару стаканчиков, да так и заснули прямо в участке. Утром начальник отряда на работу пришел, а мы на столах дрыхнем…

– Ну и что?

– Да ничего, – пожала плечами Диана, – премия за поимку опасной банды оказалась ровно в два раза меньше, чем штраф за попойку на рабочем месте.

«Проблема большой организации. – Дарк вдруг вспомнил философствования Конта. Изгой во многом был прав. Внутренние конфликты системы, которые когда-то давно сгубили эльфийское общество, сейчас медленно разъедали и человеческую цивилизацию. – Проблема в том, что абсолютно никого не интересуют реальные дела, то есть сама работа. Руководство любого звена заботит лишь блеск формальных показателей, а творческая инициатива и трудовой пыл рядовых сотрудников задавлены грудой противоречащих друг другу инструкций. Прошли те времена, когда система ломала отдельно взятого человека, теперь она подстраивает его под себя, изменяет стереотипы, жизненные ценности и нормы поведения!»

– Коншьеро каракос! – внезапно выкрикнул Дарк и вскочил с кровати.

Древнее ругательство намбусийских пиратов считалось настолько отвратительным и нецензурным, что до сих пор не имело точного перевода и близких по экспрессивности аналогов в других языках. Но только посредством этого омерзительного, вульгарного изречения Аламез мог в полной мере выразить свое отношение к дурацкой привычке Конта не договаривать до конца.

«В последнее время происходит резкое изменение общественных стандартов. То, что раньше считалось грехом, сегодня приемлемо…» – Дарк судорожно пытался вспомнить слова Конта, точнее, их истинный смысл, который сразу ему не удалось уловить. «Трепло проклятое, всю ночь мне про эльфов да вампирюг задвигал, а на самом деле его интересуют совсем не они… – снизошло на Дарка прозрение. – Если темп изменения норм поведения ускорен, значит, за этим кто-то стоит. Кто-то могущественный и очень умный пытается искусственно ускорить процесс развития, придав ему, естественно, немного иное направление, то, которое этому лицу или группе лиц выгодно. Вот до кого пытается добраться Конт через полесских вампиров! Ныне покойные Карст и Финолий проворачивали сделки втайне от клана, значит, реальную угрозу для людей представляют не кровососы, а кто-то другой! Проклятый псих, мерзавцем был, мерзавцем и остался, хотел меня вслепую использовать, гад! – обвинил в сердцах союзника Аламез, но тут же нашел ему приемлемое оправдание: – Кто я такой для него, всего лишь чужак, до недавнего времени искренне убежденный в его сумасшествии. Изгои такие, они никому не привыкли доверять. Могу ли я винить его за осторожность, конечно, нет!»

– Странный ты какой-то, – неожиданно встрял в череду размышлений насмешливый голос Дианы. – Вчера с меня одежды сорвал, сегодня сам оголился. Ты что, за всеми девушками так ухаживаешь или только я удостоена чести лицезреть обнаженного долгожителя?