Моя просьба была удовлетворена быстро: не прошло и часа, как дверь снова открылась, впустив подростка, которого я видел в зале. Он несмело остановился у порога, переминаясь с ноги на ногу. Выглядел он очень неуклюжим и неуверенным, но в глазах смущения не было – только острое, пытливое любопытство. Во мне что-то коротко екнуло – предчувствие, привычное для людей с моим ритмом жизни. Как правило, оно означало либо опасность, либо возможность использовать что-то в своих интересах. Так или иначе, я смутно, почти интуитивно ощутил, что с этим мальчишкой надо быть повнимательнее… Вероятно, именно из-за спокойной уверенности, сквозившей в его взгляде, несмотря на неуклюжесть движений.

– На мне что-нибудь написано? – поинтересовался я.

Мальчишка вздрогнул и выпалил:

– Меня послали… тебе принести… вот!

Он быстро подошел к столу, дважды споткнувшись по дороге, положил передо мной несколько листков тонкого пергамента и грифельный стержень. И то и другое великолепного качества, даже у моего отца таких никогда не было. Я невольно потянулся к ним, всё еще удивляясь, что попросил Алоиза дать мне предметы для рисования. Не знаю, зачем я это сделал… Даже поднапрягшись, я не мог вспомнить, когда рисовал в последний раз.

– Ты художник? Я думал, ты партизан, – сказал мальчишка. Похоже, он был здорово разочарован.

Я невольно улыбнулся его непосредственности.

– Партизан, – заверил я. – Но иногда рисую.

– А с кем вы сражаетесь?

– Мы сражаемся с нехорошими дядьками, – насмешливо ответил я, подчеркнув это наивное, такое неуместное слово. – А ты как думал?

Мальчишка вспыхнул, веснушки на его горбатом носу потемнели.

– Мне, между прочим, шестнадцать лет, – надменно сообщил он. Я удивился, но деликатно это скрыл. На вид я не дал бы ему больше тринадцати.

– Как тебя зовут? – спросил я, отодвигая пергамент.

– Джейкоб.

– Ладно, Джейкоб, тебе я скажу, хоть это и военная тайна. Мы надираем задницы всяким лордам. Тем, которые много о себе воображают.

– Здорово! – оживился мальчишка. – А зачем?

Хм. А парень непрост – сразу зрит в корень. Такого бы мне в разведывательный отряд…

Я вдруг вспомнил, что нахожусь в руках фанатиков, собирающихся вырезать мне сердце, и вряд ли когда-нибудь еще займусь подбором людей в разведывательные отряды. От этой мысли у меня заныло под ложечкой, и я поспешно сменил тему.

– Знаешь, это сложный вопрос. Я тебе как-нибудь объясню… Потом.

– Хорошо, – легко согласился Джейкоб. – Ты ведь еще долго тут пробудешь.

Его общительность определенно мне нравилась. Мне хотелось предложить ему присесть, но я боялся спугнуть его. К тому же я не знал, имеет ли он право здесь находиться – может, просто заболтался. С другой стороны, спокойствие в его глазах и роль, которую он исполнял в кровавом обряде, свидетелем и почти участником которого я стал, явно говорили о том, что всё не так просто.

– Да? – небрежно спросил я. – И насколько долго?

– Алоиз говорит, что надо посылать Стальную Деву. А отец не хочет – боится. Они пока спорят об этом. Ну, в конце концов, они ее всё-таки пошлют. Отец всегда делает то, что говорит Алоиз. В общем-то, это правильно, Алоиз знает, как будет лучше. Отец и Ржавого Рыцаря будить не хотел, но они просто не знали, как тебя иначе найти – ты же всё время прячешься, хоть и не от нас…

– Подожди, подожди, – осадил я его. Всю жизнь я ненавидел таких трепачей, часто срывая зло на Юстасе, но теперь жадно глотал каждое слово, неосмотрительно вылетавшее из мальчишеских губ. – Твой отец? Кто он?

– Ты его видел. Он был главным в ритуале освобождения… Только ничего не вышло. Миранда не Проводник. Ну, я так и знал, мне казалось, что вряд ли такая, как она, будет Проводником.

Так. Значит, негодяй в белых одеждах – отец этого сопляка. Можно попробовать взять мальчишку в заложники…

– А каким должен быть Проводник? – быстро спросил я, боясь выдать молчанием свои намерения.

