– Ничего себе, – мрачно сказал я. – Не оскажитесь так где-нибудь в людном месте. Могут быть неприятности.

Бойль обеспокоенно повертел головой по сторонам:

– А где отель? Или как это… гостиница?

– Зачем вам гостиница? – возразил я. – Платить еще, а за что? Сколько угодно покинутых квартир, встречаются и с мебелью. Выбирайте любую.

Он с подозрением посмотрел на меня:

– А это вполне корректно?

– Вполне, – уверил я. – Наймите кого-нибудь выломать замок, если заперто, и вселяйтесь. Если хотите, можете зарегистрироваться в местном департаменте, хотя теперь это, наверно, не обязательно… Только не забудьте укрепить дверь и не расставайтесь с оружием. У вас есть какое-нибудь оружие?

Хоть удавись, не был он похож на сына Альбиона. Скорее напоминал Георгия Юрьевича, Дашкиного соседа по лестничной площадке, этот могиканин недавно оборвался в шахту вместе с лифтом, не получив при этом никаких повреждений, кроме почему-то инсульта, и твердо намерен выздороветь. Он из бодрых старичков, из настырного племени беспробудных энтузиастов и изобретателей промышленного использования ушной серы. Совсем старый хрен: он не то что первую перестройку – он Брежнева помнит! Крепкое выдалось поколение, дуракоустойчивое. Как-то раз за коньячком – лакали вчетвером скромно, но неумеренно: я, Дарья, он и его внучатый племянник, стопроцентный лощеный менеджер, белый воротничок – он рассказал нам анекдот без бороды (какая там борода – выпала давно, и зубы выпали). Кто есть Брежнев? Мелкий-де политический деятель эпохи Аллы Пугачевой. Вот. И, рассказав, задребезжал соседушка хлипким старческим смешком, заперхал – коньяк не пролил, и то слава богу.

Он думал, что нам будет смешно. Мне было не смешно. Он думал, что кто-нибудь из нас спросит про Брежнева, и уже облизывался, предвкушая, как выдаст нам всю подноготную про него, про первую перестройку, про вторую диктатуру, да и про третью тоже. Я не спросил. Белый воротничок – тот вообще встал и ушел, пошатываясь, в уборную по своим воротничковым делам.

А Дарья вдруг спросила, кто такая Пугачева.

– Нет у меня оружия, – с достоинством сказал Бойль. – И не надо.

Ну-ну.

На приборной панели сигнал Единой Дорожной опять мигал вовсю, но я продолжал вести машину сам, следуя житейской банальности: из всех глупостей, какие в данный момент можно совершить, выбирай наименьшую. Правда, в центре можно было не трепыхаться насчет адаптантов. Тут их не держат. Если бы и держали, то здесь, между красной стеной и санным памятником на площади боярина Кучки, делать им все равно нечего, здесь все просматривается насквозь, как в институтском коридоре. По-моему, что эта стена в крупный зубчик, что гранитные сани с боярином одинаково действуют на адаптантов как хороший репеллент. Не пойму, в чем тут дело, какой-то угловатый стык зоологии с урбанистикой, не моя это область. Существует распространенное мнение, ни на чем, кроме здравой логики, не основанное и потому вряд ли верное: весь центр города – не что иное, как штаб-квартира некоей невероятной сверхстаи, ее дом, а дóма, как известно, не гадят… Здесь здравая логика дает сбой: адаптанты гадят где угодно. Не знаю, не знаю. Главное, что в центре почти безопасно, зато дальше, перед въездом на эстакаду и особенно потом, в Южном туннеле… Скверное место этот туннель, но в объезд еще хуже.

– Так вы, стало быть, антрополог? – спросил я Бойля – во мне пробудился интерес. Он закивал и опять завел свою механическую шкатулку. Да, ему, даже не являющемуся, по прискорбному недоразумению, членом Королевского общества, без всякой ложной скромности удалось кое-что сделать в этой научной дисциплине, и хотя его работы по физиологии адаптантов, строго говоря, нельзя назвать основополагающими, поскольку бесспорными лидерами в этой области знания являются Дюфэз и Вержицкий, а также следует отметить блестящую статью Земанека, Гейнике и Гешке в недавнем специальном выпуске «Природы», но тем не менее феномен адаптантов открывает столь значительные перспективы для исследования, что можно рассчитывать на получение близких и значимых результатов, которые помогут прояснить ряд до сих пор непонятных моментов, что, в свою очередь… и т. д., и т. п. Пока все это была ушная сера. Я терпеливо дослушал до конца.

