– Мужики, вы чего туда уставились? – весело спросил Петр Иванович, появляясь на полубаке. – Самолет, что ли? А, мужики? Вы чего, а? Слушайте, мы тут с Гюнтером прикинули, сколько сэкономим, если и дальше свет халявный будет! Это ж за все путешествие… ну, много. Туева хуча! Только ночью плохо – я со светом спать не люблю.

– Петр Иваныч, вы ничего странного на небе не замечаете? – спросил Сергей через пять минут.

– Нет, – пожал плечами Колобков. – Небо как небо. Синее.

– А на солнце?

– На солнце… на солнце… – завертелся бизнесмен. – Але, Серега, это что за ботва?.. Вы куда солнце подевали?

Почти час на полубаке творился натуральный бедлам. Колобков сначала собирался на некоторое время скрыть от жены, детей и тещи происходящие странности, чтобы не беспокоить их лишний раз. Но объяснить отсутствие солнца оказалось на удивление сложной задачей.

– Главное – не паниковать, – рассуждал Колобков, расхаживая по полубаку. – Наверняка есть разумное объяснение…

– Наверное, это какая-нибудь аномалия вроде Бермудского треугольника, – предположила начитанная Света.

– Или НЛО, – поддакнул Вадик.

– Или НЛО, – с опозданием в полсекунды произнес Гешка.

– Я первый сказал! – возмутился брат.

Сергей сидел и с тоской смотрел на разложенные перед ним мобильники. Восемь экземпляров – его собственный, Грюнлау, Зинаиды Михайловны, Гены, Валеры, Светы и две штуки Колобкова. Они все прекрасно работали, но связи не было. Тихо, как в могиле.

– «Самсунг» – туфта, «Билайн» – туфта, «Мегафон» – тоже туфта, – авторитетно заявил Колобков. У него ужасно болела голова, а от этого он всегда начинал путать фирмы с тарифами. – Все дрянь, все можно выкидывать, не покупая. Ломаются постоянно и с тарифами жульничают. Есть только одна надежная фирма.

– И какая? – с сомнением посмотрел на него Чертанов.

– Гы-гы, Серега, если б я знал… Я б тогда только ей и пользовался. А так, видишь, хожу с «Нокией», как лох педальный. Хотя «Нокия» как раз самая дрянная дрянь – у них не телефоны, а колбаса собачья! Ни хрена работать не умеет никто! Ну, кроме меня, – добавил он, немного подумав.

Угрюмченко возился с лагом – поразмыслив, все решили, что лучше уж куда-нибудь плыть, чем стоять на одном месте и ждать неизвестно чего. И гидродинамический, и гидроакустический лаги работали нормально, скорость соответствовала норме. Так что хотя бы некоторые приборы продолжали службу, как ни в чем не бывало.

Хронометр тоже не помышлял о бунте. Согласно его показаниям, в Гринвиче сейчас было десять часов утра. И остальные часы тикали, как положено. У пунктуального Грюнлау, подводившего часы с каждым меридианом, – девять утра. У расхлябанного Колобкова, по-прежнему живущего по часовому поясу Москвы и Питера, – час дня. У Петровича, уронившего вчера свои ходики в бассейн, – семь часов вечера.

Негодуя на спутниковую навигацию, Фабьев полез за секстантом. Но еще на полпути чертыхнулся и махнул рукой – за отсутствием на небе солнца секстант также стал бесполезен. Оставалось дожидаться ночи, чтобы сориентироваться по звездному небу. Правда, Фабьев был настроен пессимистично, подозревая, что неприятные загадки еще только начинаются…

Он оказался прав. Уже за обедом обнаружилась парочка новых сюрпризов.

– Курицу пережарила! – ворчал Колобков, наворачивая на вилку спагетти. – Лапшу переварила!

– А вы бы, Петр Иваныч, сами сготовили чего, вот я б на вас посмотрела! – огрызнулась Матильда Афанасьевна. – Я тут вся на нервах! Заманили нас куда-то к черту на рога, и сидите, курочку кушаете!

– А что я должен делать? – удивился Петр Иванович.

– Петя, ну ты же у нас капитан, вот и думай, – мягко попросила жена.

Колобков стянул с плешивой макушки капитанскую фуражку, купленную аккурат перед отплытием из Санкт-Петербурга (чисто ради форса), и мрачно на нее уставился. Впервые до него начало доходить, что капитан – это не просто человек, картинно стоящий на мостике и глядящий вдаль. Капитан на судне – царь и бог, все ему подчинены, но и он отвечает за всех и каждого. Любая возникшая проблема – это прежде всего проблема капитана.

