Участие в семейном бизнесе, который из теневого плавно перешел на легальное положение, приносило Дине приличный доход. Супруги Ратцель зарегистрировали свою фирму под названием «Золотой павлин» и собирались расширять дело, когда из Израиля пришел долгожданный вызов. Наконец-то, откликнулся дядя отчима, Иосиф Львович Ратцель, который приглашал племянника с женой сначала в гости, а в перспективе на постоянное место жительства.
– Я уже стар и одинок, – писал дядя неверной, дрожащей рукой, – Мне некому будет сказать теплые слова на прощание и закрыть глаза. Супруга моя, Зоя Моисеевна, умерла два года назад, а детей нам Бог не дал. Поэтому, дорогой племянник, приезжай, как можно скорее. Я передам тебе дела и все, что останется от моих трудов на этой земле. А вы с женой скрасите мои последние дни рассказами о России, о Санкт-Петербурге, который навсегда остался моей первой любовью. Есть ли еще в мире такой прекрасный, загадочный и поэтический город?..
Супруги Ратцель прочитали письмо, посоветовались, все обдумали и решили съездить, познакомиться с дядей и его наследством, прежде чем соглашаться на переезд. Дядин дом, счет в банке и несколько мелких фирм произвели на Раечку и ее мужа хорошее впечатление. К тому же, старик оказался добрым, покладистым и действительно одиноким. Он страдал тяжелой болезнью сердца и мог, по словам врачей, умереть в любую минуту.
Вернувшись домой, они собрали семейный совет. Престарелая бабуля ехать в Израиль наотрез отказалась.
– Здесь я родилась, здесь и умру, – заявила она. – Мне чужие стены на старости лет не нужны! Да и в земле чужой лежать не хочу! Так что вы поезжайте, устраивайте свою жизнь, а мы с Диночкой пока останемся. А когда меня похороните, делайте, что хотите. Пусть тогда девочка сама решает, ехать ей на чужбину или нет. Как ее судьба сложится, никто не знает.
На том и порешили. Раечка с мужем уехали, а Дина с бабушкой остались. Фирму «Золотой павлин» продали, часть денег перевели на дядин счет, а на остальные купили Дине квартиру в театральном доме. Цена на недвижимость в центре города неуклонно поднималась, а девочка должна приучаться к самостоятельности. В обязанности Дины входило закончить учебу, присматривать за бабулей, которая жила неподалеку, на соседней улице, и, если будет желание, попробовать себя в каком-нибудь деле, присмотреться, выбрать занятие по душе. Главное в жизни – твердо стоять на своих собственных ногах, чтобы ни от кого не зависеть, никому в рот не смотреть и ни на чей кошелек не рассчитывать. В этом все были единодушны, – и мама, и отчим, и бабушка. Жизнь – мастерица преподносить разные сюрпризы, и чтобы чувствовать себя в ней спокойно и надежно, необходимо уметь создавать финансовое благополучие. С деньгами половина людских проблем исчезает сразу, а оставшаяся половина решается быстро и без осложнений.
Так Дина Лазаревна Чиляева семь лет назад стала владелицей квартиры на первом этаже старинного дома, напротив супругов Авдеевых и через стенку с Егором Фавориным.
В скандалах она не участвовала, и судьба полосатых котов ее не трогала. Немного раздражали звуки тромбона, но не так, чтобы терять из-за этого спокойствие и выяснять отношения. У Дины Лазаревны были совершенно другие интересы.
Глава 4
Тихая морозная ночь не хотела покидать Санкт-Петербург. Она лежала темно-лиловыми пластами на пустынных проспектах, аллеях и площадях, курилась розоватым туманом над покрытой льдом Невой. Мосты казались призрачными в ее дымке, полной серебряных отблесков снега и звезд.
