– Это по твоей части, почтенный Торин, – по-прежнему негромко сказал Рогволд. – Что ты о них скажешь?

– Надо взглянуть поближе, – тоже понизив голос, отозвался Торин и подошёл к краю чёрного круга.

Остановившись, он нерешительно огляделся, а потом махнул рукой и шагнул прямо в золу. Вокруг его тяжёлых, кованных железом башмаков взвилось сероватое облачко. В ту же секунду Фолко, изо всех сил зажмурившись, не своим голосом завопил: «Стой!» Стоило гному сделать первый шаг, как в сердце хоббита словно впились незримые ледяные когти, под ногами закачалась земля; он явственно слышал яростное сдавленное шипение, донёсшееся откуда-то снизу, из потайных подземелий. Стоит гному сделать ещё шаг – и произойдёт непоправимое…

Торин и Рогволд одновременно резко повернулись к хоббиту. Фолко шатался из стороны в сторону, прижав ладони к ушам, но страшное, не слышимое другими шипение не умолкало.

– Что с тобой, Фолко? – тревожно спросил Рогволд, заглядывая в полные безотчётного страха глаза хоббита. – Что случилось?

Тем временем Торин решительно подошёл к присыпанным пеплом мечам, поднял один из них и, держа оружие под мышкой, поспешно направился к Фолко; у хоббита всё поплыло перед глазами от охватившей его непонятной, неведомой раньше сердечной боли, ноги подкосились; Рогволд подхватил его, висевший за плечом Фолко колчан соскользнул, и хоббит, пытаясь удержать его, ощутил пальцами знакомую теплоту эльфийского лука.

И тогда он начал бороться. Казалось, прикосновение к этому древнему оружию сказочного народа придало ему новые силы; на самом же деле это было не так. Но маленький хоббит наивно верил, что подобные вещи обладают скрытой от глаз мощью Элдара, и эта вера помогла ему – он сделал отчаянное усилие, пытаясь освободиться от сдавливающих сердце тисков. Противника он не видел, не мог схватиться с ним в открытую – но страх начал отступать, боль в груди утихла, ноги больше не подкашивались. Шипение ещё слышалось, но теперь в нём была лишь бессильная злость. Фолко покраснел от натуги, но стоял твёрдо.

– Да что же с тобою, скажи наконец! – тормошил его Торин.

– Уже проходит. – Фолко попытался улыбнуться, но улыбка всё же вышла довольно блёклая.

– Уф, и напугал же ты нас! – Гном вытер пот со лба. – Дурное, конечно, тут место. Мне и самому почему-то дышать трудно. Ладно, давайте посмотрим на меч.

Торин склонился над оружием, протёр его пучком зелени. На широком обоюдоостром клинке возле самой крестовины показалось крошечное, едва заметное клеймо: круг с уходящей вверх лестницей, точнее – с просто пересекавшей его слева направо ломаной линией, напоминавшей изображённую сбоку лестницу. Гном почесал в затылке.

– Впервые вижу такое клеймо. Работа не гномья, это уж точно. Хотя сталь превосходная, и прокован неплохо, а вот закалка снова подкачала, да и отделан грубовато! Не городской, как говорится, умелец, но большой мастер.

– А где его сделали, не можешь сказать? – спросил гнома Рогволд.

– Смахивает на клинки, что куются между Туманными горами и краем Зелёных лесов, – задумчиво ответил гном. – Те же три желобка, тот же спуск, те же пропорции. Но делал, повторяю, большой мастер, кузнец, что называется, внимавший Дьюрину, но у него не было возможности или желания как следует отделывать свою работу. Сталь человеческая, и мне кажется, что она сварена из железа рудников горы Гундабад, что на самом севере Туманных гор. Гномы ушли оттуда давным-давно, сгинули и орки. Копи достались людям.

Разведчики стояли тесной кучкой в самой середине круглой долины. Фолко окончательно пришёл в себя и насторожённо оглядывался по сторонам, пока Рогволд и Торин были поглощены беседой. Сумрачным строем их обступали курганы. Обманные Камни на вершинах казались пронзившими землю наконечниками исполинских копий, словно там, в глубине, спали какие-то гигантские воины в полном вооружении. Подул ветер, небо стало затягиваться низкими серыми тучами. Утихшее было шипение раздалось снова, но теперь хоббит был готов встретить его. «Не поддамся! Не поддамся!» – твердил он себе, крепко стискивая зубы. Лук и стрелы он держал наготове.

