– А наш багаж?

– Багаж пока конфискован. Получите его в столице по предъявлении действительных паспортов.

Состав набирает скорость. Мы стоим на вокзале маленького городка на Диком Западе начала века: водонапорная башня, немощеные улицы, покрытые красной грязью, привокзальная гостиница и ресторан. Я ухожу, оставляя своих соотечественников размахивать кредитками и дорожными чеками перед любезным китайцем за стойкой, который достает изо рта зубочистку, разглядывает ее кончик и качает головой.

Я иду вдоль по улице, мимо салуна, мимо цирюльни, и сворачиваю на заросшую сорняками улочку: Улицу Без Вести Пропавших. Дома и с той, и с другой стороны выглядят заброшенными. Но чуть дальше здания меняются и улица резко идет под уклон.

БАНИ РАБОТАЮТ КРУГЛОСУТОЧНО. Я захожу в парную с мраморными скамьями. Мальчик, гладкий и белый, как алебастр, манит меня рукой, и я иду следом за ним через лабиринт душевых и парных в вестибюль и дальше – на улицу, на каменную площадку над зеленым откосом, переходящую в каменные же ступеньки, ведущие вниз. Мы ищем такси.

Вместе с ним – его брат-близнец, хромой, одна нога в лубке. Алебастровый мальчик сидит рядом со мной на каменной скамье. У него нет белков, его глаза сплошь нежно-голубые и блестят, как стекло. Он сидит, обнимая меня за плечи, и говорит на странном языке, который представляет из себя последовательность кинокадров и эпизодов из комиксов… мелькают вялые бледные ноги… серебристые ягодицы в темной комнате…

Я снял домик у реки у человека по имени Кэмел. Река неспешная и глубокая, в этом месте ее ширина – полмили. Вдоль гниющих пирсов бежит немощеная улица. Складские сараи в развалинах, крыши обвалились. Я стою посреди улицы и смотрю на дома. Дома обиты узкой вагонкой, краска облезла, жестяные крыши разделены водосточными желобами, забитыми сорной травой и заросшими ежевикой, ржавые консервные банки, разбитые печи, бассейны со стоячей водой, стоки забиты всяким дерьмом. Я поднимаюсь по крутым деревянным ступеням туда, где раньше было крыльцом с навесом. Навес насквозь проржавел, а внешняя дверь с проволочной сеткой сорвана с петель. Я открываю замок и толкаю входную дверь. Затхлый запах заброшенного жилья и внезапный озноб. Теплый воздух сочится в комнату у меня из-за спины, внутри смешивается с холодным, и там, где тепло соприкасается с холодом, я вижу почти ощутимую дымку, словно горячее марево. Дом размером двадцать на восемь футов.

Слева от двери, на привинченной к стене полке, стоит закопченная керосинка. На ржавой конфорке – синий дырявый кофейник. Над керосинкой есть еще полки с помятыми жестянками бобов и томатов, плюс две банки заплесневелых консервированных фруктов. В дальнем конце – два стула и деревянная койка, у стены – стремянка. Справа от кровати – дверь в туалет с двумя стоящими рядом дубовыми стульчаками, черным от ржавчины ведром и бронзовым вентилем, зеленым от патины.

Я выхожу обратно на улицу и осматриваюсь. С одного конца улица упирается в речку-приток. Я иду в другую сторону, прочь от воды. На углу – хибара с вывеской «САЛУН». Я захожу внутрь. Человек с глазами цвета серой фланелевой рубахи смотрит на меня и говорит:

– Чем могу служить?

– Не подскажете, где тут можно купить инструменты и все такое? Я только приехал, снял хижину Кэмела.

– Да, я знаю. Подремонтировать не помешает, я думаю… Дальний Переезд… в миле отсюда.

Я благодарю его и отправляюсь в путь. Грунтовая дорога, там и сям куски гравия, по обе стороны от дороги – пруды. Дальний Переезд – несколько зданий и жилых домов, водонапорная башня и железнодорожная станция. Ржавые рельсы заросли сорняками. По улице разгуливают куры и гуси. Захожу в магазин. За прилавком – мужчина с выцветшими серыми глазами, одетый в черную шерстяную куртку.

– Чем могу служить, молодой человек?

– Так, по мелочам. Я снял домик Кэмела.

Он кивнул.

– Надо чуток подремонтировать, я так думаю?

– Еще бы. Столько всего нужно, за раз просто не унесу.

– Вам повезло. Доставка два раза в неделю. Завтра.

Я обошел весь магазин, перечисляя: медная сетка на дверь, инструменты, гвозди, петли, двухконфорочная керосинка, пять галлонов керосина, десятигаллонная канистра для воды с краном и подставкой, бочка для воды, кухонная утварь, мука, бекон, сало, патока, соль, перец, сахар, кофе, чай, по ящику консервированных бобов и томатов, метла, швабра, ведро, деревянное корыто, матрац, простыни, подушки, рюкзак, спальный мешок, плащ, мачете, охотничий нож, шесть складных ножей. Хозяин ходит со мной и записывает все в блокнот. Сумка «Аллигатор Глэдстоун»? Пятнадцать долларов. Почему нет? Беру. Джинсы, рубашки, носки, банданы, нижнее белье, шорты, пара запасных походных ботинок, набор для бритья, зубная щетка.

Я укладываю в сумку одежду и туалетные принадлежности… рыболовные крючки, наживки, грузила, лесу, поплавки, сеть с блеснами.

Теперь – оружие. «Кольт Фронтир» калибра 32-20 с шестидюймовым стволом, курносый 38-ой в кобуре на пояс (их я кладу в сумку), двустволка двенадцатого калибра. Я рассматриваю карабины.

– Возьму, пожалуй, 32-20, так будет удобнее. Одни и те же патроны для пистолета и для винтовки. Или тут есть что-то такое, для чего нужен калибр посерьезнее?

– Ага. Медведи. Медведь нападает редко … но если уж нападет, то это, – он похлопал по коробке с патронами 32-20, – его только разозлит.

Он запнулся и вдруг посуровел.

– Есть и еще кое-кто, для кого нужно оружие потяжелее и с дальним боем…

– И кто же это?

– Народ с того берега.

Я взял кольт 32-20 с кобурой.

– В этом городе есть закон, запрещающий носить оружие?

– В этом городе вообще нет законов, сынок. Ближайший шериф в двадцати милях отсюда и старается ближе не подходить.

Я зарядил ружье и повесил его на плечо. Поднял сумку.

– Сколько я вам должен?

Он быстренько посчитал.

– Двести долларов сорок центов плюс два доллара за доставку. Вы уж простите. Все дорожает.

Я заплатил ему.

– Премного благодарен. Развозная телега выходит завтра в восемь утра. Лучше подходите пораньше. Может, еще что присмотрите.

– Тут где-то можно остановиться?

– Ага. Отель при салуне – через три дома отсюда.

Аптека по соседству. За прилавком – старый китаец. Я покупаю йодную настойку, лосьон для бритья, перманганат калия от змеиных укусов, жгут, скальпель, пятиунцевую бутыль опиумной настойки и такую же – конопляной настойки.

Отель при салуне. Бармен с медными волосами и такого же цвета лицом. Он спокоен и несуетлив. У барной стойки два коммивояжера пьют виски и рассуждают о растущих оптовых ценах на оградную сетку. Один из них толстый и гладко выбритый, второй – худой, с аккуратно подстриженной бородкой. Оба словно сошли со страниц старого фотоальбома. В углу играют в покер. Я заказываю полпинты виски, кружку пива и отношу их на столик. Потом отмеряю чуть-чуть конопляной настойки и запиваю ее в виски. Наливаю еще и оглядываюсь по сторонам. На меня смотрит мальчик, стоящий у барной стойки. Ему лет двадцать, круглое лицо, широко расставленные глаза, темные волосы и горящие уши. На бедре – пистолет. Он улыбается мне лучезарной солнечной улыбкой, и я выдвигаю одной ногой стул. Он забирает свое пиво и подсаживается ко мне. Мы жмем друг другу руки.

– Меня зовут Ной.

– А меня Гай.

Я поднимаю бутылочку с конопляной настойкой.

– Не желаешь?

Он читает этикетку и кивает. Я отмеряю ему крышечку, и он осушает ее, запивая пивом. Я разливаю виски в два стакана.

– Я слышал, вы сняли дом у реки, хибарку Кэмела? – говорит он, теребя уши.

– Так точно.

– Лишняя пара рук при ремонте не помешает?

– Еще бы.

Мы молча пьем. На улице гомонят лягушки. Когда бутылка опустела, на улице уже темно. Я подзываю бармена.

– Поесть тут у вас найдется?

– Запеченный голубь с маисовым хлебом, мамалыга и печеные яблоки.