– А нам еще долго ехать?!

– Куда?!

Болт опешил и для уверенности прокричал:

– А куда мы едем?!

– Сначала в «Манчес», там покурим, а потом – в «Парадизо»!

– А что такое «Манчес»?!

– Приедем – расскажу!

Болту казалось, что Юра несется с огромной скоростью, в повороты он входил как великие мотоциклисты на мотокроссах – до этого момента Болт видел такое только в прямых трансляциях из Индианаполиса на РТР-Спорт.

«Дельфинчик» накрывал все сильнее и сильнее, дорога впереди уже не двоилась в глазах, а как щупальца спрута плавными линями расползалась между пальмами. Болт прекрасно понимал, что у Юры перед глазами такая же картинка и удивлялся его способности все время попадать мопедом между толстыми стволами деревьев.

– За этим поворотом будет «Манчес», – Махиндра показала рукой на быстро приближающийся перекресток, перегороженный железными полицейскими стойками и собственно полицейскими.

На повороте Юра даже не отпустил акселератор, его штанина коснулась земли и подняла столбик пыли, скутер угрожающе накренился, Болт зацепился локтем за полицейского, тот засунул свисток в рот, но свистнуть так и не успел – троица в считанные секунды пропала в темноте.

Через сотню метров Юра резко остановился возле построенного из бамбуковых палок кафе.

– Это и есть «Манчес», со сленга переводится как «жор по обкурке», – Махиндра спрыгнула и уверенным шагом пошла ко входу.

Половина пластмассовых столов была занята израильтянами, каждый из них был поглощен каким-то делом, но никто не ел – кто-то чистил чилам, кто-то прикуривал новый, кто-то крошил гашиш в микс-болл, кто-то забивал, кто-то снова прикуривал. Вентиляторы с трудом разгоняли облака дыма, но справлялись.

Официант быстро принес меню и собрался было уходить, но Юра, уже приготовивший все для скручивания косяка, остановил его и заказал три чая.

– Only tea? – официант не удивился, подобные заказы в меню были оформлены отдельной страничкой.

– Yes, – Юра начал кропалить, гашиш мелкими кусочками вываливался из-под его пальцев в половинку отшлифованного до блеска кокосового ореха. Затем он вытащил сигарету и поводил ею над пламенем зажигалки до тех пор, пока бумага не почернела.

– А зачем ты так делаешь? – Болт не понимал, зачем надо портить сигарету.

– Это чтобы табак стал сухим, так проще скручивать, – Юра даже не оторвал взгляда от процесса, провел языком до фильтра, оторвал намокшую бумагу и высыпал табак к гашишу. Из маленького блокнотика он оторвал листок и свернул его в трубочку.

– А это что? – записей в блокнотике не было, и Болт понял, что это еще одна фишка, облегчающая приготовление косяка, но для чего она именно – додуматься не смог. Он, в принципе, вообще не мог понять, как строился в тот момент его мыслительный процесс, на мгновенье он залип, но, осознав, что разобраться в этом сложном вопросе по-любому без посторонней помощи не сможет, вновь сосредоточил внимание на процессе скручивания косяка.

– Это фильтр, – ловко выудив листок папиросной бумаги из конвертика, Юрик положил на его край свернутую трубочку и высыпал смесь, равномерно распределив ее по всей длине. Дальше, как фокусники, скрывающие свои пассы под темной тканью, он опустил руки под стол, заставив Болта с головой нырнуть туда же. Пальцы Юры преобразили заготовку в готовый джойнт, он провел языком по клейкой полоске и, замяв бумагу на конце косяка, протянул его под столом Болту. – Взрывай! И не говори, что ты не куришь.

Не поднимая головы, Болт наощупь нашел зажигалку и прикурил.

– Вылезай, здесь можно не прятаться, – засмеялась Махиндра, когда Болт стукнулся головой о край стола.

Официант принес три высоких стеклянных стакана с кипятком и отдельно на блюдце три пакетика чая.

Джойнт пошел по кругу, израильтяне одобрительно подняли свои чиламы и сказали: «Бом!»

– Все, хватит, я больше не могу, – Болт передал Махиндре косяк и впервые поинтересовался, как ее зовут.

– Маша… – она сделала глубокую затяжку, задержала дым в легких и на выдохе продолжила, – …но Махиндра привычнее.

– А почему так?

– Понятия не имею. Ты думаешь, это важно?

– Не очень, – Болта на самом деле интересовало совсем другое. – Ребят, а что такое гоанский синдром?

– Знаешь, здесь люди делятся на два типа, – Юра затянулся. – Первые – те, кому ничего не нравится. Им хоть слона на уши поставь и яйца в розовый цвет ему покрась, – они все равно плеваться будут, потому что, к примеру, на пляже корова гуляет. Вторые – это те, кому насрать на грязь у обочин и тех же самых коров на пляжах, они кайфуют от пальм, солнца, моря…

– А при чем тут гоанский синдром?

– Каждый здесь находит то, что ищет. Это и есть гоанский синдром, – Юра потушил маленький остаток джойнта и, допив чай, предложил ехать.

Второй раз полицейский, мимо которого вновь промчались ребята, успел не только засунуть свисток в рот, но и выпустить в него порцию воздуха, но свист долетел только до спины Болта, даже не потревожив Юру, – он продолжил ехать, напрочь проигнорировав желание копа их остановить.

На стоянке возле «Парадизо» припаркованной техники было раз в пять больше, чем возле «Кабаны», огромная неоновая вывеска освещала пространство перед клубом и небольшую очередь у входа. В течение нескольких минут, пока Юра ставил скутер и все трое шли до железного турникета, через который люди попадали внутрь, им предложили около пятнадцати наименований наркотиков, гарантируя только «гуд кволити» и «фулпауэр». Махиндра свободно прошла вперед, Юра протянул кассиру две сотни, и ему на запястье поставили огромную синюю печать. С Болтом тоже долго не разбирались и влепили синий круг прямо на ладонь.

– Ну что, турист, на танцпол? – ухмыльнулся Юра, глядя на двигающиеся желваки Сергея.

– Ага, – ему и не надо было никуда идти, плотный бит доносился снизу, и этого было достаточно, чтобы Болт затанцевал. – А жвачка есть?

– Внутри купим.

Крутые ступеньки полукругом спускались в грот, сразу за ними перед глазами Болта открылась площадка, заполненная людьми. Их одежда светилась в ультрафиолете цветами растворов, обычно стоящих за стеклом в кабинете химии. Образец цвета дредов диджея вообще обычно прятался в колбе под замок и опечатывался химичкой вместе с ее личной росписью на приклеенной полоске бумаги.

Воспоминания о школьном кабинете вернули мысли Болта в Россию – прошла всего неделя, но эта неделя не то пролетела, как одно мгновенье, не то растянулась линией длиною в жизнь. Понять это было сложно, очень странные метаморфозы происходили здесь со временем. Иногда оно скакало, как пинг-понговый шарик между ракетками китайских теннисистов, иногда растягивалось, как те самые яйца кота, о которых Сереже постоянно говорила его бабушка.

Сейчас его вообще не было. Было пространство, было много танцующих в нем людей, были разукрашенные флуоресцентными красками стены, ограничивающие это пространство с трех сторон, был шумящий океан с четвертой стороны. Была музыка, заполнившая это пространство со скоростью все того же пинг-понгового шарика, были еще быстрее прыгающие в голове мысли, но все это существовало по ту сторону времени. К такому Болт готов не был – он привык к девяти – на работу, в час – на перерыв, ужин – около семи и фильм по ОРТ – без двадцати одиннадцать. А тут это разрушилось, как по щелчку пальцев в воздухе. Раз – и нету, пропало время.

Болт почувствовал дискомфорт, то ли от непривычных ощущений, то ли оттого, что музыка поменялась – на месте диджея уже стоял похожий на японца худощавый мальчик в больших очках в роговой оправе. Он совершенно не интересовался, что происходит на танцполе, и увлеченно, как трехлетний ребенок с конструктором «Лего», разбирался с микшерным пультом. Слушать это было неприятно – и не только Болту: вместе с большей частью людей он спустился еще по одним ступенькам на уровень ниже.

Назвать то, что увидел Сергей, каким-то одним словом, было невозможно – для кого-то это было едальней, для кого-то – курильней, для кого-то – спальней, но в целом для всех это было тусовкой.