И если «духи», стреляя, что-то выкрикивали, обозначая себя, то спецназовцы работали молча. В абсолютном молчании Иван Колпаков, обозревая зеленую панораму в оптический прицел ночного видения, ловил в перекрестие одну движущуюся фигуру за другой. Спортсмены стреляют по летающим тарелкам дробью, радиус рассеивания дроби достаточно велик, чтобы хотя бы одна из дробинок попала в летящую цель. Колпаков же с товарищами клал пули в мечущиеся фигуры бандитов ночью, в задымленной местности, с подсветкой на глаза от горящей травы и занявшегося огнем сухого кустарника, что серьезно затрудняло видимость. Стрелял так точно, как не снилось ни одному стрелку-спортсмену. И все так же молча. Что казалось немного жутковатым. Что-то гортанно выкрикивали бандиты, а спецназовцы хранили абсолютное молчание, и оружие в их руках, словно прислушиваясь к хозяевам, издавало лишь негромкие хлопки.

Все это заставило боевиков сделать еще одну, последнюю ошибку: вместо того чтобы, как обычно, разбиться на мелкие группы и отступать, они все больше сплачивались. Страх, облаченный в невидимые фигуры противника, сгонял их в кучу.

Спецназовцы, наоборот, видели достаточно хорошо для точной стрельбы и маневра.

На вооружении десантников были приборы ночного видения, крепившиеся ремешками к голове. В отличие от обычных очков «НВ», в них можно смотреть лишь одним глазом. Незаменимый прибор, оснащенный микроусилителем, имеющий поле зрения больше сорока градусов. Игорь Стеблин, бывший морской пехотинец по кличке Пехота, отрабатывал по «духам» из «АС». Он обозревал местность через монокуляр, а автомат наводил на цель когда по пятну лазерного луча, а когда через оптический прицел, установленный на оружии. Он и еще два бойца находились рядом с подполковником Марковцевым и «крыли» пару своих снайперов.

Чеченские боевики все же начали рассеиваться в трех направлениях, но везде встречали плотный и меткий огонь спецназа. Собственно, они попали в грамотно расставленную ловушку: по ним работали фланговые группы, а впереди встречала ударная, оттянувшаяся назад. Не шли они только в одном направлении, откуда их выгнал огонь и где залегли бойцы погранотряда, усиленные пятью «луганцами», и примкнувшая к ним десантно-штурмовая маневренная группа пограничников, находящаяся в автономном походе. Марковцев рассчитал все точно – не полезут боевики в огонь, ибо те, кто поджег траву, по логике, должны находиться за линией огня. Огня, который демаскировал их. И они убегали от него, стреляя наугад. Ныряли в распадки, по которым велся шквальный огонь из автоматов, куда летели гранаты спецназовцев, без опаски нанести ранение своим.

К утру с боевиками было кончено. Лишь пара «духов», укрывшихся в расщелине, огрызалась короткими очередями из автомата и пулемета. В 8.30 по местному времени пулеметчик, сделавший неосторожное движение, получил пулю из снайперской винтовки, автоматчик сдался, истошно предупреждая криками о добровольной сдаче. Вниз полетел автомат, потом «РПК» убитого товарища, и над каменистой грядой поднялись руки.

Только после этой попытки прорыва боевиков в Чечню в тылу у пограничников стали формировать батальонные тактические группы. Задачи таких подразделений ясны – поддержка «зеленых», уничтожение бандформирований при попытке пересечь границу в ту или иную сторону. Их окончательное формирование планировалось завершить в начале – середине августа текущего года.

16 июня, воскресенье

Утро выдалось ясным, на небе ни одного облака. Ветер относил дым пожара в горы. Кое-где горел кустарник, дымился остов кошары, отрыгивал через окна последние клубы дыма бревенчатый дом; удивительно, но он не сгорел полностью. Стоял, прокопченный, без крыши, с выбитыми стеклами и рамами с выгоревшей краской.

