Но сейчас Софи засомневалась: а вдруг это ей только почудилось, может, она все навоображала себе. И обманывает себя, представляя, что он отличается от других, потому что ей хочется, ей просто необходимо, чтобы он ни на кого не был похож, для оправдания своего интереса к нему. А на самом деле к нему относятся по-иному, возможно, лишь потому, что он новый человек в Уикерли и люди еще недостаточно его знают. Да, так скорее всего и есть.
Нет. Не может быть, чтобы она так ошибалась.
Софи чуть не расплакалась, не знала, что думать.
Коннор с улыбкой что-то говорил Трэнтеру, держа руки в карманах и носком ботинка ковыряя твердую, утоптанную землю. Внезапно он поднял голову и посмотрел прямо на нее. Она почувствовала, как вспыхнуло ее лицо, потому что решила: это ее пристальный взгляд привлек его внимание. Застигнутая врасплох, она не могла отвести взгляд и так стояла с неистово бьющимся в груди сердцем. Он смотрит на нее с вызовом? Нет, непохоже; взгляд у него ищущий, настороженный, но не насмешливый. Мгновения тянулись невыносимо долго – и тут пришло неожиданное спасение: дядя закончил свою речь, и у Софи появилась веская причина спокойно отвернуться, чтобы присоединиться к вежливым аплодисментам, раздавшимся на лугу.
Но когда Онория вновь заговорила с ней, она спряталась за соломенной шляпкой кузины, чтобы незаметно поглядывать на него. Сегодня на нем была голубая рубашка без воротничка, коричневые брюки с подтяжками. Она вспомнила тот день, когда перевязывала его раны у себя в кабинете, ту смесь тревоги и волнения, которые она испытывала в тот момент. Ей и раньше приходилось выступать в роли сестры милосердия, когда шахтеры получали порезы или синяки, но впервые она почувствовала, что между нею и пострадавшим мужчиной возникло физическое влечение. Влечение столь сильное, что ей даже трудно стало дышать.
От Дженкса она узнала, что доктор Гесселиус наложил шесть швов на руку мистера Пендарвиса, но это не помешало ему выйти на работу на другой день, как он и обещал. Рана, как видно, не беспокоила его и сейчас, когда он метал кольца; она зачарованно смотрела, как он подходит к линии и целится в шест. Он бросал прямой рукой, сбоку, что было ей в диковинку – в Уикерли предпочитали метать из-под руки. Девятифунтовое кольцо мелькнуло высоко в воздухе и приземлилось в глиняном кругу; раздался лязг металла, но Софи стояла слишком далеко, чтобы увидеть, набросил он кольцо на шест или оно звякнуло о другое кольцо. В группе шахтеров с «Калинового» раздались одобрительные возгласы, а Трэнтер завопил: «Два!» Значит, попал, радостно отметила Софи.
– София, ты смотришь на тех мужчин? Прекрати сейчас же. Один из них без рубашки! – воскликнула Онория тоном суровой учительницы, оторвав ее от созерцания игры.
– Не глупи, – покраснев, сказала Софи более резко, чем следовало, и повернулась спиной к играющим. Внезапно кузина схватила ее за руку и стиснула так, что ее ногти вонзились в кожу Софи. – Онория, что…
– Они пришли! – выдохнула Онория в исступленном восторге, глядя через правое плечо Софи. – О, как это великодушно, как милостиво с их стороны. Но, – благоговение, написанное на ее лице, сменилось выражением беспокойства, – но разве они должны присутствовать здесь?
– Кто? – недоумевая, спросила Софи и, обернувшись, увидела лорда и леди Мортон, которые стояли, держась за руки, и разговаривали с мэром.
– Нет. Нет, – решила Онория, – они не должны были посещать этот праздник.
– Но почему же? – удивилась Софи, которая была рада видеть чету Мортон.
– О господи, да разве не ясно? – Онория посмотрела на нее как на сумасшедшую. – Сегодняшний праздник – самое рядовое событие, совершенно недостойное внимания лорда Мортона. Какие-нибудь хулиганы, грубияны, – она огляделась, фальшиво содрогнувшись, – могут что-нибудь натворить, так и жди от них какой-нибудь выходки. Нет-нет, это неподобающее место для его светлости.
Софи раздраженно передернула плечами. Спорить было бесполезно, но ей хотелось бы напомнить, что половина этих «хулиганов и грубиянов», к которым Онория относилась с таким высокомерным презрением, были мужчинами и женщинами, работавшими на руднике ее отца, и их труд кормил и одевал ее.
– Не говори глупостей, – с досадой повторила Софи, хотя отлично знала, что попытки вразумить кузину напрасны, и отошла от нее, чтобы поздороваться с четой Мортон. Онория поспешила за ней.
Она просто вынудила Софи, которой стало тошно от ее подобострастного тона, подойти к Мортонам. Но и тут Онория была верна себе.
– Милорд, миледи, – присев в низком реверансе, слащаво произнесла она и прижала руки к груди в выражении неизъяснимой радости от того, что Мортоны оказали празднеству честь своим присутствием. – Добро пожаловать на… наш скромный праздник, – лепетала она бессмысленный вздор. – Какой прекрасный день, не правда ли? Словно небеса узнали, что вы придете, и велели солнышку сиять так приветливо.
Софи в смущении не знала, то ли ей рассмеяться, то ли провалиться сквозь землю. Она предпочла первое и была вознаграждена ответной ухмылкой Себастьяна Верлена, фа-фа Мортона, который, здороваясь, протянул ей руку.
Жена его улыбнулась почти незаметно, лишь уголками губ, но Софи видела, что ее тоже забавляет нелепое поведение Онории.
– Да, день сегодня просто великолепный, – сдержанно согласилась она низким голосом. – Мне это напоминает день Иоанна Крестителя в Оттери, что в приходе Сент-Мэри, городке, где я выросла. Помнится, однажды мой брат победил в беге в мешках и получил приз – цыпленка. Он жил у нас целый год.
Все заулыбались, даже Онория. Лорд Мортон спросил жену, где праздник интереснее, в Уикерли или Оттери. Пока она отвечала, Софи с затаенным интересом изучала их. Они были женаты около года, и их свадьба потрясла всю Уикерли, но, по правде говоря, потрясти деревню не составляло особого труда. Тем не менее скандальное прошлое Рэйчел Верлен, не говоря уже о том, что она и Себастьян до свадьбы жили вместе более или менее открыто – она поселилась в его особняке под видом «домоправительницы», – никого не могло ввести в заблуждение и не один месяц давало пищу досужим языкам. Но он был граф, она теперь стала графиней, а титулы имеют замечательную способность стирать в умах окружающих неприятные детали прошлого. Будь они обычными людьми, им, по всей вероятности, постоянно напоминали бы о столь постыдном в глазах местных жителей прошлом, по крайней мере здесь, в Уикерли. Но они были аристократы и, следовательно, столпы светского общества, и Онория Вэнстоун подобострастно улыбалась им, бесстыдно стараясь снискать их расположение.
Лорд Мортон принялся рассказывать о празднике Благовещения в Рее, городке по соседству, где он провел детство, и как он мальчишкой тайком сбегал с одним из грумов его отца, чтобы участвовать в скачках. Он был красавец, приятный собеседник, легко располагал к себе людей; с женитьбой в нем поубавилось надменности, но свою улыбку искусителя он сохранил и по-прежнему демонически заламывал бровь. Он все время прикасался к жене: брал ее за локоть, обнимал за талию, и Софи было радостно и тревожно находиться рядом с этими людьми, потому что, казалось, между ними проскакивает искра взаимного притяжения.
Со своей стороны, леди Мортон всегда была спокойной и сдержанной – внешне, во всяком случае; Энни Моррелл уверяла, что, однажды узнав вас и проникнувшись доверием, она становилась добрейшим другом, нежным и обходительным. Софи легко в это верила: ужасающее прошлое Рэйчел служило оправданием ее нынешней осмотрительности. Ее нельзя было назвать красавицей, но благодаря прекрасным темным волосам и необычайно светлым глазам она определенно привлекала внимание. Но что пленяло в ней, так это ее изысканные манеры, а также серьезность, таившаяся за ее улыбкой, тончайшая тень меланхолии в глубине ее глаз, не исчезавшая даже, когда она смеялась. Софи с радостью подружилась бы с ней.
Но сейчас было неподходящее время для этого.
– Мне нужно идти, – вздохнув, сказала Софи с искренним сожалением. Бой часов на церкви напомнил, что скоро ее черед выходить на помост. – Через двадцать минут должен выступать детский хор, этого времени едва хватит, чтобы собрать моих сорванцов.
