Дагестан, пос. Южный,

22 июня, суббота

Первая мысль, мелькнувшая в сознании Усмана Рашидова при виде давнего знакомого, была почти комичной: «Вот оно, хроническое несчастье». Совершенно обескураженный, следователь местного ОВД шел за своим поздним гостем. Непроизвольно жестикулируя, он бормотал что-то нечленораздельное, словно производил осмотр места происшествия. Хотя в некоторых случаях осмотр производится лишь по факту возбужденного уголовного дела, Рашидов по этому поводу не беспокоился: вот впереди него шагает настоящий возбудитель уголовных дел. Одет этот «гигантский вирус» с иголочки – в темно-серые модные брюки, стильную клетчатую рубашку с короткими рукавами и навыпуск, в руках дорожная сумка баксов за двести, туфли тоже потянут на двести.

– Не хотел тебя беспокоить днем, – обернулся Марковцев, взойдя на крыльцо приземистого, с покатой крышей дома, и снял очки с темными стеклами. – Все-таки ты работаешь, человек занятой.

– Ну да, – согласился Усман, чересчур резко открывая летнюю дверь, обтянутую сеткой от комаров, – ты решил лишить меня покоя вечером. На ночь, кагытся, – прогнусавил он любимое «как говорится». И добавил: – Ты где остановился?

– Вчера переночевал в махачкалинском клоповнике. А неделю назад шиковал в своем роскошном доме на Эгейском море, – со вздохом вспомнил Марковцев свою сгоревшую мечту. – Денег у меня хватает, на твоего земляка Шамиля я отработал честно. Хотя он не успел рассчитаться со мной полностью.

«Где он сегодня решил остановиться, спрашивать бесполезно», – догадался Рашидов.

А Марк буквально огорошил его:

– Иисус сказал: «Если войдете в дом, оставайтесь в нем, доколе не выйдете с того места. И если кто не примет вас...»

– Ну? – похолодел хозяин, ожидая страшного для себя продолжения, словно гость зачитывал ему приговор.

– Дальше, Усман, тебе знать не положено. Где твоя половина? – спросил Сергей, останавливаясь в длинном и узком коридоре частного дома.

– К соседке пошла, – простодушно ответил Усман.

– Я про мужскую половину спрашиваю.

Рашидов долго соображал и даже в какой-то момент надумал обидеться. Наконец смекнул, что гость говорит о мужской половине дома. Но ответил неосторожно:

– Проходи на кухню.

Марковцев рассмеялся в нос, похлопывая дагестанца по плечу.

– Вижу, ты так обрадовался, что даже потерял голову. Но ты прав, – чуть нараспев произнес Сергей, – поговорим на кухне. Вчера я распробовал местный коньяк и прихватил с собой пару бутылочек «Кизилюрта». Пил? – поинтересовался он.

– Пил. Кажется.

Гость прошел в конец длинного коридора, заставленного ящиками. На стенах висели тазы, какое-то тряпье, там же нашел себе место велосипед, крепившийся на крючьях. На полках, заваленных всевозможным барахлом – чайниками, кастрюлями, казанами и прочей домашней утварью, – места не было даже ржавому гвоздю. У Марка сложилось впечатление, что он попал в дом армянина-старьевщика.

Летом прошлого года он не заходил в дом следователя ОВД, разговор проходил в уютной беседке, увитой виноградом. Но и во дворе чувствовалась прижимистая рука хозяина. Он тащил все, что попадало ему в руки. Вдоль забора высились кучи битого кирпича, местами обгоревшего, взятого с каких-то руин, штабеля шифера и досок, ряды бочек. Что творится в сараях, можно догадаться и не заглядывая в них.

– Усман, я объявление в газету давал: «Избавлю от жадности. Дорого». Не читал?

– Нет. – Сам того не подозревая, Усман уже проходил в деле, которое неожиданно свалилось на Марковцева, как агент Марка под оперативным псевдонимом «Помощник».

Первый тост за хозяина дома – это правило. «Помощник» молчаливо наклонил голову и опрокинул в рот рюмку действительно отличного дагестанского коньяка.

– Что привело тебя в наши края, Синдбад? – с интонациями беззубого аксакала пошутил чуть захмелевший следователь. – Ищешь приключений?

– Дела государевы, – ответил Сергей. – Слышал что-нибудь о смерти капитана Бондарева?

– Слышал, конечно, – ответил Рашидов. Смерть начальника разведки флотилии всколыхнула все побережье дагестанского Каспия и ослабевшей волной прокатилась по горной части республики.

Каперанг носил русскую фамилию, однако в ней звучал и местный колорит. Бондарь – уважаемая на Каспийском побережье профессия, канувшая, правда, в Лету. Даже в Южном есть Бондарная улица, в Баку – Бондарный переулок. Жизнь в этом краю, где идет промысел рыбы, сбор урожая винограда, немыслима без бочек. А нефть?

– Почему ты заинтересовался этим делом, Сережа? – Хозяин называл гостя не то что ласково, а намеревался по простоте кавказской и как бы дружественным расположением против всей логики выгнать его вон поскорее.

– Усман, с тобой я могу говорить честно, – начал отрабатывать легенду гость. – Если бы не обстоятельства, я бы проходил службу в экипаже. Неважно, здесь, на Каспии, или на Балтике. С Бондаревым меня связывают двадцать лет дружбы. Спроси, откуда я приехал?

Рашидов не стал спрашивать, он слушал гостя, который, по его словам, бросил богатый дом в Греции и, подвергаясь немалым опасностям, пробрался-таки через десяток границ. И все для того, чтобы испортить более или менее спокойную жизнь дагестанца. Иначе Рашидов думать не мог. Дружеские подвижки – тем более русские – ему были неведомы. В свои тридцать пять он хотел жить той жизнью, к которой привык и не хотел отвыкать.

Бывают, конечно, исключения. Вот в прошлом году Сергей со своим другом разбавили местное бытие.

И чего греха таить, ожил тогда следователь Рашидов, взял в руки «калашников»; рискуя сделать жену вдовой, а детей сиротами, палил налево и направо по чеченским бандитам.

«Неужели снова?!» Теперь от тех мыслей остался, как и полагается, лишь пороховой газ. И мог выйти наружу в любую минуту, оставив душу дагестанца полупустой.

А ведь он часто вспоминал Марка. Наверное, потому, что никогда не надеялся увидеть его вновь.

Он заплатит?

– Сколько? – И мгновенно поправился. – Да не в деньгах дело, Сережа! Откровенность за откровенность. Откуда мне знать, может, Бондарев сунул нос не в свое дело, и его убрали. А могилу забросали такими версиями, которые выгодны кому-то. И никаким ломом их не выковырить. Я, кагытся, следователь, и сам себе не принадлежу. Прикажут мне или надавят, я все сделаю. Потому что не хочу однажды выскочить в одних трусах из горящего дома, ну? А тебе я чем могу помочь? Ну, съезжу я в Каспийск, поговорю с кем надо, а наутро мой дом спалят.

Усман повертел на столе пустую рюмку, бросил на гостя взгляд исподлобья. Положил ногу на ногу, поправил носок и зачем-то понюхал пальцы.

– С кем надо я сам поговорю. Ты скажи, к кому обратиться, – настаивал Сергей.

– От моего имени, да?

– Усман, не нагружай себя. Назови мне имя человека, с которым можно говорить откровенно – вот как с тобой. Все равно откуда он – из прокуратуры или милиции.

– Пойми одну вещь, – продолжал сопротивление Рашидов. – Следствие ведет сводная опергруппа из прокуратуры и ФСБ. Убит начальник разведки флотилии – да там контрразведка все почистила, ни одной сраной бумажки не оставила. Если и нашли что-то, местным силовикам не скажут. В Москве концы этого дела надо искать, а не здесь. Тебе не Усман Магомедович Рашидов нужен, а, кагытся, Иван Петрович Сидоров.

Допив вторую бутылку коньяка и проявив свой мужской характер – послав свою бабу-дагестанку на женскую половину, – Рашидов заплетающимся языком разоткровенничался:

– В Каспии найдешь человека по имени... Тьфу! – выругался он, пьяно мотая головой. – Имя из головы вылетело. Короче, найдешь следователя по особо важным делам городской прокуратуры Каримова. А, вспомнил, зовут его Исламом. Он ведет это дело. Прихвати с собой ящик вот этого прекрасного шнапса.

– Сколько?!

– Ящик. Двадцать бутылок, понял? На меньшее не рассчитывай, иначе Ислам даже не икнет на твое приветствие. Выпьете по пол-ящика, может, он и покажет тебе материалы дела. Он мастер пить – имей это в виду. Один раз так ухрюкался, что ему под утро вода в горло не пошла. Думал, пересохло совсем в глотке. Оказалось, – «Помощник» оглушительно икнул, – пробку на бутылке забыл открутить. Ну ладно, пойду я прилягу, устал с дороги.