– Видения у меня были, доктор, – призналась Люба.

– Какие же, простите, видения? – Почувствовав профессиональный зуд, доктор Швец подался вперёд.

– Кошмарные.

– Э-э, конечно сексуального плана? Может быть, карлики?

– Да какие там карлики! – Люба высморкалась в платок. – Какой-то новый знакомый мужа.

– Так-так-так. – Доктор пододвинулся к пациентке вместе со стулом. – Каков он из себя, этот знакомый мужа?

– Да он… – Тютюнина замялась, припоминая подробности. – Он, знаете, доктор, такой разный был. То стриженым со шрамом, а потом – раз, и дед с лопатой…

– О, какая изобретательность! Игры и прелюдии! Прямо по учебнику Рауля Пидро – один к одному. Что же было потом, сколько ролей вёл этот новый знакомый мужа?

– Потом он стал дядечкой в очках и с сачком – которым бабочек ловят.

– Ага, роль Паганеля! Блестящая находка!

– Но самое обидное, доктор, что потом там оказалась та самая сучка, с которой мой Серёжка спутался.

– То есть вас застали за этим занятием? Муж вернулся?

– Да никто не возвращался, доктор. Серёжа тоже был в квартире…

– Так! – Доктор Швец вскочил со стула и, закурив сигарету, стал нервно расхаживать по кабинету. – Так-так-так! Значит, ваш муж в этом участвовал? Правильно я понял? Он видел, как вы все это проделывали с его новым знакомым?

– Конечно видел. Я ведь хотела с него начать, с Серёги, чтоб ему побольше досталось, но он, паразит, такой шустрый стал… – Люба хлопнула себя по коленке. – В общем, доктор, он извернулся как-то.., и все досталось его знакомому…

– Как интересно… – Швец замер на месте, совершенно по-другому глядя на эту полноватую работницу. – А что, Люба, эта, как вы изволили выразиться, сучка, она тоже присутствовала там?

Люба подумала – минуты примерно две, – затем как-то неуверенно добавила:

– Выходит, так.

– М-да. А что же было потом, Люба? Чем все это закончилось?

– У меня истерика началась, и муж увёл меня в другую комнату, а потом я услышала шум и вернулась. Оказалось, этот новый знакомый Сергея напал на мою маму. Когда я вошла, она лежала на полу.

– Могу себе представить… – Поражённый доктор Швец покачал головой. – Что же было потом?

– Потом пришёл милиционер, – честно призналась Люба.

– Милиционер? Хм. Милитари-фактор в играх свингерских пар. И что, этот милиционер, он же не просто так зашёл? Он ведь принимал во всем этом участие?

– И ещё какое! Он все к Сергею приставал.

– Милиционер приставал к Сергею… Вон как все завязалось. Ничего, если я буду записывать, Люба? Уж очень интересный у вас случай.

– Пишите, – пожала плечами Люба.

– Пишу-пишу. – Схватив первую попавшуюся бумажку, доктор Швец быстро восстанавливал всю картину. Этот рассказ тянул на целую докторскую диссертацию. Да что там на докторскую! Эпизод с приходом милиционера вытягивал её на уровень самостоятельного направления.

– У мамы так ухо распухло – ужас, – между прочим обронила Люба.

– Ухо? – Швец перестал писать и почесал нос. – Почему ухо?

– Ну так этот знакомый мужа двинул её дубовой скалкой. А потом доказывал, что просто поздороваться хотел. Придурок… Мама так упала, что в шкафу посуда побилась.

– Постойте. Так он её просто ударил и все?

– Ничего себе – все! А этого мало, что ли? Знаете, какая у меня скалка тяжёлая! Третья категория, три с половиной фунта.

Швец отложил свои записи и, поискав в кармане сигареты, тут же забыл про них. Кажется, докторская диссертация от него уплывала.

– Значит, Люба, знакомого вашего мужа вы всего лишь избили скалкой?

– А я хотела, что ли, его бить?! – возмутилась Люба. – Серёжка, он знаете какой юркий, паразит. Я его ловлю, лишь когда он пьяный, да и то на противоходе, с полуоборотом, а потом – туше… – Люба так убедительно взмахнула рукой, что Швец даже попятился.

– И давно вы его.., скалкой? – В голосе доктора прозвучало сочувствие.