Артем Пономарев неторопливо шел по гранитной набережной, отворачиваясь от колкой снежной пыли, летящей в лицо. Он приступил к изучению окружения убитых женщин. И начал с Вероники Лебедевой, артистки театра оперетты. Она оказалась первой жертвой неизвестного маньяка. По опыту, оперативник знал, что такие субъекты совершают убийство за убийством, оставаясь неуловимыми. Количество их жертв может превысить десять, двадцать человек. Раскрыть подобные преступления невероятно трудно, потому, что невозможно определить мотив, выявить тенденцию… В обычной жизни такого человека нет ничего настораживающего, необыкновенного, – он такой же, как все, – рядовой прохожий в толпе рядовых граждан. Вероятно, он даже женат, имеет детей, которых по-своему любит, на работе его уважают, друзья считают хорошим парнем. Что делает его другим? Какой сигнал извне вызывает страшный отклик в его душе? Как он сам относится к своему «второму я», которое живет внутри него своей собственной, неподконтрольной ему жизнью?
– Надеюсь, я смогу понять убийцу, – думал Пономарев. – Иначе мне его не вычислить!
Сегодня, едва забрезжил рассвет, Артем отправился в театр оперетты, поговорить с уборщицами и прочими «незаметными» людьми, которые в таких многоликих и сложных коллективах, как музыкальный театр, знают больше всего обо всем и обо всех. Они охотно делятся своими богатыми наблюдениями и выводами, если найти к ним подход.
Артем провел в пустом, гулком театре, пахнущем мокрыми полами, канифолью, гримом и пыльным бархатом, около двух часов. Гремя ведрами и таская за собой швабры и веники, пожилые и молодые женщины в мятых мышиных халатах рассказывали ему о том, кто чем дышит, кто с кем спит и кто кого ненавидит.
– Вероника Кирилловна, – царствие ей небесное, – взбалмошная была женщина! О покойных плохо не говорят…
– Это в интересах следствия, – строго говорил Артем.
– Так ведь уже приходили из милиции, всех расспрашивали. Нашли убийцу-то?
– Ищем…
– Эдак век искать можно!
– Как получается, – равнодушно отвечал Пономарев.
Он не реагировал на выпады женщин, – давно привык к ним. Работу органов критиковали все, кому не лень. А что толку?
– У Вероники Кирилловны были…недоброжелатели?
– Кто?
– Ну, люди, которые ее не любили или злились на нее.
– Таких, почитай, весь театр! – отвечала худосочная старушка в очках и с прилизанными, забранными в жидкий хвост седыми волосами.
– Это почему же?
– Красивая она была…и талантливая. Кому это понравится?
– Странная логика, – подумал Артем, а вслух сказал другое. – Непонятно. Должно быть наоборот!
– Где это наоборот бывает? – удивилась старушка. – Ты чего, милок, вчера на свет народился? Вероника была незамужняя, молодая…а пела как! Соловей от зависти поперхнется, не то, что наши солистки! А собой-то как хороша была девка, – волосики пышные, фигурка, глазки, – все при ней. Наш главный режиссер за Лебедевой открыто ухаживал, лучшие роли давал. А его жена в этих спектаклях вынуждена была играть то мамаш, то кухарок, то просто в массовке топтаться. Уж как она Веронику невзлюбила!
– А как складывались отношения госпожи Лебедевой с мужской частью труппы, музыкантами?
– Ну, она многим нравилась. А ухаживать не решались. Из оркестра только один скрипач иногда провожал Веронику домой. Она жила тут, неподалеку. А женщины ее сильно не любили. Она на себя внимание обращала, а это ведь как бывает, – если в одном месте прибывает, то в другом обязательно убывает. Зрители опять же, ходили не просто на спектакль, а «на Веронику Лебедеву»! Цветы, подарки разные дарили.
– Как насчет постоянных поклонников? Были?
– Один был. – Бабка задумалась и даже перестала возить по паркету шваброй. – Представительный мужчина, не очень молодой. Лет пятидесяти. Он и за кулисы к ней ходил, и в гримерную. Больше ничего не могу сказать…
Гардеробщицы, буфетчицы, костюмерши, гримерши и прочий второстепенный театральный люд сходился в одном мнении, – Веронику Лебедеву могли убить или из зависти, или из ревности. Денег у нее много не было, – все, что зарабатывала, тратила на наряды, поездки, хорошие косметические и парикмахерские салоны, массажисток и брала уроки вокала у самых лучших педагогов.
Разговор со скрипачом оказался более содержательным.
– Вероника? Она была замечательная женщина! Легкая и кружащая голову, как вино. Она мечтала о вольной и насыщенной жизни, в которой не было места семье, как мы ее понимаем.