Что-то чувствовали и оба пони, и лошадь Рогволда. Они насторожились, перестали щипать траву и перешли поближе к хозяевам.

Разговор Торина и Рогволда как-то сам собой замер; трое путников молча стояли спина к спине и встревоженно глядели на закрывшее горизонт кольцо холмов. Над зелёными вершинами видно было только небо; ветер усиливался, зло и тонко свистя на острых краях Клыков. Стало холодно и неуютно; они словно вторглись в чьи-то заповедные владения, где время не движется уже много столетий. Фолко не выдержал первым.

– Слышишь, что-то шипит? – шёпотом сказал он Торину.

– Шипит? Клянусь Дьюрином, ничего не слышу. Может, ветер? Но местечко, доложу я вам… Рогволд! И чего мы сюда тащились, а?

– Мы узнали много очень важного, – сквозь зубы сказал Рогволд, не сводивший глаз с Могильников. – Даже тревога, которую мы все ощутили сейчас, – это тоже важно.

– Постойте, – вдруг схватил их за руки хоббит. – Слышите? Слышите? Встаёт… Лезет вверх… Идёт сюда!

Фолко почти взвизгнул.

– Ничего не… – начал было гном, но его остановил Рогволд.

– Погоди, друг, – тихо сказал он. – Хоббиты должны чувствовать подобное лучше нас. Мне тоже что-то начинает казаться.

– Да что чувствовать?! Что начинает казаться?! – взорвался гном. – Я же говорю, дурное место.

На хоббита было жалко смотреть. Он ощущал, как ступают по их следам чужие ноги; земля не вздрагивала, она только чуть-чуть колебалась, словно поверхность воды при слабом волнении; но в чём хоббит не мог ошибаться – приближалась чужая Сила, Сила, с которой уже давным-давно не имели дела ни хоббиты, ни гномы, ни люди.

– Спокойно, Фолко, – тихо сказал ловчий. – Нам уже не уйти, видишь, что с конями?!

Оба пони и кобыла Рогволда упали на траву, точно им подрубили ноги; несчастные животные жалобно ржали, выгибая в сторону хозяев упругие шеи, словно просили защиты и помощи.

Гном застыл на месте, Рогволд побледнел, и тут Фолко, хоббит из мирной Хоббитании, вдруг понял, что стоять больше нельзя, схватил лук, наложил стрелу и очертя голову ринулся туда, откуда на них надвигалось неведомое. Рогволд и Торин бросились за ним.

Не успели они пробежать и двух десятков шагов, как ветер внезапно взвыл и задул в лицо с неистовой силой. Фолко остановился, прикрывая лицо ладонями; и в этот момент на ближайшем кургане, к которому он рванулся, появилась человеческая фигура.

Незнакомец был очень высок, на две головы выше ловчего, в котором было шесть с половиной футов; закутан в серый плащ, в серо-стальном шлеме, закрывавшем не только голову, но и нос, щёки; там, где были глаза, друзья увидели непроглядную черноту. Ветер рвал полы гигантского плаща, окутывавшего фигуру странного человека с головы до пят; а тот стоял неподвижно, замер глядя вниз, на окаменевших путников. Ветер внезапно утих, слышно было только испуганное ржание лошадей.

Фолко облизнул пересохшие губы. Страх, казалось, парализовал его; но что-то более сильное, чем страх, соединившись с усилиями его собственной воли, заставило хоббита двинуться вперёд. Он попытался крикнуть: «Стой, стреляю!», но фигура на кургане сделала шаг навстречу – и крик умер на губах у Фолко, из горла вырвался только стон; и тогда хоббит, каким-то образом поняв, что слова здесь бесполезны, что стоящее перед ним нечто – вовсе не человек, которого нужно попытаться остановить и с которым можно попытаться договориться, вскинул лук и, почти не целясь, всадил двухлоктевую[2] тисовую стрелу прямо в бездонную ночь глазного провала серой фигуры.

Раздался тяжкий подземный стон; стрела, вонзившаяся в голову неведомого существа, исчезла во вспышке багрового пламени, но своё дело она сделала. Шлем слетел с окутавшейся серым паром головы, плащ, точно крылья подбитой птицы, взвился вокруг согнувшейся пополам фигуры, вновь раздался глухой, подземный стон, и тварь на кургане исчезла.