Пленного «духа» обыскали. Содержимое его карманов и рюкзака лежало на куртке, которую «луганцы» сняли с боевика. Он стоял на коленях, брюки расстегнуты, камуфлированная майка, мокрая от пота и с пятнами крови, задрана на голову. Он уже давно понял, что попал в руки не «собак», а настоящих «гоблинов»[3], возникших как из-под земли.

Двое стояли в паре шагов от него. Близость скорого конца обострила его слух и зрение. От зверя его отличало одно качество, присущее лишь человеку: убивая, он испытывал удовлетворение, тогда как зверь не чувствует ненависти к своей жертве. Сейчас же он стремительно терял это качество, отчасти поэтому видел его в бойцах, которых еще мог рассмотреть сквозь ткань майки, закрывающей лицо. А человека, который неспешно направлялся в его сторону, видел довольно отчетливо. Ясно различил движение его руки, высвобождающей нож из ножен; этот жест внятно говорил о намерении спецназовца.

Ему перережут горло. Как барану. Как пленнику. Без жалости к своей жертве.

Так люди они или звери, эти спецы, которые небольшим, судя по всему, составом в считанные часы уничтожили боевой отряд, считавшийся одним из лучших и носивший имя собственное – «Черный эдельвейс»?

Сейчас растоптанный, надломленный «эдельвейс», который осталось только срезать, жаждал увидеть в них людей.

Марковцев опустился перед боевиком на колено, одной рукой взялся за майку и освободил голову пленного, другой, вооруженной острым ножом, сделал резкое движение вверх.

Бандит даже не успел вскрикнуть. Он не почувствовал острой боли в груди и обжигающего потока горячей крови. Вообще ничего не понял. Лишь спустя некоторое время начал осознавать, что еще жив, а на теле нет ни одной ссадины, кроме тех, что он получил, выбираясь из расщелины. Стальное лезвие распороло майку от нижней кромки до горловины, сейчас она широким бесформенным лоскутом лежала справа от него.

Спецназовец ничего не прибавил к своим действиям, но где-то внутри сознания «духа» пронеслось сквозняком откровение, для него самого – жалкое и унизительное: он не имеет право носить камуфлированное облачение спецназа.

Трое суток назад он, окруженный товарищами по оружию, под их одобрительные возгласы и ритмичную музыку, отплясывал лезгинку; разрывал живую цепь, вставая в круг и уступая место очередному танцору. Потом, уже без музыки, но в сопровождении молитвенного ропота, этот же ранее беснующийся в танце круг снова пришел в ритуальное движение.

Так их провожали в одном из сел Панкиси – Худоргесе.

С таким настроением они преодолели перевал на грузино-российской границе. С таким же расположением духа, откровенно рисуясь, сделали очередной привал в брошенном хозяйстве у развалин Кеселой.

Все оборвалось в один миг. Ладно бы там воинственно-танцующая цепь порвалась из-за одного звена... Наоборот: цепи нет, лишь одно звено осталось, которое звали Саламбеком Ариповым. Называя себя, пленный чеченец ответил на первый вопрос командира спецназа.

Задавая вопросы, Марковцев осматривал вещи Саламбека. Собственно, перед Марком находился обычный набор чеченского боевика, скрывающегося в горах: хлорсодержащие таблетки зарубежного производства для очистки воды, причем с ароматической добавкой, отличающиеся от отечественных, отдающих хлоркой; несколько «Сникерсов» – любимая пища «духов», высококалорийная, содержащая в себе все питательные вещества, необходимые человеку; медицинский индивидуальный пакет, включающий сильнодействующее обезболивающее средство; нож с широким и длинным клинком, радиостанция «Кенвуд», деньги в американских долларах, початый рулон туалетной бумаги, записная книжка – обязательный атрибут чеченского бандита, и карта Грозного.

Чеченец и не собирался врать, говорил как на духу, взяв на вооружение тактику израильских военнослужащих, попавших в аналогичную ситуацию: говорить только правду.

В компетенцию Сергея Марковцева входила «горячая» обработка, и он задавал вопросы, далекие, казалось бы, от его миссии в этих краях и в этих же краях звучащие диссонансом. Природа, которая взяла в кольцо людей, маскировавшихся под нее, казалось, противилась словам, вылетавшим из горла человека, ее же топтавшего: