Пришла весна, но о Ярополке слышно не было. А в начале лета пришла тревожная весть, что киевские войска вошли в древлянскую землю. Князь Олег вышел с дружиной навстречу, но был разбит, бежал, а в бегстве погиб и был завален трупами людей и коней.

Ярополк прилюдно горевал о погибшем родном брате, но в тот же день упразднил древлянскую землю как княжество. В стольном граде Искоростене отныне должен сидеть его управитель, а князя древлянам да не иметь больше!

Тавр ходил мрачнее тучи. Он разослал людей во все концы, те должны были упредить загодя о приближении войск. Новгород – не Искоростень, что под боком Киева. До Новгорода сперва должна пройти армия плотников, сбивая плоты на реках и болотах, замащивая трясины, разбирая завалы. Их увидят за сто верст, успеют приготовиться!

Однажды к Владимиру напросился на прием епископ. Он ехал в Киев из западных стран, задержался на недельку в Новограде, вызнавал, как распространяется вера Христа среди славян Киевской Руси.

Владимир велел гридням провести гостя в комнату, которую облюбовал для чтений и занятий. Там он поставил ложе, где ненадолго забывался коротким сном, иногда мял девок, не делая различия между боярскими дочерьми или простолюдинками. Епископ, худой и со строгим лицом, понравился, в глазах та же страсть, жажда большой работы, которую Владимир чуял в себе.

Епископ, в свою очередь, изумился, увидев вместо зала простую комнатку, а в ней вместо варварской роскоши – стопки манускриптов, рулоны карт, свитки, даже свертки бересты, на которой пишут местные жители.

Владимир с силой потер ладонями лицо, словно разгоняя застывшие на одном месте мысли, поднялся навстречу. Он так и не научился сидеть как личит князю, вставал в присутствии старших. Добрыня постоянно на это указывал, даже посмеивался, но пусть смеются, пусть. Зато в народе уже пошел слух о молодом князе, что завсегда вежлив со старшими, чтит мудрость, слушает советов.

– Кавы? – предложил Владимир.

– Что? – не понял епископ. Потянул носом, засмеялся: – А, и к вам добрался этот божественный напиток… Благодарствую. Честно говоря, не отказался бы. Если можно, конечно…

– Сувор! – крикнул Владимир. – Свари еще на две большие кружки!

Он видел, что епископ уже ощутил себя с ним легко и просто. Сел, сразу сообразив, что церемонии надо оставить для большой палаты, смотрит с любопытством. Одет в черное, но в лице жизни на троих, а в сухом теле чувствуется сила и жажда деятельности.

– Что привело к нам? – спросил Владимир.

Епископ покосился на манускрипты, все дивился, что варварский князь грамотен. В Европе почти все короли вместо подписи ставят крестики.

– Меня направили к великому князю… Ярополку. Миссия моя важна, мы везем книги, святые реликвии. С нами два десятка священников для храмов Киева и соседних городов.

– Неужто вера Христа так уж укрепилась? – не поверил Владимир.

Епископ усмехнулся:

– С гибелью неистового воителя Святослава многое поменялось. Его сын Ярополк принял послов от Его Святейшества, начал строить храмы в Киеве и городах Руси… На Русь пошла культура!

Он настороженно смотрел на князя, знает ли такое слово, тот кивнул, но сразу же возразил:

– Наши соседи ляхи приняли вашу веру! И что же? Им тут же запретили свою письменность, свои книги. Хорваты приняли веру Христа, тут же папа запретил им вообще пользоваться славянскими письменами.

Епископ смотрел в удивлении. Князь слишком молод и силен, чтобы интересоваться вопросами веры, морали или грамотности. Да и рассказывали о нем только как о витязе, что хоть и незаконнорожденный сын Святослава, но упорно старается во всем походить на отца. Но теперь он уже сомневался, что о новгородском князе ему доложили верно.

– Так и было, – признал он. – Но зато христианский мир един! Читает одни и те же мудрые книги, не надо перекладывать с одного языка на другой, заново переписывать сотни томов… Подумай, князь! Вера Христа пытается убрать стены между разными народами. Слить его в единый! Чтобы все понимали друг друга. А если каждое племя будет пользоваться своей письменностью, то стены между народами станут только выше. И снова будет брань, вражда, недоверие, прольется кровь…

– Здорово, – согласился Владимир. – Если бы так получилось, сам бы голову отдал!.. Но даже я, еще не став седым и немощным, зрю это как благородные мечты.

