Так далеко она не отваживалась заглянуть. Единственное, что она знала: Джек должен прийти, обязан. Вчера дядя Юстас ничем не оскорбил его, ни единым словом, но слова и не требовались. Всем своим видом он продемонстрировал, что возмущен присутствием Джека в ее доме и раздражен тем, что Софи поощряет его. Ей самой становилось больно при мысли о том, что должен был испытывать Джек. Теперь, лучше узнав его, она чувствовала его душевное состояние и понимала, как страдала его уязвленная гордость. Она жаждала увидеть его, утешить и сказать: все это не имеет никакого значения, она не такая, как ее дядя, и ничего не изменилось, они по-прежнему могут… могут…

«О боже!» – с отчаянием прошептала она, прижимаясь щекой к прохладному стеклу. Она распахнула дверь и подставила лицо сильному порыву ветра, принесшему запах дождя. «О боже!» – вновь прошептала она, и ветер подхватил и унес ее слова.

Около полудня ветер стих, тучи замедлили бег и постепенно поредели. К двум часам проглянуло солнце.

В пять Джека еще не было.

«Не придет», – безнадежно твердила она, уткнув лицо в ладони. Софи нервно ходила по саду, не желая, чтобы Ма-рис или миссис Болтон, если она им понадобится, увидели, что она разговаривает сама с собой. Она не находила себе места от волнения. Ей казалось, что, если проговаривать мучающие ее мысли вслух, становится немного легче. «Вот так, наверное, и сходят с ума», – пробормотала она в ладони. Что происходит с ней? Она безумно хотела видеть его, но не могла бы с уверенностью объяснить, зачем это нужно. На первый взгляд ничего не изменилось. Их застали вместе, но их встречи в саду и без того должны были прекратиться. Она испытывала необъяснимое, внушающее страх чувство, что теряет его, но не это было причиной странного, неистового желания видеть его. Она просто не готова была потерять его.

На террасе раздались шаги. Боясь надеяться, она медленно повернула голову, прогоняя с лица выражение тревоги и отчаяния.

Это он! Джек стоял на верхней ступеньке и выжидающе смотрел на нее, и сердце у нее затрепетало, как птица, душа возликовала. Слишком поздно притворяться или пытаться контролировать себя, свои слова. Все в нем было прекрасно для нее, и все это она теряла. И все же Софи не могла сдержать радостную, благодарную улыбку, которая была как раскрытая ладонь, как свеча в окне, чье мягкое сияние манит путника: «Ты желанный гость в этом доме».

Джек улыбнулся в ответ, но не сразу и притом грустно. Софи была слишком взвинчена, чтобы обратить на это внимание, и заторопилась ему навстречу. Ей нравилось смотреть, как он ходит, развернув сильные плечи, нравились его изящные руки, черные волнистые волосы. Она остановилась перед ним, подавляя желание обнять его.

– Я думала, ты не придешь, – взволнованно проговорила она, стиснув руки у подбородка. – Я так рада тебе.

– Я не собирался приходить.

– Знаю, – согласно кивнула она, не отдавая отчета в том, что говорит. – О боже, ну какое все это имеет значение? Джек, мне все равно, что думает дядя, правда все равно. Мне важно лишь видеть тебя!

– Софи, – прошептал он, протягивая и тут же опуская руку. – Мы можем сесть? Мне нужно кое-что сообщить тебе.

Она подумала, что он хочет пойти в сад, где никто не сможет помешать им. Там разговаривать было, конечно, удобнее, – но все же ее охватило чувство разочарования.

Они сели на обычном месте, у садового домика. Ей уже не нужен был табурет с подушкой для больной ноги; теперь она крайне редко пользовалась тростью. Странно, конечно, чувствовать сожаление, что ты почти выздоровела, и тем не менее это было так.

– Что произошло после того, как я ушел? – Коннор подался вперед и глядел на нее с участием.

– Ничего. Ты имеешь в виду, не устроил ли он мне сцену? Нет, ничего такого не было. Дядя мне не опекун, – она невесело рассмеялась, – а я не…

– Что он сказал тебе? Я хочу знать.

– Неважно, что он сказал. Мне совершенно безразлично, что он думает.

– Я хочу знать.

