– Эй, Салих из Балха! Ты, верно, приравнял меня к птичке, что бросаешь на меня столь яростные взгляды. Но то была всего-навсего птичка, я же – человек. Она была творением воздуха, а я сотворена богом, между нами великая разница, огромное различие. К тому же величие души состоит в том, чтобы дыханием или пятой воскрешать человека, освобождать душу от страданий, а не в том, чтобы лишать жизни живое существо или птицу своим взором. «Если ты способен, услади человеческие уста, Мужество не в том, чтобы ударить другого по зубам».

Салих, слыша такие речи, видя, что о нем все известно, удивился и сказал:

– Ведь это удел мужчин! Как могла познать скрытое ты, целомудренная женщина и добродетельная хозяйка? Откуда тебе ведомы тайны этих угодий? Откуда известно мое имя? Как ты догадалась о моем секрете?

– Я не открою своей тайны, – отвечала добродетельная женщина. – Не развяжу своей рукой заветного узла. В городе, который я укажу тебе, на улице, приметы которой назову, живет мой брат – охотник. Он и поведает тебе истину.

Салих тотчас пустился в путь и прибыл в тот город. Расспрашивая, он пришел к названной ему улице и увидел там охотника. Тот вытаскивал птиц из силков и отрывал им головы. Как только он увидел Салиха, тут же сказал:

– Салам алейкум, о Салих! Тебя прислала жена рыбака, моя сестра, чтобы я рассказал тебе о том, что у нее на уме. Ты пришел кстати. Добро пожаловать. Побудь эту ночь моим гостем, чтобы устранить сомнения, терзающие тебя, чтобы избавиться от колебаний, которые тебя мучат.

– Послушай, господин! – отвечал Салих. – Ты – охотник, а та женщина – рыбачка. Вы оба занимаетесь жестоким делом, немилосердным ремеслом. При столь дурных занятиях откуда у вас такое величие души? Как вы достигли такой высокой степени совершенства?

И вот, когда настала ночь, когда златокрылая птица солнца опустилась в гнездо запада, когда серебряная рыба луны выплыла в реку небес, охотник повел Салиха к себе домой и вручил отцу и матери плоды своих дневных трудов. Он всячески привечал родителей и угождал им, оказывал уважение и почет. Всю ночь он на одной ноге вертелся, прислуживал им, всеми силами стараясь заслужить их расположение. Когда настала пора белизне утра взойти на просторы небес, когда сокол солнца простер над миром крылья света, охотник сказал Салиху:

– Этот высокий сан, эта глубина постижения, которые ты сам лицезрел, при всем том, что я проливаю кровь живых существ и лишаю их жизни, достались мне за почитание родителей. А к сестре величие духа ниспослано за то, что она верно служит мужу. Ты же бросил дом без родительского разрешения, покинул дома святыню и пустился на поиски излишних знаний.

Услышав такие речи, восприняв назидания охотника, Салих без промедления сел на верблюда возвращения и вскоре вернулся домой. С тех пор он стал усердно служить отцу и матери и заботиться о них. А всеславный и всевышний господь в благодарность за его доброе намерение открыл перед ним врата знаний и одарил его земными и загробными благами.

– Послушание родителям и забота о них, – закончила самка попугая, – влекут много благих последствий. А спасение в обоих мирах зависит от довольства родителей.

Когда Убейд выслушал эти речи от попугаихи, а до этого в душу ему уже запали слова самца, он оставил свои покои, поспешил к родителям, чтобы воздать им почет и уважение, бросился к их ногам, попросил прощения за все то, что произошло. Потом он собрался в торговое путешествие, отправился вместе с другими купцами морским путем и вернулся с богатыми товарами и несметной прибылью. После того он спокойно и безмятежно зажил в своей семье, не зная тревог и волнений.

Попугай так завершил рассказ:

– О Мах-Шакар! Если и ты по моему совету поспешишь к любимому, то воистину, как и тот купеческий сын, который послушался совета самки попугая, вернешься домой во здравии и благополучии, победоносной и ликующей.

Попугай как раз довел свой рассказ до этого места, когда черная ворона ночи снесла в гнезде мира волшебное яйцо утра, а петух солнца возложил на голову золотой венец и поднялся в воздух.

На сорок вторую ночь, когда златоклювая утка солнца нырнула в родник запада, когда ворон ночного мрака распростер над миром свои крылья, Мах-Шакар, которая, тоскуя по цветнику любимого, словно птица с пестрыми крыльями сидела в гнезде страсти, украсила себя на все лады, раскрыла в улыбке сахарные уста, пришла к попугаю и попросила открыть ей стезю разрешения и указать дорогу соизволения. Попугай сначала улыбнулся, показывая, что ему смешно, а потом он оказал хозяйке почет, выказал преданность, воздал смиренно ей хвалу.

Мах-Шакар удивилась тому, что попугай смеется, спросила о причине.

– Сегодня я слышал удивительную сказку, – отвечал попугай, – и с тех пор не могу удержаться от смеха.

– От кого ты слышал? – спросила Мах-Шакар. – Что это за веселая история? Расскажи-ка мне!

– Нынче днем, – отвечал попугай, – когда владения полуденного жара достигли предела, глаза мои стали слипаться от сна, как вдруг подлетел и сел около моей клетки попугай, мой давний друг, с которым мы долгие годы провели в одном саду в дружбе и ладу. Между нами пошла беседа о том о сем. А попугай этот великий мастер рассказывать. Я попросил его поведать мне занимательную сказку. И вот в промежутке между нашими беседами он рассказал мне притчу о селезне и вороне, и меня с тех пор не оставляет смех, улыбка не покидает уст.

– А что это за притча? – спросила Мах-Шакар, и попугай стал рассказывать.

Я слышал от своего преданного и искреннего друга, что однажды селезень и ворон стали назваными братьями, хотя между ними нет ничего общего. Узы братства между ними были крепки, основы привязанности и расположения – прочны. Ворон гостил у реки, где обитал селезень. Как и утки, он стал питаться речной живностью, прибрежными растениями и прочей снедью тех мест. По ночам он псчивал в пленительных и прекрасных уголках. Хотя селезень старался изо всех сил выказать ворону гостеприимство, подносил ему все, что попадалось в реке, сердце ворона стало скучать по еде и напиткам, к которым он привык, его природа стала тосковать по падали и отбросам. Ведь великие мужи сказали: «Каждому существу – своя еда, каждой душе – своя пища, ибо верблюду колючка слаще, чем финик человеку, а павлину змея так же приятна, как сахар устам попугая».

Итак, ворон стал тосковать о родном доме, вспоминать свое прежнее жилище. Ему захотелось расправить крылья возвращения и повести за собой и других птиц. Он обратился к селезню, извинился перед ним, а потом сказал:

– О добрый мой брат, о сердечный друг! Я хочу вернуться в свою келью. Если и ты прибудешь в мое гнездо и озаришь его светом своего присутствия, я окажу тебе гостеприимство по мере сил моих, буду всячески стараться услужить тебе. Я встречу тебя лаской, окажу тебе почет. Быть может, мне удастся отплатить тебе хоть немного за твои милости или воздать должное за твои великие почести. К тому же ответное посещение – обычай Господина господ,[376] как он сказал – да будет мир над ним: «Если меня пригласят даже к мулу, я все равно приму приглашение». Дом твоего покорного раба – твой дом. Ведь если кто-нибудь возвращается к себе домой, в этом нет порока или невежества.