– Кого ты привёл, Сайд? – спросил он по-русски.

– Хорошие люди, Абдулла. Нужно провести их к колбасе…

Проводник зажёг фонарик и посветил в лица своим гостям.

– Значит так, места здесь опасные, поэтому идти за мной – след в след. И не трогаться с места, пока я не скажу. Понятно?

– Да, – кивнул Серёга.

– Тогда доставайте противогазы. Скоро подует восточный ветер и принесёт запах… Нужно торопиться.

Наученный горьким опытом со старушкой, Тютюнин лично проверил пробки на фильтрах, чтобы путешествие не окончилось, так и не начавшись.

Исключение он сделал только для Палыча, поскольку ему противогаза не потребовалось.

Когда Абдулла спросил почему, Сергей сказал, что Палыч – йог. Это было не совсем правдой, однако Тютюнин не знал, как объяснить особенности своего гостя.

На всякий случай попрощавшись с Саидом и двумя его земляками, группа тронулась в неизвестность. Абдулла шёл впереди и длинным посохом проверял перед собой дорогу. Если опасность казалось проводнику слишком очевидной, он бросал вперёд гайку с привязанной к ней ленточкой и только после этого осмеливался идти дальше.

Спустя час или даже больше среди высокой травы стали попадаться остовы военных автомобилей, тюки с полуистлевшим обмундированием, банки с окаменевшим солидолом и коробочки с военной лыжной мазью.

Абдулла останавливался все чаще и подолгу готовился к броску очередной гайки с ленточкой.

Потревоженные людьми сонные мухи поднимались из травы целыми стаями и, тревожно гудя, улетали на запад.

Волнение проводника передавалось Серёге и Лехе, а вот Палыч становился все бодрее по мере того, как экспедиция приближалась к его заветной цели.

Ещё через четверть часа отряд преодолел поваленные временем столбы с колючей проволокой, а затем и предупреждающую надпись:

«Внимание! Часовой стреляет без предупреждения!»

«Да куда ж это мы идём?» – заволновался Тютюнин, однако надпись на следующем щите расставила все по своим местам:

«Хранилище неприкосновенного запаса членов ЦК ВКП(б)».

ВКП(б) было слегка закрашено, и по нему уже другой краской написали «КПСС».

Когда до возвышавшихся впереди руин склада оставалось совсем немного, земля под группой неожиданно разверзлась, и они полетели вниз.

«Вот и все», – подумал Сергей, пока летел до самого дна. Затем последовал удар, и падение прекратилось.

«Нет, не все», – снова подумал он и услышал какие-то хрипы. В темноте скользнул луч принадлежавшего проводнику фонарика. Он упёрся в бьющийся комок, и Тютюнин узнал Леху. Порванная маска противогаза уже его не защищала, и запах продуктового подземелья грозил ему смертью.

Не растерявшись, Сергей выдернул из сумки запасной противогаз и в несколько секунд надел его на друга.

Окуркин задышал ровнее, а затем поднялся на ноги.

Чуть в стороне, перебирая от нетерпения ногами, стоял Палыч. Запах протухших складов ничуть его не беспокоил, а, казалось, наоборот, даже возбуждал. Гость чувствовал, что осталось совсем немного и колбаска уже где-то рядом.

Когда выяснилось, что все живы, группа двинулась дальше. Им пришлось идти мимо бесконечных стеллажей, заставленных коробками с маслом, мешками с сухарями и ящиками с тушёнкой «Ворошиловская 1936 г.».

Минут через десять Абдулла остановился возле огромных запертых ворот. Серёга с Лехой поняли, что это и есть то самое место.

Палыч от перевозбуждения начал поскуливать.

– С ним должен идти кто-то один, – глухо пробубнил сквозь маску проводник. – Остальные буду страховать.

Он снял с плеча моток капроновой верёвки и вопросительно посмотрел на Сергея и Леху.

– Иду я, – сказал Тютюнин, – а ты будешь тянуть, если что.

Окуркин кивнул. Абдулла привязал Сергея за лодыжку, а затем они вместе с Окуркиным отворили тяжёлые ворота.

– Возьми. – Проводник сунул Серёге фонарь. – Тебе он нужнее. И помни – ваши сто пятьдесят килограмм.