Конечно, в навигации Петр Иванович не понимал абсолютно ничего. Но зато у него имелся обширный опыт руководящей работы. А от хорошего капитана в первую очередь требуется именно это – умение управлять людьми. А для навигации есть штурман.

– Гешка, ну-ка, отнеси Василь Василичу пайку, – вспомнил о штурмане Колобков. – Вы тут чавкаете в четыре щеки, а он там за штурвалом стоит, голодный…

– Я не Геша, я Вадик! – обиженно заявил Гешка.

– Тоже мне отец – детей не различает, – поддакнул Вадик.

Петр Иванович посмотрел на детей тяжелым взглядом Медного Всадника. Когда-то папаша честно пытался выучить, кто из близнецов кто, но они родились настолько похожими, что он так и не преуспел.

К тому же детишки совершенно не желали сотрудничать. Отец пытался одевать их по-разному – они менялись одеждой. Пытался стричь по-разному – на следующий же день стрижки становились одинаковыми. Однажды, когда его довели до отчаяния, Колобков написал на лбах близнецов имена несмываемыми чернилами.

Всего через час обе надписи превратились в совершенно идентичные картины Малевича.

– Я сама отнесу, – гордо встала из-за стола Матильда Афанасьевна. Бравый штурман тоже вызывал у нее симпатию. Тем более, что вдовец. – Дети у вас, Петр Иваныч, все в вас – толстые и бестолковые!

– Вроде туман рассеивается, нет? – с притворной озабоченностью выглянул в окно Колобков, изо всех сил стараясь удержаться от замечания, что он не толстый, а полный. И то не слишком. А вот у самой Матильды Афанасьевны с весом действительно серьезные проблемы.

– Иваныч, глянь-ка сюда, – подозвал его Угрюмченко, стоящий на злополучных весах. – Серый, смотри, еще одна загогулина…

Все моментально вскочили из-за стола (кроме ленивой жены капитана) и сгрудились вокруг весов.

– Свет, вот ты у нас умная, скажи – может человек за два дня похудеть на семь кило? – спросил Петрович.

– Вряд ли… – усомнилась Светлана. – Даже если совсем ничего не есть… А вы ведь ели?

– Ну, как обычно.

– Петрович, так ты же сам эти весы подкрутил, – вспомнил Сергей.

– Так я обратно все сделал – мне ж и самому свеситься интересно. Позавчера только свешивался – семьдесят девять, как всегда. А сегодня – фу-ты, ну-ты! – семьдесят два!

– Может, не до конца докрутил?

– Серый, я на подлодке механиком служил! – возмутился Угрюмченко. – Там знаешь как – чуть где что, и все – буль-буль, карасики. Что я – с весами дурацкими не управлюсь?

– Ну-ка, дай я взвешусь, – столкнул его Колобков. – Гы-гы, восемьдесят восемь… Может, не врут, а? – с надеждой спросил он.

– А сколько быть раньше? – спросил Грюнлау.

– Девяносто пять у него всегда было, – подала голос Колобкова. – С хвостиком.

Взвесился Сергей – вместо всегдашних шестидесяти двух получилось пятьдесят семь. Грюнлау заработал восемьдесят шесть, хотя раньше было девяносто четыре. Близнецы похудели с шестидесяти четырех до пятидесяти девяти. Худенькая Светочка сбросила вес с пятидесяти до сорока шести.

Зинаида Михайловна взвешиваться отказалась.

– Жалко, других весов на борту нет – эксперимент проконтролировать, – задумался Сергей. – Поди угадай – в весах проблема, или опять какая-то чертовщина.

– А вы заметили, что все теряют в весе около восьми процентов? – вычисляла что-то на часах с калькулятором Света. – Жалко, эти весы граммы не показывают, а то бы точнее подсчитали…

– Свет, а сколько же они тогда твоей бабушке показали? – задумался Сергей. – Вчера у нее сто двадцать было…

– Значит… сто десять, – подсчитала Света.

– Да еще я на полста назад открутил, – напомнил Угрюмченко.

– Шестьдесят?! – поразился Петр Иванович. – И Матильда поверила?!

– Иваныч!!! – донеслось из переговорного устройства. – Дуйте все на полубак, я вам такое покажу!!! Я такой чертовщины… такой чертовщины…