– Ну… Проводник – это кто-то особенный, правда? Если соединение двух Проводников позволяет воскресить Безымянного Демона… А она… она обычная какая-то была.

– А я? Необычный?

– И ты обычный, – со скепсисом проговорил Джейкоб, окидывая меня критичным взглядом. – О том я и говорю. Вот сейчас они спустят с цепи Стальную Деву, найдут второго Проводника, а вдруг потом с тобой выйдет так же, как с Мирандой…

Пульсирующий комок еще теплого мяса летит в степу, шмякается о нее, разрывается, истекает кровью… Только теперь это – мое сердце.

Бракованный продукт. Какая досада.

– Но ведь меня нашел Ржавый Рыцарь? – проговорил я, тщетно пытаясь отогнать навязчивый образ. – Кто это такой, кстати?

– Не знаю, – сказал Джейкоб и вдруг нахмурился. – Заболтался я с тобой… Мне надо было только вещи передать.

Он отступил к двери, а мне оставалось лишь беспомощно смотреть на него, лихорадочно размышляя, что я сделал не так. Мне бы не хотелось повторять подобные ошибки в будущем. Если, конечно, у меня будет будущее.

– Ну всё-таки, – окликнул я мальчишку, когда он уже стоял в дверях, – сколько займут поиски… этого… второго Проводника?

Джейкоб замялся, пожал костлявыми плечами, отвернулся.

– Не знаю, – равнодушно повторил он. – Тебя искали три года.

– Сколько?!

– Подождешь, – с внезапной жесткостью отрезал он и вдруг вскинул на меня злой, совершенно недетский взгляд светло-карих глаз. – Миранда же тебя ждала.

Я вспомнил худую женщину неопределенного возраста, висевшую на кресте с разломанной грудной клеткой, женщину с длинными, молочно-белыми волосами. И только теперь понял, что ее волосы были не просто белыми.

Они были седыми.

Три года. Ну что ж, похоже, я слишком пессимистичен, полагая, что у меня осталось мало времени. Его у меня много.

Возможно, слишком много.

Монотонное гудение ветра в каминной трубе. Отблеск затухающего пламени камина на мраморных стенах. Тихое поскуливание трехногой борзой, знающей о любви и преданности больше, чем все боги этого и других миров. Теплая рука на облезлом песьем загривке.

Глаза в глаза. Молча – чтобы прочувствовать серьезность момента. Очередное скрещивание двух разумов, двух воль. Необходимое, почти ритуальное, как и всё, что они делают. Уже привычное.

– А что Эван?

– Что – Эван? Почему он тебя так беспокоит? О Миранде ты спрашивал гораздо реже.

– Миранда была женщиной. Она быстро смирилась.

– Мне кажется, он тоже смирился.

– Очень в этом сомневаюсь. Его хорошо охраняют?

– Перестань. Он не сбежит.

– Его деду это удалось.

– Тогда мы не были готовы к предательству… Почему ты смеешься?

– Ничего… Просто вряд ли Эван согласился бы называть это так.

– Но это так. Или, может, ты начинаешь склоняться к еретичным идеям Ристана?

Холодок, проскользнувший в последних словах, сквозит по залу, тушит едва тлеющую лучину разговора. Борзая трется о колени плешивым загривком.

– К нему часто приходит Джейкоб.

– Я знаю.

– Это ты его посылаешь?

– Нет. Они просто подружились.

– Это опасно! С чего у твоего сына такая тяга к Проводникам?

– Чем это тебя смущает? Мне кажется, он умеет успокоить их.

– Он ребенок! Глупый и взбалмошный! Его способности еще не делают его взрослым человеком!

– Алоиз, от этого нет вреда. Ты предпочел бы пресекать ежедневные попытки к бегству?

– Честно говоря, да.

Короткий вздох. Гулкое, холодное эхо последнего слова бьется о ставни. Да. Да.

Джейкоб навещал меня часто. Мне удалось вытянуть из него немного – приходилось быть осторожным. Он мог болтать без умолку, но очень не любил, когда я прямо задавал вопросы. Чаще всего я сидел за столом и рисовал, держа пергамент на согнутом локте, а Джейкоб устраивался напротив, навалившись грудью на столешницу, и трещал безостановочно, кажется, даже не нуждаясь в моем внимании. Я старательно демонстрировал вялый интерес, внутренне жадно ловя каждое его слово. Уже к третьей такой встрече я понял, что дела мои в самом деле плохи.