– Мне бы хотелось как-нибудь с вами встретиться, – сказал я, – поговорить. Это возможно?

– Э-э… нет, извините, – сказал он. – Вряд ли. Я ожидаю, что в ближайшие дни буду занят.

Правильно. Я одобрительно взглянул на Бойля. Молодец. Пресекать праздное любопытство посторонних – дело святое.

– Можете пожить у меня, – поколебавшись, предложил я. – Квартира свободна, я теперь там редко бываю. Это тут недалеко, – я поискал в кармане карточку. – Вот адрес. Этот вариант вас устроит?

– Да, – он заметно обрадовался и оттаял. – Безусловно, устроит, я вам очень признателен. Но как же вы?

– Я же сказал: я там не живу. Может быть, навещу вас как-нибудь, и только. Договорились?

Как же, так я и выпустил антрополога. Я сделал небольшой крюк, завез Бойля к себе, перекодировал дверной идентификатор под его палец и дал краткую инструкцию: никому ни под каким видом не отпирать, а буде объекты его научного интереса начнут крушить дверь – вызывать полицию и баррикадироваться; если же не поможет – пощады, упаси боже, не просить, а брать в руки подручное средство, вот этот специальный железный прут, и лупить сволочей прямо в морду, это может произвести впечатление. Клин клином, только так.

Он вежливо поблагодарил, изображая, что понял. Черта с два он понял. Такие, как он, ни за что не станут бить железным прутом по лицу даже адаптанта, я их знаю. Им почему-то кажется, что они не должны-де уподобляться и ронять свое человеческое достоинство, они ждут, когда их достоинство уронят другие. Нет, я уважаю эту странную вымирающую породу, но вымирать такими темпами да еще в самом буквальном смысле – это уже, извините, слишком. Это не по мне.

И все-таки он был подозрителен, этот Бойль. Я вел машину, пробираясь сквозь заворот центральных уличных кишок, и ругал себя последним идиотом. Дурак я был, прямо-таки непроходимый дурак, вечнозеленый лопух самой классической разновидности. Это надо же придумать: взрослый человек, с виду вполне вменяемый, ни с того ни с сего поселил к себе какого-то сомнительного реэмигранта, подобранного на улице, а кто его знает, что он за тип, документов у него я не спрашивал. Расскажешь кому – ни за что не поверят. И лучше, конечно, никому об этом не рассказывать.

Эстакаду я проскочил довольно лихо, зато после нее все и началось. Улица-колодец, сжатая мертвыми домами, была совершенно пустынна, и мне это сразу не понравилось. Не люблю таких улиц, да и кто их любит, а тут еще впереди на дороге показался невесть откуда взявшийся снежок, и это мне понравилось еще меньше. На всякий случай я снизил скорость: если здешняя стая ведет охоту по своей обычной схеме, у меня есть немалые шансы уйти живым.

Вот они! Там же, где и в прошлый раз. Раздирающий треск моторов – такое впечатление, что разом со всех сторон и некуда деться. Ну, это обман зрения. Теперь главное – не суетиться и понять, что тут к чему, непременно понять, слишком многое от этого зависит, слишком многие накрылись из-за того, что здесь все решает отнюдь не скорость реакции…

Что ни говори, а согласованность действий у этих ребят всегда на высоте. Не успел десяток мотоциклистов впереди занять свои позиции, как я был уже отрезан и сзади: там их оказалось раза в полтора больше и вдобавок из переулка выруливал приземистый квадратный джип с открытым верхом, до отказа набитый какими-то холодоустойчивыми мордами. Нормальный человек в таком джипе околел бы через пять минут, а этим, судя по всему, было вполне комфортно, и один из них, лениво привстав и щерясь, пустил мне вслед пулю – поторапливал. По кормовому экрану коротко стукнуло. Все было в точности как в прошлый раз, совсем не делают выводов, а еще адаптанты.