На девятнадцатую ночь, когда луноликий отшельник солнца, словно друзья пещеры,[282] заснул в пещере запада, а солнцеподобный суфий луны, словно Полярная звезда, вступил на лиловый молитвенный коврик неба, Мах-Шакар пришла к попугаю, чтобы посоветоваться о своих делах. Он в эту ночь раскрыл свиток речи на другой лад и стал листать страницы мыслей иным образом. Похвалив и восславив госпожу, он сказал:

– Моя госпожа – да продлится ее жизнь – очень милосердна и благосклонна к слугам и рабам, своим благоволением она каждую ночь проявляет чрезмерную милость ко мне, внимательными расспросами снимает ржавчину с зеркала моей груди, моя душа и сердце благоденствуют благодаря твоим милостям. Однако я вижу, что госпожа пренебрегает свиданием с возлюбленным, и встревожен и обеспокоен задержкой и промедлением в этом, в мое сердце закрадываются всякие мысли и опасения.

– Я не виновата и на мне нет греха из-за того, что я не встретилась с возлюбленным, – отвечала Мах-Шакар. – Я непременно и во что бы то ни стало навещу его. Но все же поведай мне свои опасения и сомнения, мне надо знать это.

– Мои подозрения касаются только того, что госпожа каждый день мешкает и пренебрегает свиданием с возлюбленным и я не вижу в ней стремления к этому. Как бы тебе не пришлось лишиться и любви любимого, и привязанности мужа, как это случилось с дочерью аскета, которая трижды выходила замуж, умерла, потом воскресла, отвернулась от всех трех мужей и стала коротать дни вместе с отцом в келье, предаваясь аскетизму и поклонению богу. Быть может, и ты, как и она, обретешь покой в других делах? Таковы мои сомнения и волнения.

Мах-Шакар поразилась, как это человек может умереть и ожить, а женщина – выйти за трех мужей, и спросила:

– А как это случилось?

Попугай ответил:

Рассказчики преданий поведали, что в городе Хинд, лучшем из городов той части света, жил в келье набожный отшельник. Он отринул от себя блага этого мира и возложил на главу шапку отказа от мирского. Рукав вожделения и пола мирских наслаждений у него были коротки, словно локон красавиц и волосы негров, а путь тариката и плащ подвижничества его были длинны, словно ночь влюбленных и косы пленительных красавиц. У него была малая дочь, которая, несмотря на нежный возраст, своей прелестью, негой и красотой отвращала с истинного пути взрослых мужей религии и тех, кто ступил на стезю истины. Кто бы ни взглянул на ее прекрасный лик и несравненную прелесть, тотчас становился жертвой ее жестокого кокетства.

Из-за этой луноликой, соблазняющей аскетов, красивой, как ангел, подобной паве, от единого взгляда на нее не останется терпения у набожных мужей.

Однажды отшельник вместе с другими паломниками собрался в Мекку и взял в руки посох пути к святыне Каабы. Когда он прощался с родными, то наказал жене и сыну:

– На этом пути меня поджидают много опасностей, бесчисленное множество бед и напастей. Кто знает, быть может, мои тело и душа станут жертвой на этом пути, словно ягненок на заклании. Быть может, птица моей души с возгласом «я готова» взлетит в небо. Наша дочь, жизнь которой грозит несчастьем роду людскому, согласно выражению: «Когда же кого-либо из них обрадуют вестью о дочери, его лицо темнеет»,[283] близка к совершеннолетию. А всякому живому существу, в особенности человеку, не избежать супружества и не отделаться от родни. Если кто-нибудь зашлет к ней сватов, то без промедления сочетайте их узами брака, соедините платье ее целомудрия и рубище его добродетели.

Отшельник, дав наставления и заветы своей семье, взял в руки походную флягу, надел дорожную обувь и пустился по степям странствий.

Сын отшельника спустя несколько дней после этого также отправился в путь ради подвижничества и телесных испытаний. Каждый миг он вкушал молоко мудрости и чистую воду познания из родника сада путешествия и ключа на горе испытаний.

Отшельник тем временем прибыл в Долину безопасности и Обитель покоя и стал обходить вокруг горы Арафат.[284] Там он встретил добронравного и красивого юношу и избрал его в качестве зятя. Аскет, пользуясь отцовским правом, отдал за юношу свою дочь в ее отсутствие и определил для нее день проводов в дом супруга.

Сын отшельника меж тем приехал в какой-то город, и там ему понравился один юноша. Он, как велел ему отец, выдал за него свою сестру и назначил время вручения невесты на тот же день, что и отец.

Оставшаяся дома мать, которая также помнила завет мужа, нашла жениха, заключила с ним брачный союз дочери и указала, чтобы наряжать и провожать невесту, тот же день, что и отец и брат.

И вот, наконец, аскет, завершив все обряды хадджа,[285] вернулся домой. Сын также возвратился из поездки. Когда муж, жена и сын собрались вместе и поведали друг другу о своих решениях, они удивились и растерялись, пораженные совпадением случайностей и превратностями судьбы, стали винить себя за это и искать выход из столь запутанного положения.

Когда настала пора наряжать невесту и вести ее в дом жениха, все три жениха с дарами стали цитировать стихи, подобающие данному обстоятельству:

Отец девушки не знал, как ему быть. А трое женихов стали препираться и спорить из-за возлюбленной. Каждый считал себя правым и сверлил алмазом ресниц жемчужины слез. Один из них приводил ясные доказательства в свою пользу, другой возражал противнику убедительными свидетельствами, третий выступал против них с разящими доводами и пускал на ветер их притязания. А великие мужи по такому поводу сказали: «Источник со свежей водой привлекает толпы».

По городу распространился слух об этой распре, и народ стал собираться, чтобы поглазеть на спорщиков. Каждый, по мере своих знаний и ума, сообразно со своим рассудком и ученостью, приводил довод и высказывал мнение.

И вот, пока шел этот спор, по воле быстротечного времени, по волшебству круговорота месяцев и лет, девушку поразил удар, дыхание в груди у нее сперло, кровь замерла в жилах. И никто не ведал, что же с ней приключилось. Все решили, что ее постигла скоропостижная смерть или что ее укусила змея. Так что пир в доме аскета обернулся трауром. А отшельник, который выказывал большое горе, про себя был доволен, поскольку с него свалилось бремя распри и позора.

Деву поместили на похоронные носилки, вырыли ей могилу на кладбище. Вместе со всеми в погребальном шествии шли и женихи, скорбя и тоскуя. Они ни на миг не переставали рыдать и стенать, оплакивая покойную красавицу.

Когда то солнце красоты покрыли прахом, когда Юсуфа прелести опустили в могилу, когда куропатку сделали парой Анки небытия, все родные и друзья вернулись с кладбища, попросив извинения у женихов.

Настала пора миру, словно могиле грешников, потемнеть, как смола, а небу осветиться звездами, словно райский сад добродеющих. И тогда все трое юношей в тоске и скорби пришли к могиле девы, их стенания и рыдания поднялись до самых небес, они изнывали от тоски по луне, которую зарыли в яму, горевали и печалились из-за разлуки с любимой, каждый миг и каждый час сгорали в пламени отчаяния и умирали заживо.