– Джек, можем мы сменить тему? Не желаю повторять то, что он говорил. Он не сказал ничего ужасного и, уверена, ничего такого, о чем ты сам не мог бы догадаться. Но не заставляй меня повторять его слова. Зачем портить наш последний день?

– Да, это действительно наш последний день, Софи, – согласился он тихо. – Но как ты узнала?

– Я не то имела в виду. Вовсе не обязательно. Но это… – Она махнула рукой в сторону сада, дома. – Возможно… Не знаю, как мы… – Она вспыхнула от замешательства и отчаяния. Она полюбила человека, которого даже не могла пригласить в дом.

– Нет. Нет, это наш последний день, – начала она снова, но Джек, наклонившись к ней, не дал ей договорить:

– Послушай. Существует организация, которая называется «Радамантское общество». Может быть, ты слышала о нем.

Она кивнула.

– Они социалисты, ведь так?

– Они реформаторы.

– Дядя утверждает, что они социалисты.

– Твой дядя и супруга королевы считает социалистом, – мрачно усмехнулся он. – Но не будем сейчас спорить об этом.

– Не будем. Какое они имеют отношение к тебе, Джек?

– Они предложили мне работать на них.

Она ошеломленно откинулась на спинку плетеного кресла.

– Они что?..

– Они считают, что я могу быть им полезен, – ответил он несколько высокопарно, – в их попытках улучшить условия труда на рудниках. Поскольку имею богатый опыт в этой области. Как шахтер.

– Но… как они узнали о тебе? Он отвел взгляд и засмеялся.

– Ну, я… написал им однажды письмо, это было очень давно. Они напечатали его в своей листовке. И с этого началась наша переписка.

– Ты никогда не говорил мне об этом.

– Как-то не было случая.

У нее мелькнула мысль, что он что-то недоговаривает, но ее тут же вытеснила другая, более тревожная.

– Но ведь это лондонская организация?

– Да.

– И тебе придется ехать туда?

– Придется.

Она невольно прижала руку к горлу.

– И ты поедешь? – чуть слышно спросила Софи.

– Думаю, что должен поехать.

– Когда?

– Не откладывая.

– Понимаю. Значит, ты пришел попрощаться?

– Софи!

Она встала и нетвердой походкой пошла прочь, прижимая ладони к пылающим щекам. Позади раздались его шаги, и она ускорила шаг. У выхода из сада она бесстрастно бросила через плечо:

– Не ходи за мной, Джек, пожалуйста…

Он не послушался. Ей не терпелось остаться одной, но, когда Джек остановил ее слепое бегство, обняв и прижав к себе, она с радостью повиновалась.

– Все хорошо, Джек, не беспокойся обо мне, – повторяла она, крепче прижимаясь к нему спиной. – Все хорошо. О, Джек. – Она повернула голову, чтобы поцеловать его, его волосы, висок. – Я не виню тебя. Это прекрасная возможность для тебя, и ты должен ею воспользоваться, я это знаю. – Она развернулась к нему. – Но… что, если попрошу тебя работать на меня? Не шахтером – в каком-нибудь другом качестве. Ты мог бы быть помощником Дженкса или Дикона Пинни. – И, когда он отрицательно замотал головой, добавила:

– Кем угодно… ты мог бы работать кем угодно, Джек, ты так умен…

– Нет, Софи, нет. Я не могу работать на тебя.

– Но почему? – чуть не плача, вскричала Софи.

– Не могу. Это невозможно. Не проси меня.

Его глаза и пальцы, сжимавшие ей плечи, убедили ее больше слов, что спорить бесполезно. Вместо того чтобы заплакать, она прижалась к нему и крепко обняла. Значит, он с самого начала знал, что это конец. Но терять его вот так, по-настоящему, и никогда больше не видеть – это невозможно!

– Не уезжай, – умоляла она, уткнувшись в отворот его пиджака. – Джек, неужели ничего нельзя придумать?

Он крепко, до боли, обнял ее.

– Софи, мы никогда не смогли бы быть вместе. Ты и я… как я могу остаться?

– Останься.

– Дорогая. – Он прижался щекой к ее щеке. – Не могу.

Софи вздохнула протяжно, безнадежно и отодвинулась, чтобы взглянуть на него. На его лице было написано то же страдание, те же муки, что испытывала она. Софи в отчаянии стиснула его ладонь.