Он скалил зубы, внезапно ощутил себя старше. Епископ горячится, такие бойцы обычно проигрывают. Но горячие люди всем любы. Вся жизнь начинается со страсти.

– Почему? Разве это так уж невыполнимо?

Владимир покачал головой:

– Не знаю… Я всегда хотел стать волхвом.

Он заметил недовольство на лице епископа, засмеялся:

– Да будет тебе!.. Что такое волхв? У вас же культура только в монастырях и спасается от войн и разора. Только там и сохраняются грамотные, там книги не горят… Волхвы – те же монахи. Они собирают знания, передают их новым поколениям.

Епископ спросил все так же сухо:

– И что же помешало?

– А кто меня кормить будет? И у вас война иной раз так монастырь зацепит, что одни камни остаются.

Он горько махнул рукой. Епископ сказал с сочувствием, но и с новой надеждой:

– Но если мир станет единым, войны прекратятся!

– Поживем – увидим.

Епископ отвел глаза. Такие яростные в жизни долго не живут. Как Александр Великий, что умер в тридцать лет, как Христос, как тысячи и тысячи других, которым бы только жить и жить, но Господь их забирает рано, а оставляет зачем-то всякую погань, которую ни войны, ни болезни не берут…

Он перекрестился, отодвинул пустую чашку. С князем говорить восхитительно. Забываешь, что он так молод. Видно, пришлось пережить немало, только от горестей люди взрослеют так быстро.

– Спасибо за прием, – сказал он, поднимаясь. – Разреши на обратном пути навестить тебя?

– Будь моим гостем, – пригласил Владимир. – Как зовут тебя?

– Брат Мартин.

Каждое утро он с небольшой дружиной объезжал окрестные веси. Отряд верных людей расширялся, но все равно это был только отряд, а не войско. Звенько не отходил ни на шаг, чуял близкую беду. Все свободное время он до изнеможения упражнялся с боевым топором и щитом, бился с опытными дружинниками. Те его уже избегали, проклиная за настырность. Бьется до изнеможения, уже язык на плече, а все упражняется, готовится защищать князя, который сам не промах, дерется как рассвирепевший тур, но голову теперь сохраняет ясной, как небо в червне, у самого князя научился…

По дороге к одной веси увидели одинокого всадника. Крепко сбитый мужчина с непокрытой головой, но в кольчуге поверх рубашки, ехал на таком же нескладно скроенном, но крепко сшитом невысоком коне. Увидев загородивших дорогу вооруженных людей, он правой рукой вытащил меч, левой достал из-за спины щит и укрыл левую сторону груди.

– Не дури! – крикнул Тавр. – Нас пятеро. А на дороге еще и дружина.

Мужчина остановил коня, меч в его руке блестел. Глаза изучающе смотрели на богато одетых всадников. Его спокойствие и оценивающий взгляд выдавали опытного воина.

– Кто таков? – крикнул Тавр.

– А вы кто такие?

– Отвечай! – крикнул Тавр раздраженно. – Или тебя обязательно нужно сбросить с коня?

– Если сумеете, – ответил мужчина сильным низким голосом.

Тавр фыркнул, Владимир перехватил его за рукав. То, как держался незнакомец, странно кого-то напоминало. И меч вытащил без торопливости, и щитом укрылся без единого лишнего движения, и стал так, чтобы солнце светило им в глаза, а сам даже коня остановил на пригорке, чтобы в случае надобности усилить натиск. Все бывалые воины становятся чем-то похожи. Как похожи между собой ковали, сапожники или бортники.

Владимир сказал звонко:

– Я – князь новгородский Владимир. Этого довольно?

Мужчина, поколебавшись, бросил меч в ножны. Конь его, повинуясь незаметному приказу, тронулся вперед осторожным шагом. Владимир с интересом всматривался в широкое, исполосованное белесыми шрамами и все равно красивое лицо незнакомца. Был он немолод, но все же выглядел как высеченный из камня, а кольчуга литые плечи обтягивала плотно. Глаза были синие, как васильки.