– Ждите, – сказал он и пропал во мраке.

– И зачем мы только влезли в это дело? – почесывая голову, проговорил Нерейд. – Сидели бы дома, пили бы пиво… И почему именно мы должны спасать родину? Что, нет других, более умелых или сильных? Да и боги на что? Шарахнул бы Тор молотом по этой башне – камушки бы раскатились ой как далеко…

– Молот Тора не для таких мелочей, – покачал головой Ивар. – И вообще, боги могут сделать что-то в Мидгарде только руками людей, ведь это наш мир. А насчет сильных и умелых… может, они и есть, да только сидят дома и пьют пиво или воюют где-нибудь в Брет-ланде или Серкланде… Каждому своя судьба!

– Да, с судьбой не поспоришь, – согласился Нерейд. Некоторое время ждали в тишине, потом мимо окна с шуршанием упала веревка.

– Ингьяльд не подвел. – Ивар оглядел свое воинство. Дружинники выглядели оборванными, грязными и усталыми, словно полгода скитались по лесам и болотам, но глаза у всех горели. – Теперь дело за нами. Кари, ты первый.

– Это почему?

– Потому что если твоя задница застрянет в этом окошке, то мы изнутри тебя как-нибудь протолкнем, – объяснил конунг.

Берсерк долго примеривался, пыхтел, затем с кряхтением вдавился в дыру. Лез медленно. В какой-то момент Ивару даже показалось, что тот застрял. Раздался треск, и на одном из прутьев остался кусок ткани.

– Что за жизнь, – сказал Нерейд, глядя на него, – одни убытки!

Один за другим викинги исчезали за окном, веревка тряслась, словно припадочная змея, потом затихала, сигналя о том, что настала пора взбираться следующему.

Ивар, как и прошлой ночью, взбирался последним. Легко проскользнул между прутьев и повис над бездной, вцепившись в веревку ладонями, которые ободрал еще вчера. Медленно полез вверх, ощущая себя трудолюбивым муравьем, который карабкается по стволу исполинского дерева, перебирая лапками на скользкой, черной, блестящей коре. Дряхлым и очень уставшим муравьем, которому не хватает пары ног…

Лицо овевал прохладный ветер, но Ивару все равно было жарко. Вспотел так, будто в зимнем исподнем бегал по солнцепеку. Пот тек по спине ручьями, оставалось надеяться, что не капает вниз, подобно теплому соленому дождику.

В открывшееся окно, в которое, как язык в пасть, уходила веревка, втиснулся из последних сил. Тут, к, счастью, не было решеток, зато под ногой, когда ступил на пол, хрустнули осколки стекла.

– Разобрались, где мы? – поинтересовался конунг, восстановив дыхание

– Все там же, в башне, – радостно ответил Нерейд, – только чуть повыше!

– Очень умно, – пробормотал Ивар, оглядывая широкий коридор со сводчатым потолком, тянувшийся вдоль стены башни. Все тут выглядело иначе, чем внизу, – стены покрывала мозаика из разноцветных камней, пол выложен мраморными плитами.

– Мне тут не очень нравится, – сообщил Лычко. Вид оборотень имел тревожный и если бы находился в волчьей шкуре, то шерсть на его загривке стояла бы дыбом.

– Мне почему-то тоже, – хмыкнул Ивар. – Но деваться некуда. Разве что обратно в окно выпрыгнуть.

Обе стороны коридора выглядели одинаково, но Ивар без тени сомнения зашагал направо. Чувствовал, что тут, в верхней части башни, все дороги рано или поздно приведут к ее хозяину.

По правую руку попадались окна, широкие, застекленные. За ними простиралось небо. Сметенные ветром тучи исчезли, и сотни звезд высыпали на прогулку по черному лугу ночи. Мягкий свет падал на горы, серебрился на далеких, заснеженных вершинах.

Не прошли и полусотни шагов, как коридор закончился. Из полумрака выплыли массивные двери, на которых мрачно блестело металлическое кольцо размером с человеческую голову.

– Пожалуй, зайдем. – сказал Ивар, берясь за кольцо, – Оружие готовьте…

За спиной заворчали, да так, что мороз вцепился в спину острыми когтями.

– Осторррожнее, – почти прорычал Лычко, – мне очень не нррравятся запахи, идущие из-за этой двери.