– А пусть не пьёт, паразит! И за бабами на таскается.

– Ну ладно. А зачем же вы ко мне пришли?

– Когда я колотила этого Серегиного знакомого, он превращался все время. Я ж вам рассказывала, доктор. Вы что, забыли?

– Я все помню, дорогуша. Я все помню. С этими словами Швец достал из портфеля бланки рецептов и выписал Любе травяной чай.

– Вот, дорогуша. Будете принимать это лекарство, и кошмары как рукой снимет.

– Ой, правда? – обрадовалась Люба, вставая со стула. Швец ещё раз взглянул на её круглые коленки и вздохнул.

– Конечно правда.

– Ну я пойду?

– Идите, Люба. Идите.

Когда пациентка повернулась к нему спиной, доктор Швец ещё раз оценил её фигуру.

«Хорошая баба, – пришла на ум доктору совершенно не академическая мысль. – Хорошая баба, но дура».

За дверью послышался шум. Гинеколог и венеролог, пьяные, возвращались с обеда. В душе доктора Швеца снова зашевелилась зависть.

Всю дорогу до посольства пенсионерка Живолупова совершала перебежки от магазина к магазину и через проезжую часть, заставляя водителей нервничать и орать в открытые окна.

Пассажиры автобусов тыкали в её сторону пальцами и смеялись, однако Гадючиха не обращала на них внимания, поскольку была занята важным делом.

Спрятавшись за будкой с мороженым, она достала из потёртого ридикюля бинокль и стала в упор разглядывать прохожих, старательно выискивая «хвост».

Однако вокруг были чисто, а значит, следовало воспользоваться этой ситуацией.

«Ну, раз не следят, значит, окончательно не уважают», – подумала Гадючиха, заранее оправдывая задуманное преступление.

Убрав бинокль и сгорбившись, как среднестатистическая старушка, пенсионерка Живолупова двинулась вдоль исторических особняков, время от времени искоса поглядывая на дежуривших возле них милиционеров.

Для собственного успокоения, а также в качестве меры предосторожности Живолупова зашла в недорогое заведение и заказала два пирожка с ливером.

Мозги Гадюхичи работали ясно, как никогда, хотя она и замышляла такое, за что других когда-то собственноручно отправляла на смерть. А решилась она ни много ни мало продать родину и предоставить все имевшиеся у неё ценные сведения вероятному противнику.

Пирожки попались так себе, но Гадючиха скушала их с аппетитом. Оставив в качестве чаевых двадцать копеек, она снова вышла на улицу.

Солнце двигалось к зениту. Молодой смог поднимался над крышами, чтобы к вечеру, сгустившись, нависнуть на городом непроницаемым грибом.

«А и чего я здесь потеряла?» – спросила себя Гадючиха, и ей тут же представилась большая изба в заграничной деревне, где куры неслись страусиными яйцами, а свиньи имели натуральный розовый цвет.

«Надоело!» – сказала себе Гадючиха и ещё решительнее зашагала навстречу измене родине.

Возле большой раззолоченной вывески она невольно задержала шаг. «Посольство Соединённых Штатов Америки» – самая обыкновенная с виду надпись, однако теперь эти слова взволновали бабушку Живолупову не на шутку.

Прошагав ещё пару кварталов, Гадючиха остановилась возле телефона-автомата и, пропустив несколько подозрительных прохожих, метнулась в будку.

Найденный в старых записях телефон ещё работал, и на том конце сразу сняли трубку.

– Посольство Соединённых Штатов. Секретарь Герц слушает…

– Ты такой же Герц, как я Никита Хрущёв, – ехидно заметила искушённая Живолупова молодому стажёру российской контрразведки. – Ну-ка переадресуй звонок в посольство и больше не хулигань…

– А если не переадресую?

– Тогда я скажу, что в посольстве бомба, и смену ты закончишь не в восемнадцать ноль-ноль, а часика на четыре попозже – после отчёта. Тебе это надо, сынок?

На том конце послышался тяжёлый вздох, после чего возобновились гудки вызова.

– Посольство Соединённых Штатов. Секретарь Герц слушает…

На этот раз бабушка Живолупова не сомневалась, что говорит с настоящим американцем, польку тот извлекал слова откуда-то из желудка, если не сказать хуже.