Ответ. Вечером 8 июля я находился у себя дома. Приблизительно около восьми часов вечера вместе с моим приятелем Коломойцевым мы отправились к нему домой, где сильно выпили, и я остался у него ночевать. Таким образом, ночь с 8 на 9 июля я провел у Коломойцева, что могут подтвердить он и его хозяйка Матюшина Е.Д.

Вопрос. Почему 8 июля вечером вы ушли ночевать к приятелю?

Ответ. Моя жена Залесская А.С. была против того, что мы с Коломойцевым потребляли спиртное в тот день. Остался же ночевать случайно: мне было плохо.

Вопрос. Как вы относились к тому, что ваша жена была беременна второй раз? Хотели ли вы второго ребенка?

Ответ. Вообще-то, мы не думали в то время заводить второго ребенка. Но раз уж так получилось… Я не был против. Считаю, что в семье должно быть по крайней мере двое детей.

Вопрос. Знали ли вы о том, что ваша жена хотела сделать аборт?

Ответ. В первый раз слышу.

Вопрос. Вы можете сказать, о какой измене шла речь в предсмертном письме вашей жены?

Ответ. Не знаю. Никогда не интересовался, как она проводит время без меня. Считаю ревность и подозрения унизительными как для мужчины, так и для женщины.

Вопрос. Имеются ли у вас подозрения в отношении кого-нибудь, с кем могла вам изменить жена?

Ответ. Я уже сказал, что ревность и подозрения считаю недостойными качествами. Поэтому никаких подозрений у меня нет…»

Читая протокол допроса, я ощутил странное чувство.

Совсем недавно я подобные рассуждения слышал. И, перелистав дело, остановился на показаниях Коломойцева.

Не знаю, кто из них кого учил жить, но взгляды обоих приятелей совпадали. Или они действительно единомышленники? Мне показалось, что я перестал понимать людей, родившихся на двенадцать – пятнадцать лет позже. Неужели мои взгляды на супружескую жизнь, верность, честь безнадежно устарели?

Если это так, пусть я лучше буду выглядеть старомодным, но зато, по-моему, естественнее. Потому что ревную, когда люблю, и не представляю себе, что может быть иначе…

Из Вышегодска пришла справка.

«На Ваш запрос, когда Залесский В.Г. и Залесская А.С. зарегистрировали свой брак, сообщаем:

По книге записей актов гражданского состояния Залесский Валерий Георгиевич 1945 года рождения и Кирсанова Ангелина Сергеевна 1947 года рождения зарегистрировали свой брак третьего января 1976 года, о чем имеется соответствующая запись и подписи вступающих в брак. По вступлении в законный брак с Залесским В.Г. Кирсанова пожелала взять фамилию мужа. Раньше, до этого, заявлений о желании вступить в брак от Залесского В.Г. и Кирсановой А.С. не поступало. Заведующая бюро ЗАГСа города Вышегодска Орехова».

Выходило, Валерий и Аня жили-поживали пять лет, сын подрос, и вдруг решили зарегистрироваться. И тут же махнули в Крылатое, предварительно подкинув ребенка родителям Залесского в Одессу.

Может быть, вторая беременность подтолкнула пойти в ЗАГС? Но Аня, наверное, еще не знала о ней… Непонятно.

Я поинтересовался, а где же родители Залесской. Из автобиографии в ее личном деле выяснилось, что она сирота. Тоже факт интересный.

По поводу Ильина мне удалось собрать любопытные сведения.

Во-первых, он кончал тот самый институт, что и Залесская (копия диплома в отделе кадров совхоза). Мне, как следователю, надо бы воскликнуть: эврика! Вот он, третий, в злополучном извечном треугольнике. Он, она и он. Но я боюсь слишком очевидного. Все разговоры о том, что его часто видели с Залесской, пока оставались деревенскими сплетнями. И вызвал я его пока что под предлогом уточнить кое-какие сведения о Залесских…

Из моего окна виден подъезд конторы совхоза. За несколько минут до того, как Ильин должен был зайти ко мне на допрос, подъехал мотоцикл с коляской. Водитель, коренастый, плотный парень, положил шлем в коляску и быстро прошел в здание. Мне показалось, что это главный агроном. Я его еще не видел, хотя жил в Крылатом больше недели.

В дверь постучали. Действительно, Ильин. Он был в кожаной куртке, какие можно увидеть в кинокартинах о революции на комиссарах, только без портупеи. Жесткий ежик на голове, серые глаза, белесые, едва приметные на загорелом лице брови. Рук его я почти не видел. Он держал их в карманах кожанки. А мне всегда любопытно следить за руками. Можно справиться с лицом, с выражением глаз, но руки обязательно выдают состояние человека.

– Николай Гордеевич, вы кончали институт в Вышегодске?

– Вы хотите сказать, знал ли я там Залесских? Знал. С Валерием мы учились на одном курсе. В одной группе.

Ну что ж, с ним, видимо, надо прямо, без обиняков. Примем его тактику.

– Он не закончил. Вы не знаете почему?

– Нет, не интересовался.

– На каком курсе Залесский ушел из института?

– После четвертого.

– Странная позиция. Товарищ бросает учебу, и вас это не касается.

Ильин пожал плечами.

– Вы комсомолец?

– Член партии.

– Давно?

– Вступил на третьем курсе института.

– Тем более…

– Мы, кажется, с вами не на заседании парткома… – Он усмехнулся.

– Я не касаюсь ваших партийных обязанностей, – сказал я сухо. – Просто мне кажется, в человеческом плане член партии должен быть более принципиальным, чем другие…

– Вы не знаете меня, а уже делаете какие-то выводы, – перебил он.

– Хочу узнать, – спокойно произнес я.

Ильин сурово спросил:

– Любопытно знать зачем?

– Имею я право на простую человеческую любознательность?

– Конечно.

– Благодарю вас. Чтобы устранить возможные недоразумения, хочу вам сказать: меня интересуют в сегодняшнем нашем разговоре кое-какие подробности о супругах Залесских.

– Я так и понял.

– Ну и прекрасно… Вы были с Залесским друзьями?

Ильин мгновение помедлил.

– Говоря честно, так и не стали.

– А Залесскую, тогда Кирсанову, вы хорошо знали?

– Достаточно.

– Как? По учебе, общественной работе или вне студенческой обстановки?

– По учебе не сталкивались. По общественной работе – приходилось. Она была в студкоме. Я тоже. Как вы говорите, вне студенческой обстановки встречались. На лыжах ходили, летом – в походы…

– А ближе? Например, на вечеринках?

Ильин повел плечами. Мне показалось, кулаки в карманах кожанки плотно сжались. Будто даже кости хрустнули. Или это скрипнула кожа куртки…

– На ее свадьбе не гулял.

– А была она, свадьба?

– Не знаю.

– Но об их связи вы знали? Это было как раз на четвертом курсе.

Он посмотрел на меня недобро. Хмуро посмотрел. Или печально?

– Николай Гордеевич, мне кажется, наш разговор вас задевает.

– Задевает, – сказал он. – Потому что я считаю отношения между мужчиной и женщиной прежде всего их личным делом. И только их. Можно осуждать или одобрять общественное поведение человека. Но касаться интимной стороны жизни – полагаю неправильным.

– Происшедшее с Залесской вы считаете делом общественным или личным? – Я произнес эти слова намеренно жестко.

Я видел – он растерялся. Во всяком случае, ему понадобилось время, чтобы подыскать нужный ответ.

– Единственное, о чем можно говорить, – это о ее обязанности по отношению к сыну…

– И еще вопрос. Вы здесь поддерживали с Залесскими прежние отношения?

– Какие прежние?

– Мне кажется, вместе проведенные студенческие годы сближают… Тем более вдалеке от родных мест.

– А мне здесь не до туристических походов и лыжных прогулок.

– Значит, вы не встречались, например, за праздничным столом или просто не проводили вечер, вспоминая Вышегодск?

– Специально – нет. Может быть, перебрасывались несколькими фразами на улице. И все.

– С кем? С Валерием или с Аней?

– С обоими.

– Вы питаете неприязнь к кому-нибудь из них?

– Мне кажется, мои личные чувства не имеют никакого отношения к делу, – отрезал Ильин.

Резкий тон, каким были произнесены эти слова, меня немного задел. Но я постарался спросить как можно спокойнее: