Вполне возможно и то, что флибустьеры не пожелают останавливаться на достигнутом и методично прочешут не такой уж большой остров. Тогда, как ни прячься, толку никакого не будет.

Шапок-невидимок у нас нет, потаенные пещеры нам, ядрен батон, неизвестны, так называемое оружие сомнительно, своевременного прибытия помощи не намечается…

Но пока жив человек, жива и надежда. Мы шли и шли, стараясь удалиться от бывшего лагеря. О том, что один из кораблей мог обогнуть остров и послать людей нам навстречу, мы старались не думать. Так же, как и о шедшей сюда шлюпке.

Путь наш закончился сам собой. Впереди сверкнула вода, и скоро мы уперлись в неширокую, метров двадцать шириной, речушку.

– Приехали! – протянул Ширяев, оглядываясь по сторонам. – И что дальше-то делать будем?

– Переправляться, конечно, – ответил я. – Течение слабое. Да и между нами и этими хоть какая преграда будет.

Мэри подошла к речке, по-кошачьи потрогала рукой воду и объявила:

– Теплая!

– Хоть горячая! – недовольно фыркнула Вика. – На чем переправляться? Я плавать не умею!

Я хотел сказать, что не такая эта и проблема, речка не широкая, как-нибудь поможем, но в присутствии ее мужа решил промолчать. Пусть говорит сам. И он сказал:

– Ладно, не будем пока торопиться. Переправиться всегда успеем. Можно подняться выше по течению, там речка должна быть и уже, и мельче. Перейдем вброд без проблем. И вообще, что мы так привязались к берегу? Боимся корабль прозевать?

– Уговорил, – я не стал спорить с Ширяевым. – На пятки нам пока не наступают. Вверх так вверх.

Я уже повернулся, чтобы шагать дальше, но Ширяев тихо и властно шепнул:

– Не торопись, Валера. Веди себя спокойно и не оглядывайся. По-моему, за нами кто-то наблюдает.

Правая рука бывшего десантника словно невзначай оказалась рядом с пистолетом, пальцы бесшумно взвели курок.

На душе вдруг стало тоскливо, и мне пришлось приложить усилия, чтобы не завертеть в панике головой.

Вот и все. Как говорят итальянцы, финита ля… Интересно, хоть одного с собой прихватить успею? Или они сразу начнут стрелять?

– Да это же Валерка! – послышался вдруг знакомый голос, и из кустов появился Кузьмин, а с ним какой-то парень.

Минут через пять там, где речка сильно обмелела, мы увидели наполовину вытащенную на берег и старательно замаскированную шлюпку. Возле нее расположились люди, девятнадцать человек: Кузьмин, двое матросов, Прохоров и Карпухин, моторист Труханов, токарь Ардылов, девять пассажиров мужчин и пятеро женщин. Все, кто был сегодня на «Некрасове» и сумел уцелеть. Остальные погибли во время абордажа или пошли на дно вместе с кораблем.

Спасшиеся сбивчиво рассказали нам о последних минутах лайнера. Картина поневоле была фрагментарной. Рассказывали, что видели и что делали сами, на каких палубах искали спасения, как пробивались к шлюпке. Но никто ничего не мог сказать ни о машинном отделении, ни о мостике. Где был Жмыхов? Убили ли его в самом начале, или он погиб позже? Почему приказ об эвакуации отдал старпом? Почему, ядрен батон, утонул «Некрасов»? Если верить спасшимся, для пиратов гибель захваченной добычи была неожиданной. Или, обыскивая корабль, они случайно открыли дверь в затопленные отсеки?

Наше встречное повествование тоже не отличалось полнотой. Мы даже не могли похвастаться своим мужеством. Драпали, вот и все.

– Влипли, – подытожил оба рассказа Виталик – тот самый парень, который вместе с Кузьминым встретил нас на берегу. – Ловушка захлопнулась, и как выбраться из нее…

– Но у нас есть шлюпка. Продуктов на ней – хоть отбавляй. Махнем в море, пускай попробуют нас найти. А там или эта дурацкая зона радиомолчания кончится, или до берега доберемся, – предложил один из пассажиров.

– Продуктов действительно хоть отбавляй, а вот горючего надолго не хватит. И потом, куда плыть? До сих пор не знаем, где мы, – возразил Кузьмин.

Остальные тоже больше не хотели вверять свою судьбу морю. Может, и вверили бы, имея хоть какие-то реальные шансы, но отправляться на верную да еще и мучительную смерть – тогда уж лучше на берегу. Может, удастся где-нибудь затаиться, спрятаться, а там все как-то утрясется? Или эти странные бандиты уберутся, или помощь придет.

И тут я вспомнил: гора! Мы даже не пытались исследовать остров, и гора была единственным местом, где мы успели побывать. Было вполне вероятно, что кто-нибудь из моих компаньонов рано или поздно попытается добраться до вершины. Не один же я уцелел! По-моему, такой хват, как Серега, сумеет выбраться из любой ситуации, и вряд ли кто, блин, сумеет преградить ему путь.

Я сразу поделился своим предложением с остальными. Энтузиазма оно не вызвало, но и возражений не последовало. Люди перенервничали, устали, и большинству из них было все равно, куда идти. Мы забрали из катера все продовольствие и через полчаса выступили в поход.

Уже ближе к ночи после трех кратких привалов наш небольшой отряд наконец-то достиг цели. Нас окликнули задолго до вершины, и, еще не поднявшись на нее, мы узнали, что наши старания были не напрасны.

На горе оказалась масса народа – наверное, человек пятьдесят. Не было только Сергея. Недавно вернувшись из разведки, он снова ушел в лес во главе группы из трех человек и до сих пор не вернулся.

…Наташа и Юля не хотели отпускать меня даже в лагере. Так маленькие дети никуда не хотят отпускать свою мать. Да я бы остался и сам. Бурные события дня отняли немало сил, и я был не прочь вздремнуть хоть немного, но временем на сон я не располагал.

Я оставил Славе на хранение карабин, забрал у него автомат, прихватил с собой Николая, Костю Сорокина и Зарецкого и отправился с ними на берег.

Во-первых, мне не давал покоя наш тайный склад. Население лагеря увеличилось, и его надо было как-то кормить. Охота – занятие неплохое, но когда вокруг кишат пираты – довольно опасное. После единственного выстрела рискуешь сам превратиться в дичь, а нам это ни к чему.

Во-вторых, необходимо любой ценой узнать, кто на нас напал, почему, сколько их всего и вооружены ли враги чем-либо серьезнее мушкетов. Короче говоря, позарез необходим был «язык».

В лагере о нашем уходе я предупредил только Славу и случайно подошедшего Рдецкого. Устраивать ради такого всеобщее собрание или спрашивать разрешение у совета я никакого смысла не видел. Мы находились в состоянии войны, и сейчас мне было не до демократии. Мне совершенно не хотелось взваливать на себя бремя власти, и я предпочел бы, чтобы нами руководил кто-то другой. Вот только кто?

Фактически вопрос о власти висел в воздухе. Формально у нас оставался совет, но реальными делами и принятием решений занималось мое крохотное подразделение из шести человек. Толпа пока относилась к нам с благодарностью, но сама ни на что не годилась. Женщины, дети, дюжие, но не умеющие стрелять мужики…

Растворившись с ребятами в ночи, я в какой-то степени ушел от проблем. Теперь я отвечал только за себя и за троих подчиненных. У меня на груди висел автомат со связанными магазинами, в кобуре под мышкой привычно устроился револьвер, в кармане лежал «макаров» Губарева, на поясе – кинжал. Для полноты счастья не хватало только гранат. Но шли мы не в бой, и сегодня ночью дело решали не они.

Ребята были вооружены гораздо хуже – пистолетами и ножами. Можно было прихватить по трофейному мушкету, но глупо таскать на себе такую тяжесть, чтобы сделать единственный выстрел. Лучше поберечь силы…

Ночной поход по лесу трудно назвать удовольствием. Но все мы были неплохо тренированы и до берега добрались без помех и приключений. Правда, вышли мы немного левее, но и это обстоятельство было нам на руку, так как позволило спокойно осмотреться.

Огонек на воде отмечал стоявший на якоре корабль. Тот же, что напал на нас, или другой – в темноте не разобрать. Да и не все ли равно? Будь у нас не один, а четыре автомата, корабль, пусть даже с примитивной артиллерией, все равно оставался для нас крепким орешком. Пулями можно расчистить палубу, но солидную пробоину в борту из автомата не сделаешь. Зато картечь бьет насмерть. Сейчас нам не помог бы и гранатомет, разве что артиллерия, но это уже вообще из области фантастики.