Ивар лишь пожал плечами: он ничего не чувствовал, но куда человеческому носу до волчьего? Дверь подалась легко, открылась мягко, без всякого скрипа. Ивар сделал шаг вперед, на уши обрушилась какофония шелеста листьев, негромкого рычания, сопения и резких, пронзительных криков. Нос чувствовал запахи шерсти, птичьего помета и еще чего-то непонятного…

Глаза привыкли, и он различил, что стоит в самом начале громадного зала, засаженного деревьями. Между ними виднелись металлические клетки. Во многих из них было заметно движение.

– Тут он держит зверей, – сказал Ингьяльд, – интересно, зачем?

– Для колдовства, – ответил Нерейд со знанием дела, – Там когти всякие нужны, шерсть, печень нетопырей, слюна бешеных шакалов, ну и всякое прочее. Не гоняться же Золотуштре за шакалами по пустыне?

– Думаю, что он в своем колдовстве обойдется без всякой шерсти и когтей, – усмехнулся эриль, – Ему хватит лишь движения пальцев.

В ближайшей клетке что-то зарычало. Черная фигура, похожая на человеческую, только куда выше и массивнее, поднялась в полный рост. Стала видна черная шерсть, толстые пальцы ухватились за решетку, на уродливом лице блеснули багровые глаза.

– Ничего себе зверюшка! – восхищенно сказал Ингьяльд.

«Зверюшка» задрала верхнюю губу, обнажив широкие зубы, и потрясла прутья так, что вся клетка загудела, заходила ходуном. Ниже шеи заколыхалось что-то похожее на два бурдюка.

– Да это девочка!.. – ахнул Нерейд.

– Ну ты силен! – с восхищением сказал Лычко. – Ни одной юбки не пропускаешь, даже той, на которой юбок… гм… нету!

– Хватит болтать, пойдем, – прервал дружинников Ивар.

На широкой дорожке, проложенной по центру зала, под ногами скрипел песок. Часть клеток, мимо которых шагали викинги, казались пустыми, в других сидели и лежали причудливые и странные существа… С удивлением они разглядели самого настоящего упыря, родного братца тех, с которыми не так давно сражались. Он сидел в заполненном водой углублении, откуда воняло болотом и тиной. Наружу торчала только круглая, как кочан капусты, голова.

Завидев людей, упырь зашипел, глаза его хищно блеснули. С лягушачьей грацией выбрался на бортик, прошлепал к самой клетке, оскалил острые, как спицы, зубы.

– Давно не кормили, видать, – сказал Нерейд. – Прирезать, что ли, чтобы не мучился?

– Оставь, – бросил Ингьяльд. – Пусть живет.

В следующей клетке громадным клубком лежала длинная, как дерево, черная змея. Чешуйки матово поблескивали. Заслышав шаги, развернулась с легким шорохом, и Ивар едва не подпрыгнул – на змеиной шее красовалась человеческая голова. Вместо волос была та же чешуя, лицо оказалось голым, без бровей, но глаза смотрели осмысленно.

– Ходют и ходют, – высунув раздвоенный язык, сварливо просипела змея. – Чего не сидится? Даже ночью покоя нет!

Нерейд шарахнулся, словно девица от мыши.

– Вроде и не пил! – изменившимся голосом проворчал он. – А такое померещилось!..

– Щас я тебе примерещусь, – пообещала змея, приподнимая голову повыше, – Мало не покажется!

Прянула вперед так стремительно, что видно было только смазанное движение, прутья клетки на мгновение окутались голубоватым сиянием. Змею отшвырнуло назад, она с раздраженным шипением закрутилась на полу, свиваясь в многочисленные кольца.

Обитатели соседних клеток заволновались, из темноты донеслись раздраженные крики.

– Это наг, – сказал Ингьяльд, – змеечеловек. Лучше его не злить!

– Если каждую зверюгу будем разглядывать, то стражи Золотуштры отыщут пас тут утром, у клетки с очередным нагом!.. – Ивар чуть повысил голос: – Прекратите треп!

Дальше шли в молчании. Взгляд было трудно оторвать от диковинных птах, чьи перья во тьме переливались словно крошечные радуги, зубастых полосатых котов размером с быка, из пасти которых торчали клыки, похожие на сабли, других чудесных или страшных тварей.

Золотуштра собрал их, похоже, со всего света.

Когда из полумрака выступила широкая дверь, Ивар вздохнул с облегчением. Взглянул на Лычко.

– Никого не слышу, – сказал тот, – там пусто, как в кошельке гуляки.