— Что с ней, бля? Живая?

— Да! Уходить надо! — Илья завертел головой. — Где выход? Там? Или там?

— Да х-х-хрен его маму разберешь! — Громыко сплюнул. Митя, воспользовавшись тем, что его перестали удерживать за руку, опустился на пол.

Во мраке громыхнуло, острые зеленые лучи пронзили туман, словно пытаясь нашарить, найти кого-то.

— Все, валим! — Громыко подхватил Митю, без церемоний закинул на плечо. — За мной, мать-перемать!

— Стойте, господа! — откуда-то сбоку выскочил Торлецкий, замахал руками. — Не туда! Там, у дверей, крысолюди, числом до двух дюжин! На лестницу! Будем подниматься вверх…

…Мгла, дым и отблески взрывов остались позади, лишь когда они минули лестничную площадку третьего этажа.

— Как мадемуазель Яна? — поинтересовался граф, заглядывая Илье через плечо.

— Без сознания, — ответил тот, останавливаясь, чтобы поудобнее перехватить свою драгоценную ношу.

— Неправда! — вдруг отозвалась ноша вполне ясным и твердым голосом. — Я как будто по веревке поднималась. Из колодца. Глубоко-глубоко было… А я все лезла и лезла… И вылезла! Илюшка, да поставь ты меня, в конце концов!

Внизу ухнуло раз, другой. Потом завыли истошными голосами, завизжали идущие в атаку крысолюди. В ответ им заревели ноктопусы. Зазвенели клинки, снова рвануло…

Там шел бой, а тремя этажами и Бог ведает сколькими измерениями выше перепачканные, усталые, сидели на холодном полу лестничной клетки и взахлеб хохотали двое мужчин, девушка, подросток и бессмертный граф с зелеными, горящими в темноте глазами…

Выходить из здания пришлось через чердак — Пастыри и Удбурд разошлись не на шутку, внизу все грохотало.

— Интересно, кто там у них победит? — спросил Громыко, выбираясь из чердачного окна на заваленную снегом крышу, и сам же себе ответил: — А один хрен, нам от этого ни холодно, ни жарко…

Яна, уже вполне оправившись, легко пробежала по пологой кровле и застыла, глядя на залитую огнями Москву:

— Ой! Снег кончился!

Илья, стоя за спиной девушки, улыбнулся и, подойдя ближе, обнял Яну, прижал к себе, ощутив запах ее волос.

— Смотри, Привалов, особенно не зазнавайся! — хихикнула Яна. — Я ж, как-никак, самой Великой Матерью Хтоноса была, пусть и недолго…

— А я и не зазнаюсь, Ян. Я просто люблю тебя, — тихо прошептал Илья.

— Господа! — подал голос граф, шагавший по крыше рядом с Митей. — Меня все же интересует один вопрос: если бы Хтонос одержал верх, чем бы обернулось это для простых граждан?

— А ничем! — откликнулся Громыко. Он уже добрался до следующего чердачного окна и с одного удара выбил филенчатые дверцы. — Думаю, совести бы в людях стало больше. Честности. Но и дури, конечно, тоже!

— Вот так и задумаешься поневоле, — подытожил Торлецкий, — на той ли стороне мы выступили, тем ли помогали…

— Да вы что, Федор Анатольевич! — возмутился Митя. — Они же Яну хотели… Того, превратить! Нашу Яну!

— Конечно, конечно, Дмитрий Карлович, — граф улыбнулся, — это я так, по-стариковски рассуждаю. Гипотетически…

— Все, отставить рассуждения! — скомандовал Громыко. — Лезьте быстрее, линять надо. Скоро тут такой тарарам с музыкой начнется… Эй, влюбленные!

Яна повернулась к Илье:

— Слышишь? Это нас.

— Слышу. Уходить не хочется. Тут так… привольно…

— Да. Сейчас бы руфбордеров сюда — и по этой крыше на доске промчаться! — Яна мечтательно улыбнулась, прижалась к Илье.

Они так и пошли к нетерпеливо приплясывающему у чердачного окна Громыко — обнявшись, негромко переговариваясь. За их спинами сверкала разноцветными неоновыми огнями украшавшая Тверскую реклама, а чуть в стороне рубиново светились в ночи звезды над Кремлем…

…Уже в машине, втиснувшись на заднее сиденье рядом с Ильей и Яной, Митя вдруг ойкнул и полез в карман.

— Что там у тебя? — обернулся с водительского сиденья Громыко.

— Да я… Подобрал, когда там… Вот! — и Митя вытянул ладонь, на которой лежали половинки злосчастных золотых Ножниц.

Все замерли, уставившись на хтонический артефакт.

— Что делать будем? — хрипло спросил Илья.

— Предлагаю отдать эту вещицу мадемуазель Яне, — проскрипел Торлецкий и пояснил: — Ей сердце подскажет, как поступить.

Яна с трепетом взяла Ножницы, помедлила секунду, потом тихо сказала Илье:

— Окно открой.

Дзинь! — и, сверкнув на прощанье, Ножницы канули в снег у стены дома.

— Поехали! — выдохнула Яна, прижалась к Илье и спрятала лицо у него на груди.

«Ауди», утробно уркнув, умчалась в арку. Двор опустел. Спустя какое-то время за грязным окном третьего подъезда погасло зелено-багровое сияние, стихли взрывы, крики и лязг клинков. Перестали дрожать в мареве иных измерений стены, успокоились воздух и земля. Люди, что жили на нижних этажах дома, и вовсе отделались легким испугом — в привычном для их обитания измерении прозвучало лишь несколько громких хлопков да истошных воплей, списанных жильцами на распоясавшихся хулиганов, забавлявшихся с петардами. Милицию бдительные москвичи, конечно же, вызвали, но выходить в подъезд и проверять, что там и как, желающих не оказалось.

И тогда, вздыбив кафельную плитку пола, снизу, из тьмы и мрака, в опустевший подъезд пролез огромный мохнатый кот с янтарно-желтыми глазами.

Покрутившись по холлу, он обнаружил у стены согнутую Иглу, раздавленный Наперсток и, быстро прибрав их неведомо куда, рванул к дыре в полу, из которой и вылез.

Спустя несколько секунд кот уже рыскал возле арки, фыркая и разбрасывая снег. Ножницы он нашел в самый последний момент, когда во двор заезжала патрульная милицейская машина, расплескивая вокруг себя синий свет мигалки.

— Гляди, какой котяра! — удивленно воскликнул старший лейтенант Лыков, толкая напарника в плечо.

— Откормленный, гад! Вискас, небось, один жрет! Там, говорят, гормоны роста. Вымахает такая дура со свинью величиной и коньки отбросит через год, — кивнул сидевший за рулем прапорщик Касьянов. — Ну чего, где тут третий подъезд?

Из он-лайн дневника Мити Филиппова: Запись от 29.12.

Ну вот и все. Коллекция Т. пополнилась клинками ноктопусов. П. убрались на свой заокраинный Запад — яду подкопить, наверное. X. уснул. Надолго ли?

Я думаю, что вся эта история — это просто попытка реванша. Старые поверженные боги хотели вернуть себе власть над миром, которую у них когда-то отняли боги молодые.

Звонил З. из Лондона. Они помирились с И. З. Сказал, что У. поймали и будут судить. Так ему и надо.

Вчера по телеку слышал, что после долгих поисков найден депутат Государственной думы Р., в тяжелом состоянии. Нашли его почему-то в Финляндии, в больнице. У него сильная черепно-мозговая травма, переломы, ушибы и прочие прелести. Т. сказал, что, скорее всего, это наказание и Р. потеряет память и вообще останется инвалидом. А И. и Я. пожалели Р., хотя им обоим от него досталось.

Послезавтра Новый год. Мне не надо «Биохимию» Турье и Флеми. Я просто хочу, чтобы все мои родные и друзья жили счастливо. Это важнее. Важнее всего!

Quo facto

Мир спит. Ночь простерла свои крыла над землей. В стылом молчании замерли леса. Столбы дыма над человеческими жилищами поднимаются в звездную бездну, предвещая мороз. Луна, украшенная желтым ореолом, равнодушно смотрит на серебряные снега, покрывшие все кругом.

И в этой зачарованной тишине тончайшей змейкой вьется, плывет меж заснеженных древесных стволов шепот…

Дети мои! Горек хлеб нашего урожая. Спите, дети мои. Придет еще наше время. Придет…