И еще, по меньшей мере, двадцать человек. Большинство – уже верхом.

– Так, – переведя дыхание, сказал я. – Давайте, ребята, быстро. И тихо.

К тому времени, когда первые лучи солнца позолотили горизонт, мы были уже на расстоянии трех полетов стрелы от скал.

Завывания ветра снаружи, но это – снаружи. Внутри спокойно и сухо. Но это – снаружи. А в глубине – вой. В той глубине, которой не увидеть, не потрогать, которой не подставить лицо. Только – душу. Полную той же злости, того же негодования. Но – по иной причине. По обратной причине.

– Жнец бы его побрал! Я так и знал, что эти трое что-то замышляют! А ты знал? Почему ты мне не сказал?!

– Успокойся, Рич! Я ничего не знал. Они не слишком со мной откровенничают.

– Но ты же был в его отряде! В его гребаном отряде… Ты должен бы быть первым, кого он позовет назад!

– Не позвал. Ты доволен? Он никого не позовет. Ему нет нужды звать. Сами придут.

– Кто придет?! Это… это что… бунт?!

– Я сказал, успокойся, Эван тебе не враг.

– А ты, Роланд? Ты мне кто?

Кривая усмешка, судорога в уголке рта, желание ответить – ложь, необходимость ответить – правду. И невозможность, бессмысленность любого ответа.

– Вместе пойдем на Шерваля, Рич. Вместе.

Бессмысленность ответов. Бессмысленность попыток объяснить. Бессмысленность попыток найти смысл.

В первый день мы двигались быстро, потом сбавили темп. Особо торопиться было некуда – Ларс и Грей использовали время, проведенное в пути, чтобы полнее посвятить меня в курс дел. Многое придется восстанавливать, многое – менять, но я хотел оставить неизменным, лишь приспособиться к новым обстоятельствам.

Почти все ребята, откликнувшиеся на мой призыв, были лучниками или арбалетчиками, но кое-кто нуждался в обучении по обращению с самострельным оружием, которое я планировал оставить основным. Были среди пошедших за мной и несколько человек из моей старой команды. Они вели себя как побитые собаки, и я махнул на них рукой, отметив про себя, что не стоит поручать им ответственные задания. Никогда не доверял людям, так быстро меняющим свои убеждения на почти противоположные и обратно. Однако они могли весьма пригодиться, чтобы переучивать лучников или объяснять человеку, впервые взявшему в руки стрелковое оружие, как не пристрелить самого себя.

Время летело быстро, а дорога тянулась медленно. Мы шли обратно на восток, мимо Лемминувера (там нас должен был оставить Грей, чьей задачей номер один стало вернуть нам Паулину), а оттуда собирались свернуть к югу и двинуться прямиком в Восточные Леса. Ларс предрекал, что по дороге, которая должна была занять недели три, к нам присоединится еще не меньше дюжины рекрутов. Таким образом, мы рассчитывали вернуться с достаточно большим отрядом, чтобы немедленно возобновить партизанские действия.

Сейчас, оборачиваясь назад, я думаю, что эти дни были одними из счастливейших в моей жизни. Они были наполнены энергией и светом – солнце ни разу не скрылось за тучами и постоянно подсматривало за нами из-за то густеющих, то редеющих крон. Я много общался с рекрутами, с Ларсом или Греем, а иногда и с Флейм, они вечно находили мне работу для мозгов и тела (я обнаружил, что немного подутратил прежние навыки), и времени думать о Безымянном Демоне, о красной комнате с коричневой лепкой, о женщине по имени Миранда просто не оставалось. Полагаю, я смог бы выкинуть их из головы раз и навсегда, смог бы вернуться в тот, прежний мир, смог бы вернуть себе его. Я всегда отличался короткой памятью на такие вещи. Жалею ли я, что мне не позволили этого сделать? Конечно, жалею. И, вспоминая те дни, я ощущаю это особенно четко. Поэтому я стараюсь пореже их вспоминать. Те яркие, бесшабашные дни, казавшиеся преддверием то ли старой, то ли новой жизни – как бы то ни было, жизни, к которой я стремился, жизни, лучше которой я тогда не знал. Восхитительные дни… Три дня, если быть точным.

