Не обращая внимания на боль в плече, Николас сбросил промокший мешок с плеча. Наверное, большая часть провизии пришла в негодность. А пистолет он потерял. Лежит он теперь где-нибудь на дне реки, а у них осталось одно оружие — нож. Вытащив нож, он бросил его рядом с мешком. Потом осмотрел кандалы. На секунду у него мелькнула надежда: а вдруг? Но нет, цепь была в целости и сохранности. Ну, разумеется. Никакая сила — ни человека, ни природы — не в состоянии, наверное, разорвать эту цепь.

Николас снова улегся на холодный каменный пол и долго лежал без движений.

Неожиданно послышались всхлипы.

Николас поднял голову.

— Ты плачешь? — Он не поверил своим ушам. — Ведь мы живы.

Она не ответила, но, закрывшись рукой, разрыдалась еще сильнее.

— Ты ведь чуть не утонула, — напомнил он ей.

Это, по-видимому, не помогло. Она разрыдалась еще громче, все ее тело сотрясалось от рыданий.

Нахмурив лоб, он смотрел на нее, крайне озадаченный.

— Что, черт возьми, с тобой происходит, женщина?

— Я испугалась! — крикнула она сердито. — Неужели тебе никогда не было страшно?

Он онемел от неожиданности. Она сказала это так, как будто не хотела признаваться в этом. Ее слова снова вызвали у него незнакомое чувство сострадания, так же, как вчера, когда она рассказывала о том, что голод заставил ее воровать. Чувство это было для него совершенно новым. Он даже не знал, как оно называется, по твердо знал, что страх, о котором она говорила, ему приходилось испытывать. Много раз в жизни. Да, ему бывало страшно.

— Но теперь мы в безопасности, — тихо сказал он.

— Нет, не в безопасности. — Она села. Лицо выражало отчаяние. — Мы совсем не в безопасности. Мы умрем!

Собаки продолжали неистово лаять над головами, состязаясь с грохотом воды, падающей в смертельно опасный водоворот. Она зажала руками уши, прижала колени к груди и, уткнувшись в них, зарыдала в голос.

При виде ее отчаяния у Николаса горло перехватило от жалости. Господи, как она беспомощна! Сидит тут, вымокшая насквозь, замерзшая, а слезы еще добавляют влаги, такая одинокая.

— Не надо бояться, — сказал он тихо, не позволив себе придвинуться к ней. — Пока мы в безопасности.

— Нет! — Она сердито пнула цепь. — Я не могу больше бежать. У меня не осталось сил. Неужели ты не понимаешь? Совсем нет сил. Я вообще не очень сильная. Я устала от того, что надо спасаться бегством, что в меня стреляют, что за мной охотятся с собаками, что меня топят. Я устала от этой проклятой цепи и устала от тебя. Я хочу быть в безопасности, но никогда не буду. Я умру. Николас протянул руку и погладил ее плечо.

— Нет, не умрешь, — решительно заявил он. — У вас множество всяких недостатков, леди, но трусихой вас не назовешь.

Он притянул ее к себе и крепко прижал к груди. Он не отпустил бы ее сейчас ни за что на свете. Но и она на сей раз не отстранилась. Наоборот, прижалась к нему, выплакивая свой страх.

— Шшш, — шептал он. — С тобой все будет в порядке, ангелочек. — Он ласково провел кончиками пальцев по ее мокрым волосам. — Мы сбили со следа наших преследователей. Вход в пещеру не виден снаружи, мы бы и сами не заметили его, не окажись прямо перед ним. А собаки не учуют наш след в воде, полицейские подумают, что мы либо утонули, либо нас унесло вниз по течению. Там они и станут нас искать.

Его доводы звучали не очень убедительно, оп и сам понимал это. Дрожа в его руках, Саманта покачала головой.

— Из этой переделки мы не выйдем живыми, — всхлипывая, прошептала она.

— Но ведь пока мы живы. Нам только нужно держаться вместе и… — Николас не закончил фразу, и она подняла голову. Он посмотрел ей в глаза, в эти золотые озера… — и доверять друг другу.

Он произнес эти слова шепотом, словно не веря, что нашел их и даже высказал вслух.

Секунду спустя и она, и он, казалось, одновременно осознали, что нежно обнимают друг друга, ее грудь прижимается к его груди, а губы находятся на расстоянии дюйма.