– Чужого нам не надо, – ответил Тютюнин и, махнув Палычу рукой, скомандовал:

– Пойдём.

Пробираясь между высоких стеллажей и сдерживая не в меру ретивого Палыча, Серёга светил подслеповатым фонариком, выискивая варёную колбасу.

Ему попадались ящики с разными надписями, однако все это было не то. Тютюнин уже собирался вернуться и обратиться за помощью к Абдулле, когда ему наконец попалось то, что нужно.

Отсчитав три пятидесятикилограммовых ящика, Серёга стащил их на пол и, показав Палычу, сказал:

– Они твои. Можешь начинать.

И отбежал подальше, чтобы не видеть, как все будет происходить.

Гость из другой реальности набросился на угощение так страстно, что Тютюнин слышал треск разгрызаемой тары. Впрочем, о кулинарных традициях Палыча он знал совсем немного, а потому терпеливо дожидался окончания мучительного для него процесса.

Палыч справился быстро.

Он подошёл к Серёге и тронул его за рукав.

– Моя доволен! – сказал он. Теперь это снова был тот толстый хитроватый китаец.

– Я рад, – ответил ему Серёга, и они двинулись в обратный путь.

На выходе из зала Серёгу обняли Леха и Абдулла. А потом все вместе они поднялись наверх по пыльной бетонной лестнице.

Возвращаться назад было так же трудно, проводник снова бросал гайки с лентами, однако, поскольку договор был выполнен, Лехе и Серёге дышалось намного свободнее, даже в противогазе.

Когда перебрались через поваленную изгородь, Абдулла пошёл быстрее. Впереди замаячил огонёк – Сайд и его земляки разожгли костёр.

Вскоре проводник уже сбросил противогаз и, обернувшись, улыбнулся Серёге и Лехе белозубой улыбкой. Однако она тотчас погасла, когда он увидел, как сильно изменился Палыч.

Как только они подошли костру, проводник тихо посовещался с Сайдом и земляками, потом обернулся к Серёге.

– Э, что с ним? Лицо распухло?

– Об этом после, – ответил Серёга.

– Да, после, – поддержал его Леха. А Палыч постоял у костра ещё немного, затем молча поклонился каждому из присутствовавших и исчез в зарослях высокой крапивы.

Поняв, что теперь можно говорить, Сайд возобновил расспросы:

– Алёша, кто он, э? Он что с колбасой делал?

– Кушал он её, Сайд, кушал.

– На спор, что ли?

Поняв, что объяснить все не получится, Окуркин утвердительно кивнул:

– Да. На спор.

Не в силах разобраться со своими проблемами, Люба по совету Олимпиады Петровны отправилась на консультацию к врачу, благо тот принимал по вторникам прямо в заводском медпункте.

«К.м.н. Швец К. Ю» – значилось на жестяной табличке, которую доктор приносил с собой и вывешивал на двери.

Пациентов к нему приходило немного, поскольку психические болезни заразными не считались. Другое дело – гинеколог и венеролог, эти трудились по семь дней в неделю, да ещё брали работу на дом. Доктор Швец им очень завидовал, хотя и понимал, что это нехорошо.

Появлению пациентки он очень обрадовался. Тем более что Люба была миловидна и вполне в теле.

– Здравствуйте, доктор, – произнесла она.

– Здравствуете.., э-э.., как вас зовут, дорогуша?

– Любовь.

– Что любовь?

– Зовут меня так – Люба Тютюнина.

– Очень хорошо, дорогуша. – Швец поднялся со стула и, нежно взяв пациентку за плечи, провёл её за ширму. – Раздевайтесь и прилягте. Сейчас начнём осмотр.

– Да у меня ничего не болит, доктор. У меня другие вопросы…

– Ну.., тогда садитесь напротив меня, – сказал Швец и разочарованно вздохнул.

Люба села на узкий стул и замерла, не зная, с чего начать.

– Ну так и что за проблемы, дорогуша? Муж пьёт и бьёт вас?

– Да нет. Он меня не бьёт. У меня случилось…

– Не бойтесь, не бойтесь меня. – Швец игриво пошевелил бровями. – Мне можете рассказывать все. Ну, кто это был: лифтёр, монтёр, телевизионный мастер? В детстве я, знаете ли, хотел чинить телевизоры, утюги, носогрейки, но в результате – психиатрия стала моим э-э…