Утро четвертого ничем не отличалось от предыдущих. Мы встали с рассветом, ехали большую часть дня, а когда солнце прошло две трети пути к горизонту, разбили небольшой лагерь и занялись тренировками. В них была насущная необходимость: даже люди, состоявшие раньше в моем отряде, позабыли большую часть того, чему я их учил. И всё приходилось запоминать заново: от элементарных прицельных выстрелов до техники спешного отступления по верхушкам деревьев, следовавшего обычно непосредственно за атакой. Я в тот день от тренировки позорно отлынивал, перепоручив наблюдение за ней Ларсу – мне хотелось поговорить с Греем о тактике атаки в ближнем бою, которой он, как оказалось, в последнее время неплохо овладел. Мы сели у костра в стороне от всех и довольно долго и бурно обсуждали этот вопрос.

– Эх, жаль, что Роланда с нами нет! – вырвалось у меня в запале. – Вот уж он бы с такими вещами справился играючи!

– Почему же ты его не позвал? – тихонько спросил Грей.

Я вздрогнул, мгновенно утратив дискуссионный пыл. О Роланде я вспомнил случайно – вообще-то я старался поменьше думать о нем и других ребятах, которые остались с Саймеком и которых, несмотря ни на что, мне так не хотелось терять.

– Начнем с того, что я никого не звал, – резче, чем требовала ситуация, ответил я. – Все, кто с нами сейчас, пришли сами. Персонально никто не приглашался, если помнишь. С чего бы Роланду такая честь?

– Сам говоришь, он нам нужен, – все так же тихо проговорил Грей. – За Паулиной же ты меня отправляешь?

– Он всё равно не пошел бы, – сказал я и, нашарив рядом с костром сухую веточку, машинально сломал ее и бросил обломки в огонь. – Ты же видел, как он меня встретил. Похоже, у Саймека ему лучше, чем было со мной.

– Да не в том дело. Просто… Он не ожидал увидеть тебя. Не сейчас – вообще никогда. Вбил себе в голову слишком много дури, чтобы отказаться от нее так просто.

– Это его проблемы, – огрызнулся я, чувствуя, что начинаю раздражаться. – Мог бы хоть перекинуться парой слов, чтобы узнать, что я об этом думаю.

– Он бы так и сделал. Если бы ты был один или вдвоем со мной, а при Ларсе…

– При чем тут Ларс? – удивился я и впервые с того момента, как мы заговорили о Роланде, посмотрел Грею в лицо. Он смутился, хотя тоже выглядел удивленным.

– А он тебе ничего не рассказывал? Хм… Впрочем, ничего странного.

Он отвернулся и, обхватив колени руками, уставился на тренирующихся в стороне солдат. Флейм как раз демонстрировала особенности стрельбы в упор. Арбалет у нее был маленький, двоих не возьмет даже с такого расстояния, а перезаряжать его еще сложнее, чем стандартный. Она же, со своей молниеносной реакцией, предпочитала именно такую конструкцию и, похоже, усиленно прививала свои вкусы новичкам. Что ж, хорошо, если так – начав со сложного, они потом легче усвоят азы. Я рассматривал ее узкие плечи, напрягшиеся во время прицела, прищуренные фиалково-синие глаза, устремленные на мишень, волосы цвета смолы, влажно блестевшие на солнце, и вдруг подумал, что люблю ее.

Это была страшная мысль – во всяком случае, испугала она меня просто до безумия, и я шарахнулся от нее, словно заяц, на которого выскочила из кустов борзая.

– И что… что Ларс… что у них там с Ларсом случилось? – быстро спросил я, лихорадочно пытаясь вынырнуть из опасно сладкого омута этого нового понимания.

Грей посмотрел на меня с удивлением, потом нахмурился:

– Если он тебе ничего не говорил, то и я смолчу, пожалуй.

– Ну нет! – круто развернулся я, радуясь возможности отвлечься, – Начал, так уж договаривай! Что произошло между Роландом и Ларсом?

Грей рассеянно откинул волосы со лба, задержал ладонь на темени.

– Да поссорились они, – неохотно проговорил он. – Сильно. Как только Ларс вернулся из Южных Лесов и узнал, что тебя схватили Зеленые. Мы рассказали ему, как всё было… ну он и взбеленился, ты бы его видел… Никогда не думал, что он может быть таким.

– Взбеленился? Ларс?! – я не верил своим ушам.