Николас не чувствовал желания — только нежность. Он пытался справиться с этим незнакомым ему чувством. «В конце концов, я вожусь с ней только, чтобы выжить самому — мы ведь скованы одной цепью!» — убеждал он себя. Но не мог заставить отпустить ее.

Мгновение спустя, не думая больше ни о чем, он прижался губами к ее губам.

Она вдруг вырвалась из объятий.

— Да… ты, наверное, прав, — смущенно сказала девушка, откашливаясь и торопливо вытирая мокрые щеки. — Я… я рада, что нам удалось сбить с толку полицейских. — И она стряхнула с рукава невидимую пылинку.

А может быть, его прикосновение.

«Сбиты с толку не только полицейские», — подумал Николас, дрожа не от боли или холода, а от странного, непонятного ему самому мощного чувства, сводившего его с ума.

— И, кажется, я уже просила тебя не распускать руки, — холодно добавила девушка.

Он лишь взглянул на нее в ответ, не найдя нужных слов. Ему понравилось обнимать ее. Не только потому, что его влекло к ней — она вызывала у него более сложное чувство. Он сам себя не понимал.

— Я… наверное, должна поблагодарить тебя за спасение, — спокойно продолжала она, выжимая воду из подола юбки. — Если бы не ты, я бы утонула.

— Если умрешь ты, то умру и я, помнишь? — напомнил он.

— Еще бы не помнить. — Она встретилась с ним взглядом, помедлила, окинув взглядом темную пещеру. — Как, черт возьми, мы отсюда выберемся?

Их осторожные шага звучали громче, чем шарканье сотни нар ног, танцующих на мраморном полу. Сэм, широко раскрыв глаза, смотрела вперед, опасаясь, что их ждет бездонная пропасть, или — еще того хуже — что они упрутся в гранитную стену, означающую тупик. Неужели из пещеры нет выхода? Они шли уже более часа.

Во влажном замкнутом пространстве каждый звук: падение капли воды, шуршание гальки под ногами — исказился до неузнаваемости, а громыхание цепи казалось особенно зловещим, даже каким-то потусторонним.

Сэм шла впереди, высоко подняв светильник, если можно было назвать светильником пропитанные виски остатки нижней юбки, засунутые в жестянку из-под галет. Огонек едва мерцал в окружающей их темноте.

Сердце стучало где-то в горле. Сэм мучил кашель, казалось, что она никогда не откашляет эту проклятую воду. Она осторожно ощупывала почву под ногами. Галька, песок, липкая глина да острые камешки.

Сэм поправила тяжелый мешок на плече, и на это движение болью отозвался каждый мускул. Глубокие царапины и ушибы на руках и ногах, оставленные водопадом и скалами, саднило.

В некоторых местах проход сужался настолько, что они с трудом протискивались, а иногда он превращался в подобие узкого лаза, и им приходилось ползти на четвереньках. Вот они снова оказались в просторной пещере. Но конца все не было.

Время от времени Сэм чувствовала ветерок, ощущала приток свежего воздуха, и у нее появлялась надежда, что где-то впереди есть выход. Она напряженно вглядывалась в темноту, пытаясь увидеть проблески дневного света. Неужели не найдется выход и им придется еще раз столкнуться с водопадом?

Они шли, углубляясь все дальше и дальше в пещеру. Остановиться и передохнуть они не смели. Пока им удалось оторваться от преследователей. Но надолго ли? Не обнаружив их внизу по течению реки, полицейские вернутся, чтобы обыскать лес над их головами. Выйти из пещеры и оказаться среди своры собак и толпы полицейских!

«Господи! — думала Сэм, оглядываясь вокруг на неровные каменные стены, которые пламя светильника окрашивало в оранжевые тона, — должен же где-то быть выход! Господи! Прошу тебя, помоги мне его найти».

— Давай отдохнем.

Вздрогнув от звука голоса бродяги, Сэм чуть не выронила из рук жестянку со светильником. Она оглянулась на него. Он впервые сам попросил ее сделать передышку. Обычно об этом, изнемогая, просила она.

Да и вообще сегодня он уже не раз удивлял ее. Попросил ее идти впереди. Согласился отдать ей тяжелый мешок с припасами.